Андре-Луи глядел на очаровательное детское личико Алины, обрамленное белым мехом, взор его потух, краска сбежала с лица.
– Да поможет вам Бог, Алина, – простонал он.
Она топнула ножкой, решив, что он слишком самоуверен.
– Вы дерзите, сударь.
– Молиться – не значит дерзить, Алина. Я только молился, что намерен делать и впредь. Думаю, вам понадобятся мои молитвы.
– Вы просто невыносимы.
Щеки Алины покраснели, а брови еще больше нахмурились. Андре-Луи понял, что она сердится.
– Виной тому испытание, которому вы подвергаете мою выносливость. О Алина, милая моя кузина, подумайте о том, что вы делаете; задумайтесь над подлинными ценностями, которые вы собираетесь променять на поддельные; над ценностями, которые вы никогда не познаете, отгородившись от них фальшивым блеском ложных истин. Когда господин де Латур д’Азир начнет ухаживать за вами, приглядитесь к нему внимательно, прислушайтесь к своему тонкому инстинкту, положитесь на безошибочную интуицию вашей благородной натуры и не мешайте ей вынести справедливый приговор этому чудовищу. Вы увидите, что…
– Я вижу, сударь, что вы злоупотребляете моей добротой и терпимостью, с которой дядя и я всегда относились к вам. Вы забываетесь! Кто вы такой? Кто дал вам право разговаривать со мной подобным тоном?
Молодой человек поклонился, мгновенно став прежним Андре-Луи. Его лицо вновь было бесстрастно, манеры холодны, речь иронична и насмешлива.
– Примите мои поздравления, мадемуазель. Вы с поразительной легкостью входите в роль, которую вам предстоит играть.
– Полагаю, сударь, что для вас это также не составит труда, – сердито парировала Алина и отошла от него.
– Быть пылью под ногами надменной госпожи маркизы? Надеюсь, я больше не забудусь и вам не придется указывать мне на мое место.
Алина вздрогнула и обернулась. Заметив, что в ее глазах зажглось подозрение, Андре-Луи почувствовал раскаяние.
– О боже, я просто животное, Алина! – воскликнул он, подходя к ней. – Простите меня, если можете.
Алина сама хотела просить у него прощения, но его слова остановили ее.
– Я постараюсь, – ответила она, – если вы потрудитесь впредь не оскорблять меня.
– Клянусь вам, – ответил Андре-Луи. – Но если понадобится, я буду сражаться, чтобы спасти вас от самой себя независимо от того, простите вы меня или нет.
Слегка задыхаясь, они с вызовом смотрели друг на друга, когда дверь открылась и из замка вышли трое.
Первым шел маркиз де Латур д’Азир, граф Сольц, кавалер орденов Святого Духа и Святого Людовика,[18] бригадный генерал армии короля. Маркиз был высокий стройный мужчина с военной выправкой и надменно посаженной головой. На нем был богатый камзол алого бархата, отделанный золотым кружевом, бархатный жилет золотисто-абрикосового цвета, черные шелковые панталоны, черные чулки и лакированные туфли на красных каблуках с бриллиантовыми пряжками. Его пудреные волосы были перевязаны муаровой лентой. Под мышкой у него была зажата небольшая треугольная шляпа, у левого бока висела изящная шпага с золотым эфесом.
Совершенно беспристрастно наблюдая маркиза со стороны, видя его великолепие, изысканную небрежность движений, манеры, в которых презрение к окружающим непостижимым образом смешивалось со снисходительностью, Андре-Луи трепетал за Алину. Перед ним был опытный и неотразимый волокита, один из тех сердцеедов, что приводят в отчаяние вдов с дочерьми на выданье и мужей хорошеньких жен.
За маркизом шел господин де Керкадью, являвший собой полную противоположность блистательному гостю. На своих коротких ножках сеньор де Гаврийяк нес тело, которое в сорок пять лет уже проявляло склонность к ожирению, и огромную голову, не обремененную тяжким грузом интеллекта. Его красное лицо сплошь покрывали следы оспы, которая в юности едва не свела его в могилу. Небрежность одежды господина де Керкадью граничила с неопрятностью, благодаря чему по всей округе он прослыл женоненавистником. Утверждению такой репутации в немалой степени способствовало и то обстоятельство, что, пренебрегая первейшим долгом дворянина – обзавестись наследником, он не был женат.
