– Ему сегодня лучше, сударыня. И духом он, судя по всему, приободрился. Сударыня, я приехал… Откровенно говоря, я приехал в надежде повидать Алину.

– А меня, Андре? – спросила она с ласковым упреком.

– О сударыня! – Его негромкий возглас выражал одновременно и протест, и смущение.

Графиня поняла и вздохнула.

– О да, мой дорогой. Тебя не пропускают. Ты впал в немилость. Господин д’Артуа недоволен твоими политическими воззрениями, и Месье относится к тебе не слишком дружелюбно. Но скоро все это не будет иметь значения, и ты без всякой опаски вернешься в Гаврийяк. Возможно, я когда-нибудь приеду с тобой повидаться… – Она запнулась. Ее глаза задержались на его худощавом, остром, решительном лице, и в них появилось выражение нежной грусти. – Подожди здесь. Я приведу к тебе Алину.

Приход последней вызвал оживление среди толпившихся в зале. Вокруг зашептались, и чуткий слух Андре-Луи уловило обрывки фраз, сказанных одной из дам: «…Керкадью… Госпоже де Бальби придется считаться с нею… Ей понадобится весь ее ум взамен увядающей красоты… Она и прежде не была красоткой…»

Намеки на мадемуазель де Керкадью были неявными, но Андре-Луи внутренне задрожал от гнева при мысли, что ее имя уже оказалось на устах придворных сплетников.

В своем платье из тафты кораллового цвета, с point de Venise[192] вокруг декольте, Алина была ослепительна. Немного запыхавшись, она сообщила, что пришла лишь на минутку, что ускользнула тайком, только чтобы перемолвиться с ним словечком, и что она нужна ее высочеству и не может пренебрегать своими обязанностями. Она также мягко упрекнула Андре-Луи за неблагоразумие, лишившее его расположения их высочеств, и сказала, что он может положиться на нее и что она приложит все усилия, дабы помирить его с принцем.

Андре-Луи отнесся к этому предложению прохладно.

– Алина, я не хочу, чтобы ради меня ты оказалась чем-либо обязана кому бы то ни было.

Она рассмеялась.

– Право, сударь, вам следует научиться обуздывать свою гордыню. Я уже говорила с Месье, хотя и не добилась пока особых успехов. Я выбрала не самый подходящий момент. Это из-за… – Она вдруг осеклась. – О нет. Я не должна тебе об этом говорить.

Губы Моро изогнулись в насмешливой улыбке, которую она так хорошо знала, но взгляд его оставался серьезным.

– Ну вот, у тебя уже появились от меня секреты.

– О нет. В конце концов, разве это важно? Их высочества сейчас более мнительны, чем обычно, потому что сейчас в Кобленц тайно приехал посланец Законодательного собрания.

На лице Андре-Луи ничего не отразилось.

– Тайно? – переспросил он. – По-моему, это секрет Полишинеля.

– Ну, едва ли это так. Во всяком случае, посланец полагает, что о его пребывании здесь никому неизвестно, кроме курфюрста, к которому он приехал.

– И курфюрст его выдал?

Алина, как оказалось, была неплохо осведомлена.

– Курфюрст попал в щекотливое положение. Он конфиденциально сообщил о визите господину д’Антрегу, а господин д’Антрег, разумеется, рассказал обо всем принцу.

– Я не понимаю, какая необходимость в сохранении тайны. Тебе известно, кто этот посланец?

– Думаю, он какая-нибудь важная особа, не последняя в Собрании.

– Это естественно, раз он приехал в качестве посла, – сказал Андре-Луи и спросил с притворной ленцой: – Полагаю, никто не намерен причинить ему вред? Я имею в виду господ эмигрантов.

– Как бы не так! Неужто ты воображаешь, что ему дадут просто так уехать? Нашелся один щепетильный, господин де Бац, – он высказался в пользу того, чтобы отпустить посланца, но у него есть на то какие-то свои причины.

– Стало быть, они знают, где искать этого человека?

– Разумеется. Его выследили.

Андре-Луи продолжал лениво любопытствовать:

– Но что они могут предпринять? В конце концов, он посол, следовательно, персона неприкосновенная.

– Для курфюрста, Андре, но не для господ эмигрантов.

