Волнение господина де Латур д’Азира в то утро, когда после дуэли он увидел Алину в обмороке в экипаже графини, выглядело вполне естественным для человека, который считал себя виновным в этом. Госпожа де Плугастель не догадывалась также, что вражда между двумя мужчинами была вызвана вовсе не политическими мотивами и ссора их была иного рода, нежели те, из-за которых Андре-Луи регулярно совершал прогулки в Булонский лес. Однако графиня понимала, что незавершенная дуэль является достаточным основанием для страхов Алины.

Поэтому она предложила пойти на обман, и Алина согласилась быть в нем пассивной стороной. Они сделали ошибку, не предупредив маркиза де Латур д’Азира, так как всецело положились на его страстное желание бежать из Парижа. Они недооценили чувство чести, которое движет такими людьми, как маркиз, воспитанными на ложных принципах.

Андре-Луи обернулся, чтобы взглянуть на эту закутанную фигуру, вышел из глубины гостиной, погруженной в сумрак, и свет упал на его бледное худое лицо. Псевдолакей вздрогнул, тоже шагнул вперед, к свету, и сдернул широкополую шляпу. Андре-Луи заметил, что рука у него белая, красивой формы, а на пальце сверкнул камень. Затем он задохнулся, и каждая жилка в нем напряглась, когда он узнал открывшееся ему лицо.

– Сударь, я не могу воспользоваться вашим неведением, – сказал этот несгибаемый, гордый человек. – Если дамы смогут убедить вас спасти меня, вы, по крайней мере, вправе знать, кого спасаете.

Маркиз стоял у стола, очень прямой и полный достоинства, готовый погибнуть так, как жил, – без страха и обмана.

Андре-Луи подошел к столу с другой стороны, и тут наконец мускулы его напряженного лица расслабились и он рассмеялся.

– Вы смеетесь? – нахмурился оскорбленный господин де Латур д’Азир.

– Это чертовски забавно.

– У вас своеобразное чувство юмора, господин Моро.

– Да, пожалуй. Неожиданности всегда действуют на меня подобным образом. За время нашего знакомства вы проявили себя с разных сторон, а сегодня обнаружилась еще одна, которой я не ожидал в вас встретить: вы честный человек.

Господина де Латур д’Азира начало трясти, но он не отвечал.

– Поэтому, сударь, я расположен быть милосердным. Вероятно, это глупо с моей стороны, но вы меня удивили, так что даю вам три минуты, чтобы покинуть этот дом и принять меры для собственной безопасности. То, что произойдет с вами после этого, меня не касается.

– Ах нет! Андре, послушайте… – начала графиня, сокрушаясь.

– Простите, сударыня. Это самое большее, что я могу сделать, причем я и так нарушаю свой долг. Если господин де Латур д’Азир останется, он погубит себя и навлечет опасность на вас. Если он не уйдет сию же минуту, то отправится вместе со мной в штаб секции и не пройдет часа, как его голова будет красоваться на пике. Он – известный контрреволюционер, «рыцарь кинжала», один из тех, кого народ жаждет уничтожить. Итак, вы знаете, сударь, что вас ожидает. Решайте – и поторопитесь ради дам.

– Но вы же не знаете, Андре-Луи! – Госпожа де Плугастель испытывала невыносимые муки. Она подошла к нему и схватила за руку. – Ради всего святого, Андре-Луи, будьте к нему милосердны! Вы должны!

– Но я и так проявил милосердие, сударыня, – больше, чем он заслуживает, и он это знает. Судьба вмешалась самым причудливым образом, чтобы свести нас вместе сегодня вечером. Похоже на то, что наконец-то она заставит его расплатиться. Однако ради вас я не воспользуюсь случаем, при условии, что он поступит так, как я сказал.

Маркиз ответил ледяным тоном, в то время как его правая рука что-то искала под широкими складками пальто:

– Я рад, господин Моро, что вы заговорили со мной таким тоном, – это избавляет меня от всех сомнений. Вы только что говорили о Судьбе, и должен с вами согласиться, что она вмешалась самым странным образом, – хотя, возможно, вы даже не представляете себе, до какой степени вы правы. Годами вы стояли у меня на пути, постоянно угрожая. Вы постоянно хотели отнять у меня жизнь – вначале косвенно, а затем и прямо. Из-за вас рухнули самые высокие надежды в моей жизни. Вы все время были моим злым гением. К тому же вы – один из тех, кто спровоцировал сегодняшнюю развязку, принесшую мне отчаяние.

