Болезнь — такое же ненавистное проявление слабости. Дилан кривит губы, раздумывая, чем бы мог затмить проявление простуды, может, стоит поступить, как обычно? Начать грубить. Но он еще слишком сонный, а чувство моральной и физической слабости усугубляет ситуацию. А этот зуд…

— Поздравляю с победой, — Роббин ломит от усталости, но из-за постоянных смен в больнице у неё не остается времени на общение сыном. Данная истина печалит. Он уже такой взрослый. Кажется, половина его жизни просто пролетела мимо неё, поэтому она хочет растянуть этот утренний момент, когда ни ему, ни ей не нужно никуда спешить.

— М, — О’Брайен равнодушно мычит. Да, победа… Очередная. Бессмысленная. Почему? Потому что речь идет о Дилане — человеке, который быстро перегорает. Этот парень, в угоду своему характеру, бросается ко всему, берется за всё — и так же внезапно остывает. Любое увлечение и дело не доводит до конца, теряя интерес. Сложность в том, что каждое занятие — попытка отвлечься. А сейчас парень не знает, за что взяться. Ему хочется уйти с головой, дабы забыться, но даже команда уже не дает прошлого эффекта. Роббин видит это. Замечает, как уныло О’Брайен окидывает взглядом комнату, после вновь прикрыв опухшие веки. Женщина тревожится не напрасно и не безосновательно — ей знакома апатия, меланхолия, хандра, но страшнее всего в качестве товарища выбрать именно уныние. Состояние души, при котором силы высосаны эмоциональной пиявкой. И множество, множество вытекающих из этого последствий, которые когда-то привели молодую девчонку к алкоголю и прочей дури.

Роббин бы не беспокоилась, если бы не чертово «наследие» её семейки: психические расстройства, пограничные состояние, пожизненные неудачники, не умеющие приспосабливаться, чрезмерные алкоголики. Травка и спиртное — чертов герб семьи О’Брайенов. Роббин боится. Она не просто так изолирует сына от общения с родственниками. Ему не стоит знать, кто и как заканчивает свою жизнь. Не такой судьбы желает ему. Тот факт, что парню столько удается, что он стольким увлекается — поражает. Возможно, гены не имеют такого сильного влияния, как воспитание?

В любом случае, Роббин внимательно следит за психическим состоянием Дилана. Поэтому умело различает за, кажется, ставшей естественной для его лица хмуростью эмоции, заложенные намного глубже.

— Ты унываешь в последнее время, — женщина внимательно смотрит на сына, не скрывая своего волнения. — Что-то тревожит?

Дилан лишь вздыхает, спиной прижавшись к изголовью кровати:

— С чего взяла? — бормочет, еле приоткрыв оба глаза, чтобы видеть мать.

— Такое ощущение, будто тебе перестают приносить удовольствие те вещи, которыми ты занимаешься, — она уже продолжительное время замечает это. — Ты стал каким-то… –пытается правильно подобрать слова, чтобы не навязать сыну своего представления о его состоянии. Подростки — они такие. Впитывают всё, как губки, не умея правильно оценивать самих себя и свои эмоции. — Не знаю. Только уставшим тебя и вижу.

— Я всегда такой, — у него выходит пустить короткий смешок, но веки вновь сжимает, и садится, ровнее, одной ладонью скользнув под одеялом к своему плечу. В шее жжется. Роббин не освобождает его от своего наблюдения, предполагая:

— Нет, сейчас это больше похоже на… — пожимает плечами. — Депрессивную усталость, если можно так сказать.

— Херню какую-то несешь, — Дилан начинает раздражаться, демонстрирует это матери, чтобы та закрыла тему, и ей приходится так поступить, иначе испортит утро выходного дня для них обоих. Роббин опять пожимает плечами, кивнув головой с легкой улыбкой:

— Надеюсь.

***

Медленная смерть. Возможность ощутить процесс каждой клеткой организма, отдаться ему и познать всё его могущество, осознать, что истинно прекрасно. В смерти спасение. В смерти освобождение. В смерти видение счастья и настоящего предназначения. Смысл существования заложен в медленном умирании.

И ты близок к тому, чтобы познать истину. Не так ли, друг мой?