– Но они ведь гости курфюрста, правда? Что могут сделать здесь эмигранты?

Милое лицо девушки омрачилось.

– Они разделаются с ним так же, как его приятели разделались с нашими.

– Чтобы показать отсутствие существенных различий между теми и другими. – Андре-Луи засмеялся, стараясь утаить от Алины, сколь глубоки его заинтересованность и тревога. – Так-так! Вот пример бессмысленной глупости, за которую они могут горько поплатиться. Они злоупотребляют гостеприимством курфюрста, и их выходка может обернуться для него серьезными неприятностями… Алина, ты хочешь сказать, что в затеваемом покушении замешаны принцы? Или это всего-навсего умысел отдельных безрассудных голов?

Алина встревожилась. Хотя Андре-Луи говорил тихо, его голос дрожал от едва скрытого негодования.

– Я выразилась слишком вольно, Андре, и, сама того не желая, ввела тебя в заблуждение. Забудь о том, что я сказала.

Он пожал плечами.

– Какая разница, если я запомню?

Разница обнаружилась незамедлительно, едва лишь Алина удалилась, чтобы вернуться к своим обязанностям. Андре-Луи сразу же покинул дворец и галопом поскакал в город. Оставив лошадь в конюшне «Трех корон», он в сгущавшихся сумерках поспешил на маленькую улочку за Либфраукирхе, моля Бога, чтобы успеть вовремя.

Примчавшись туда, он убедился, что его молитва услышана. Он не опоздал, – впрочем, этим небесное благорасположение и исчерпывалось: убийцы уже находились на месте. При появлении Андре-Луи три тени растаяли в арке ворот напротив дома, где остановился Ле Шапелье.

Андре-Луи подошел к двери и громко стукнул по ней несколько раз рукояткой хлыста. Этот хлыст был сейчас его единственным оружием, и он корил себя за то, что столь опрометчиво пренебрег собственной безопасностью.

Дверь открыла толстуха, виденная им накануне.

– Господин Ле… Человек, который здесь поселился, у себя?

Она пристально оглядела его с головы до ног в свете масляной лампы.

– Не знаю. Но если он и у себя, то никого не принимает.

– Передайте ему, что пришел друг, который провожал его вчера вечером. Вы ведь помните меня, не так ли?

– Подождите здесь.

Она захлопнула дверь у него перед носом. Андре-Луи воспользовался минутой ожидания и как бы нечаянно выронил хлыст. Нагнувшись за ним, посмотрел из-под руки на ворота у себя за спиной. Он разглядел три головы, высунувшиеся из проема. Убийцы всматривались в сумерки, наблюдая за нежданным гостем.

Наконец его впустили в дом. Ле Шапелье ждал наверху, разодетый как petit-maître,[193] с его шейной ленты свисал монокль в золотой оправе. Он приветливо улыбнулся другу.

– Ты пришел сообщить мне, что передумал? Решил вернуться со мной?

– Не угадал, Изаак. Я пришел сказать тебе, что твое возвращение более чем сомнительно.

В утомленных глазах Ле Шапелье вспыхнула тревога, тонко очерченные брови удивленно взметнулись вверх.

– О чем ты? Ты имеешь в виду эмигрантов?

– Господ эмигрантов. В настоящий момент трое убийц из их числа – по меньшей мере трое – сидят в засаде напротив твоего дома.

Ле Шапелье побледнел.

– Но как они узнали? Ты…

– Нет, не я. Если бы это был я, меня бы сейчас здесь не было. Твой визит поставил курфюрста в затруднительное положение. У Клеменса Венцеслава сильно развито гостеприимство, и твои требования вступили в неустранимое противоречие с ним. Попав между молотом и наковальней, курфюрст послал за господином д’Антрегом и конфиденциально поделился с ним своим затруднением. Господин д’Антрег в свою очередь конфиденциально известил об этом принцев. Принцы, похоже, конфиденциально поведали об этом всему двору, а час назад один из придворных, опять-таки конфиденциально, передал услышанное мне. Тебе не приходило в голову, Изаак, что, если бы не конфиденциальные сообщения, мы никогда не располагали бы никакими историческими фактами?

– И ты пришел, чтобы предупредить меня?