— Последние действия сложения, — лжет. — Я не проверял их все, — отодвигает тетрадь, положив в корешок карандаш, и вновь указывает Оушин на стул рядом. — Проверь всё, у меня еще много домашки, времени на это нет, — оправдания. Не позволяет ей много думать, иначе засомневается и, в забавном случае, умчится прочь с кухни.

Но лицо Теи вдруг мрачнеет. Она толком не вскакивает, когда разворачивается, быстрым неловким шагом спешно направившись к двери. Дилан врезается озадаченным взглядом ей в спину, не успев что-либо проронить, Брук перебивает, растерянно устремив внимание на девчонку:

— Тея? — Оушин не реагирует, покинув помещение, утонув в темноте коридора, и Реин лопаточкой чешет свой висок, задавшись вопросом. — Чёй-то с ней? — и резко оглядывается, указав предметом посуды на парня, сердито процедив. — Ты её обижаешь?!

А что способен ответить Дилан? Его лицо продолжает выражать хмурость, в голове роем шумят мысли. Громким ударом локтя об стол опирается рукой на деревянную поверхность, щекой врезавшись в холодную ладонь. Смотрит в сторону двери. Стучит ручкой по тетради, тем самым раздражая Брук.

Кто, черт возьми, его знает.

***

Закрываю за собой дверь. Оказываюсь в комнате. Не стану анализировать свои эмоции, но что-то подтолкнуло меня сбежать от людей. И дело не только в изнеможении и возможно скорой потери сознания, в момент которого мне хотелось бы лежать в кровати. Что-то еще служит поводом для моего недовольства образовавшейся ситуацией. Что-то, чего я не хочу знать.

Беру со стола альбом и карандаш. Мне нужно немного попортить бумагу своими каракулями. Забираюсь на кровать, ложась на живот, и принимаюсь активно дергать ногами, носками указывая в потолок. Вожу пишущим предметом по листу.

И, знаете, я толком ничего не рисую. Я открыто выжидаю. Его реакции.

Ждать приходится недолго. Стук в дверь раздается минут через десять. Да, я слежу за временной стрелком на часах, готовясь наброситься морально на человека, который приоткрывает дверь, заглядывая в комнату.

Я. Его. Не. Понимаю.

— Можно?

Поворачиваю голову, прекратив дергать ногами, и больно безысходно вздыхаю, ведь парень не дожидается ответа, переступив порог, так что роняю слегка раздраженно:

— Это твой дом. Ты волен делать, что хочешь, — продолжаю черкать карандашом на альбомном листе, чувствуя себя загнанной в угол. Нужно было идти в сарай. Хотя, он тоже ему принадлежит. Дилан сует ладони в карманы расстегнутой кофты, свободным шагом приближаясь к кровати:

— Там Дэн скоро придет с пиццей. Мы собираемся устроить ночь кино, — вынимает ладони, принявшись собирать рукава, поднимая ткань к локтям, открыв татуировки. — Будем смотреть фильмы… — не перевожу на него взгляд, продолжая пялиться на лист, а О’Брайен будто понимает, как я могу расценить его слова, поэтому пускает смешок, объяснившись. — Нет, не групповуха, — полагаю, уголки его губ ненадолго задерживаются приподнятыми. О’Брайен продолжает как-то нервно дергать ткань рукавов вверх, не давая им спуститься к запястьям, и, наконец, прекращает играть роль «добренького парня», раздраженно закатив глаза:

— В чем дело?

***

— Добренькое! — распахивает дверь, раскинув руки и расплывшись в улыбке.

Дэниел приоткрывает рот, удерживает в руках две коробки купленной им пиццы. Пристально смотрит на Брук, с недоумением и осторожностью предположив:

— Когда пьяненький?

Реин опускает руки, закатив глаза так, что чуть не косится в сторону от вызванного головокружения:

— Да шо вы все заладили-то, а. Пиццу принес? — видит её в руках парня и вновь восклицает, как ребенок. — Ура! — и также внезапно эмоционально меняется, вдруг сердито хлопнув Брауна по плечу и прижав палец к губам. — Ой, тише ты, — ругает ни в чем неповинного Дэна, который не способен здраво реагировать на поведение девушки. — Мисс О’Брайен плохо себя чувствует, — ибо его внимание приковано к её футболке. Точнее, к мужской футболке.