Пальцами аккуратно глажу бледнеющие лепестки цветка, за которым ухаживаю. Холод пагубно воздействует на него. Стебель уже не такой крепкий и зеленый, листья опущены к земле, бутон с каждым днем сильнее клонится в сторону. Придет день — и он более не раскроется.

Потому что его постигает медленная смерть. Ощущает ли он тоже, что и я? Значит ли, что нам посчастливится скончаться в один день? Было бы здорово. Мне нравится ассоциировать себя с цветком, хоть это и неправильно. Он восхитителен. А во мне нет ничего прекрасного.

На заднем дворе холодно. Утро морозное, бледное. Серые облака медленно, лениво тянутся по поверхности неба. Я слышу тревогу в вое ветра, стремящегося сорвать с моего тела легкую рубашку. Он так сильно дергает ткань, что мне приходится одной ладонью прижимать одежду к груди, дабы удержать. Будто бы пуговицы сорвутся от такой непередаваемой мощи. Или же погода в рамках нормы, а я лишь максимализирую? Довольно часто воспринимаю всё иначе. Возможно, из-за слабости мне с таким трудом удается переносить ветер.

Подливаю цветку теплой воды. Могла бы не греть воду, но не отпускает ощущение, будто бы это растение способно воспринимать температуру. Отчасти отношусь к нему, как к человеку. В таком случае, почему не оболью его ледяной водой? Ведь тогда он скорее скончается. Не знаю. Не понимаю.

— Ему холодно, — Роббин какое-то время проводит в молчании, пока ищет что-то на террасе. Полагаю, между нами больше психологического расстояния, чем между мной и Диланом. Так необычно осознавать это, но мне правда хотелось бы разрушить барьер дискомфорта. Чтобы женщина доверяла мне.

Роббин приседает на корточки, кутаясь в вязаную кофту, и я обращаюсь к ней, не сразу повернув голову:

— Он умирает, да? — ответ очевиден. Роббин вздыхает, молчит несколько секунд, изучая растение со стороны, но в итоге усталая улыбка проявляется на её сонном лице:

— Да, но мы пересадим его в горшок. И он выживет, — опускаю глаза, вновь уставившись на растение, и меня охватывает непонятное чувство печали. — Всегда есть выход, — зевает, потирая меня по плечу, и встает с тяжелым вздохом. — Сейчас принесу всё необходимое — и мы его спасем. Больно он красивый, — роняет последнее, направившись к террасе, чтобы взять лопаточку и небольшой горшок. Не провожаю женщину взглядом, продолжив тоскливо наблюдать за покачиванием бледного бутона.

И почему я олицетворяю образ цветка, сравнивая его с собой?

После работы в саду давлю на Роббин, заставляя идти спать. Она намеревалась приготовить мне завтрак, параллельно рассказывая, что Дилан заболел, поэтому даже он не может сегодня «позаботиться» о еде. Я настаиваю на «самообслуживании», мне неловко. Мисс О’Брайен много работает, ей требуется больше отдыхать. У меня сильно болит живот, но не могу обратиться с дискомфортом к Роббин, ей не стоит знать о моих болевых ощущениях. Аптечки в ванной комнате нет, видимо, она осталась у Дилана, но беспокоить его не хочу, поэтому мирюсь с болью, решая на всякий случай проверить кухню. Помнится, Роббин держит несколько аптечек дома, что не удивительно.

За окном начинается дождь. Причем сильный. Крупные капли барабанят по стеклам окон, сильный ветер тормошит шторы в гостиной и занавески на кухне, ведь никто не закрыл форточки. Я нахожу аптечку, выбрав обезболивающее, набираю стакан воды и принимаю лекарство, надеясь, что оно ослабит мое желание употребить что-то покрепче. Подхожу к окну, поднося стакан к губам. Наблюдаю за движением грозовых облаков. В черно-синем небе сверкают молнии. Ого. Я так понимаю, погода здесь живет по своим правилам. Вчера передавали, что нас ждет ясное утро. Ага. Вижу.

Отвлекаюсь от наблюдения за потрясающим штормовым явлением. Оглядываюсь на порог кухни, расслышав ленивое шарканье, и прослеживаю за сонным, каким-то усталым на вид Диланом, ладонью скользящим по своему бледному лицу. Проходит к кухонным тумбам, открывая верхние ящики. Догадываюсь, он ищет аптечку. Не помнит, что в его комнате есть другая? Или там нет необходимых лекарств?