Последним появился господин де Вильморен. Он был очень бледен и задумчив; губы его были плотно сжаты, брови нахмурены.
Навстречу им из экипажа вышел элегантный молодой дворянин, шевалье[19] де Шабрийанн – кузен господина де Латур д’Азира. Ожидая маркиза, он с большим интересом наблюдал за прогулкой Андре-Луи и Алины, не подозревавших о его присутствии. Заметив Алину, господин де Латур д’Азир оставил своих спутников и, ускорив шаг, направился к ней через террасу.
Со свойственной ему смесью вежливости и снисходительности маркиз слегка поклонился Андре-Луи. Социальное положение молодого адвоката было довольно двусмысленным. В силу неопределенности своего происхождения, не будучи ни дворянином, ни простолюдином, он занимал некое срединное положение между двумя классами. И поскольку ни один из них не предъявлял на него своих прав, представители обоих обращались с ним одинаково фамильярно. Холодно ответив на приветствие маркиза, Андре-Луи скромно отошел и направился к своему другу.
Маркиз взял протянутую Алиной руку и галантно поднес к губам.
– Мадемуазель, – произнес он, глядя в ее синие глаза, – ваш дядя оказал мне честь, разрешив засвидетельствовать вам мое почтение. Не окажете ли вы мне честь, мадемуазель, принять меня, когда я завтра приеду в Гаврийяк? Мне надо сказать вам нечто очень важное.
– Важное, господин маркиз? Вы меня пугаете.
Однако в безмятежных глазах, сверкавших из-под мехового капора, не было заметно ни тени испуга.
– Я далек от намерения испугать вас, – сказал маркиз.
– То, что вы хотите сообщить мне, сударь, важно для вас или для меня?
– Надеюсь – для нас обоих.
Ответ маркиза сопровождал пылкий взгляд его прекрасных глаз, не оставшийся не замеченным Алиной.
– Вы возбуждаете мое любопытство, сударь. Разумеется, я послушная племянница и, следовательно, почту за честь принять вас.
– Почтете за честь? О нет, мадемуазель, меня почтите честью. Завтра в это же время я буду иметь счастье навестить вас.
Он снова поклонился, снова поднес ее руку к губам; Алина сделала реверанс, и они расстались. Итак, начало было положено.
У Алины слегка захватило дух. Ее ослепила красота этого человека, его царственный вид, уверенность в себе и сила, которую он излучал. Она невольно сравнила маркиза с его безрассудным критиком – хилым Андре-Луи в его коричневом сюртуке и в туфлях со стальными пряжками – и вдруг почувствовала, что жестоко оскорбила маркиза, позволив высказать по его адресу столь бесцеремонные суждения. Завтра господин маркиз прибудет в замок, чтобы предложить ей разделить с ним его положение и титул, а она уже унизила свое достоинство, которое, по ее мнению, весьма возросло от одного лишь намерения маркиза поднять ее на такую высоту. Больше она этого не допустит; она не проявит недостойной слабости и не потерпит от Андре-Луи неподобающих замечаний относительно человека, в сравнении с которым он не более чем лакей.
Так тщеславие и честолюбие спорили с лучшей стороной ее натуры, и та, к немалой досаде Алины, не спешила внять их доводам.
Тем временем господин де Латур д’Азир садился в экипаж. Он попрощался с господином де Керкадью и что-то сказал господину де Вильморену, который в знак согласия молча поклонился.
Лакей в пудреном парике вскочил на запятки, экипаж отъехал от замка и покатил по дороге. Де Латур д’Азир поклонился Алине, и она помахала ему рукой.
Де Вильморен взял Андре-Луи под руку.
– Пойдем, Андре, – сказал он.
– Разве вы не останетесь к обеду? – воскликнул гостеприимный сеньор де Гаврийяк. – Мы должны поднять кой-какой тост, – добавил он и подмигнул, бросив взгляд на приближающуюся Алину. Этот добряк не отличался тонкостью чувств.