В футболке, которая наверняка принадлежит О’Брайену. Ну, конечно. Что же еще Брук могла делать у него дома в такой час? Дэниел не воздерживается от тяжелого вздоха, слетевшего с его искусанных за день губ. Реин что-то напевает под нос, повернувшись к нему спиной, и шагает обратно к двери кухни, чтобы продолжить готовку. Браун продолжает топтаться на пороге.

Последние дни выдаются тяжелыми и… Дэниелу не помешает разрядка, но…

Он качает головой, прикрыв опухшие от потери сна веки.

Всё равно. Просто держи свои мысли при себе.

Помни, что происходило со всеми теми людьми, которые узнавали иные твои стороны.

Его мать больше не может переезжать. Дэн дал обещание — они остановятся здесь. Здесь он будет стараться.

Помни и контролируй. Тогда не окажешься в пугающем одиночестве.

***

Ощущение такое, будто я нахожусь в кабинете воспитателя или доктора, который отчитывает меня за поведение. Сразу одаряет скованностью, отчего ерзаю на животе, упираясь локтями на кровать, а ногами бью по подушке, сильнее принявшись надавливать карандашом на лист бумаги. Дилан стоит передо мной, как надзиратель, руки поставив на талию. Смотрит с не меньшим давлением, но зато прекращает казаться милым. Всё-таки, этот тип не так честен с Брук. Когда она рядом, он ведет себя куда «благосклонней». Неудивительно, это часть его образа.

— Я думал, что мы с тобой поладили, а ты опять ведешь себя… — прекращает говорить, думая, как выразиться вернее, и я помогаю ему:

— Как? — он знает, что именно хочет сказать, поэтому тут же продолжает:

— Странно, — указывает на меня ладонью. — Да, это норма для тебя. Но в чем опять проблема?

Поднимаю на него спокойный взгляд, мое лицо кричит равнодушием:

— У меня никаких проблем.

— Да? — он даже пускает смешок, но старается говорить тише, чтобы не потревожить сон Роббин.

— Это ты начал разговор, — акцентирую на этом внимание, кое-как скрывая свое удовлетворение данным фактом. — Может, проблема у тебя?

Смотрит на меня. В ответ. Врезается взглядом, причем, осознанно давящим, сощуренным, в то время как я остаюсь внешне спокойной, даже холодной, но мне правда не нравится, как он поступает. Несмотря на склад моего ума, человек я достаточно понимающий. И редко игнорирую волнения других, в первую очередь зацикливая на них внимание из-за интереса. Но тут О’Брайен начинает трепать мне нервы своей бессовестностью.

Не даю молчанию затянуться:

— Почему ты так поступаешь с Брук?

И моментальная реакция в виде недовольного фырканья:

— Не начинай, — голос жестче, напряжение, которым он окутывает меня, можно резать ножом, который спрятан у меня под подушкой. — Я просил не лезть.

— Ты знаешь о её чувствах? — не оставляю его в покое, решая надавить. Им обоим стоит прекратить делать это.

— Ты ничего не понимаешь… — попытка заткнуть меня, но я решительно перебиваю, сохранив спокойствие:

— Ты пользуешься, — его лицо сейчас выражает дикое непонимание, он вдруг начинает думать, не успевая молвить вопросительное «что». — Зачем? — пронзительно смотрю на него, реально намереваясь понять причины эгоистичного поведения этого типа. О’Брайен складывает руки на груди, с неожиданным удивлением шепнув:

— Ты думаешь, мы переспали?

Молчу. Смотрю на него. Чего он… Откуда такое… Что это за вопрос с последующим очевидным ответом. Он считает меня дурой?

Дилан прикрывает веки, пальцами коснувшись бровей, и, вдохнув полной грудью, молвит:

— Если тебе любопытно, то нет, — чешет пальцем лоб, вновь спрятав ладони в карманы. — Мы просто выпили на берегу, когда начался шторм, промокли, я отвез её к нам, вот и всё, — он даже улыбается, хоть и сдержанно, будто я задеваю что-то, и оно неприятно жалит. Возможно, мои суждения и поверхностны, но он сам проявляет себя, как извращенец, что мне остается думать?

— Но… — немного исправляюсь, намекая немного на другой вид взаимоотношений между ними. — Ты своим «дружеским» отношением даешь ей надежду.