– Подождите! Послушайте! – задыхаясь, молила графиня. Она бросилась от Андре-Луи к маркизу, как будто предчувствуя, что сейчас произойдет. – Жерве! Это ужасно!

– Наверно, ужасно, но неизбежно. Он сам виноват в этом. Я – отчаявшийся человек, сбежавший после проигранного дела. У этого человека в руках ключи к спасению, к тому же у нас с ним старые счеты.

Наконец его рука показалась из-под полы пальто, и в ней был пистолет.

Госпожа де Плугастель с воплем отчаяния бросилась перед ним на колени и изо всех сил вцепилась в руку.

Тщетно пытался маркиз высвободиться. Он воскликнул:

– Тереза! Вы сошли с ума? Вы хотите погубить меня и себя? У него пропуск, в котором наше спасение!

Тут заговорила Алина – охваченная ужасом свидетельница этой сцены, – быстрый ум которой мгновенно нашел выход:

– Сожги пропуск, Андре! Сожги немедленно – рядом с тобой свечи!

Но Андре-Луи воспользовался минутным замешательством графа, чтобы в свою очередь вытащить пистолет.

– Я думаю, лучше сжечь ему мозги, – ответил он. – Сударыня, отойдите от него.

Но госпожа де Плугастель поднялась на ноги, чтобы прикрыть маркиза своим телом. Однако она все еще цеплялась за его руку с такой неожиданной силой, что он не мог воспользоваться пистолетом.

– Андре! Ради бога, Андре! – повторяла она охрипшим голосом.

– Отойдите, сударыня, – снова приказал Андре-Луи еще более суровым тоном, – и пусть этот убийца получит по заслугам. Он подвергает наши жизни опасности. Отойдите! – Он кинулся вперед, собираясь выстрелить через плечо графини, и Алина слишком поздно сделала движение, чтобы помешать ему.

– Андре! Андре!

Обезумев, с исказившимся лицом, находясь на грани истерики, графиня наконец воздвигла ужасный барьер между этими мужчинами, которые ненавидели и жаждали убить друг друга:

– Он ваш отец, Андре! Жерве, это ваш сын – наш сын. Письмо там… на столе… О боже мой! – И она, обессиленная, соскользнула на землю и зарыдала у ног маркиза де Латур д’Азира.

Над этой женщиной, тело которой сотрясали рыдания, – матерью одного и любовницей другого – скрестились взгляды двух смертельных врагов. В этих взглядах были потрясение и интерес, которые не могли бы выразить никакие слова.

Возле стола застыла окаменевшая Алина.

Первым опомнился господин де Латур д’Азир. Он вспомнил, что графиня сказала что-то о письме на столе. Нетвердой походкой он прошел мимо внезапно обретенного сына и взял листок, лежавший возле канделябра. Он долго читал, и никто не обращал на него внимания. Алина не отрывала от Андре-Луи взгляда, полного сострадания и удивления, а он, как зачарованный, смотрел на свою мать.

Господин де Латур д’Азир медленно дочитал письмо до конца, потом очень спокойно положил его обратно. Поскольку он, как подлинное дитя своего века, умел подавлять чувства, следующей его заботой было овладеть собой. Затем он шагнул к госпоже де Плугастель и наклонился, чтобы поднять ее.

– Тереза, – сказал он.

Инстинктивно подчинившись приказу, звучавшему в его голосе, она попыталась встать и успокоиться. Маркиз вел, вернее, нес ее к креслу у стола.

Андре-Луи наблюдал за ними, не пытаясь помочь. Он все еще безмолвствовал, сбитый с толку. Словно во сне, он увидел, как маркиз склонился над госпожой де Плугастель, и услышал его вопрос:

– Как давно вы об этом узнали, Тереза?

– Я… я всегда знала. Я поручила его заботам Керкадью. Один раз я видела его ребенком… Ах, какое это имеет значение?

– Почему вы мне не рассказали? Почему вы обманули меня? Почему сказали, что ребенок умер через несколько дней после рождения? Почему, Тереза? Почему?

– Я боялась. Я… я думала, так будет лучше – чтобы никто, никто, даже вы, ничего не знал. И до сегодняшней ночи никто не знал – кроме Кантэна, который вынужден был все рассказать Андре-Луи, чтобы заставить его приехать сюда и спасти меня.