Барон остался невозмутим.

– Как вам будет угодно, – сказал он совершенно безразличным тоном, который кого угодно мог довести до исступления.

Когда друзья в тот вечер возвращались домой на улицу Менар, Андре-Луи пребывал в превосходном расположении духа.

– Эта рыбка клюнет, – заверил он барона. – Можете подсечь ее когда угодно, Жан.

– Я понимаю. Но он, в конечном счете, мелкая сошка, Андре. Я метил в кого-нибудь покрупнее.

– Не все сразу, Жан. Нетерпение к добру не приводит. Согласен, Делоне мелкая рыбешка. Но он послужит нам наживкой для добычи покрупнее. Не пренебрегайте им. Если воспользоваться другой метафорой, считайте его первой ступенькой лестницы, по которой мы доберемся до вершины Горы. Или, если угодно, первой овцой, которая покажет нам брешь в стене.

– К дьяволу ваши метафоры!

– Тем не менее держите их на уме.

Они дошли до дома номер семь по улице Менар. Де Бац открыл калитку в воротах для экипажей, и они вошли во внутренний дворик скромного дома. На крыльце сидел плотный неопрятный тип в слишком большой для него треуголке с трехцветной кокардой. При виде барона он встал и выбил о каблук пепел из глиняной трубки.

– Гражданин Жан де Бац, ci-devant[223] барон де Бац? – грубо окликнул он гасконца.

– Я – Жан де Бац. А вы кто такой?

– Меня зовут Бурландо. Офицер муниципальной полиции.

Это заявление прозвучало весьма зловеще, но на барона оно не произвело ровным счетом никакого впечатления.

– И какое же у вас ко мне дело, гражданин муниципал?

Грязноватая физиономия офицера помрачнела.

– У меня есть к вам несколько вопросов. Лучше бы нам войти в дом. Но как пожелаете…

– Заходите, если угодно, – безразлично сказал барон. – Надеюсь, вы не станете тратить мое время впустую, гражданин.

– Это мы вскоре увидим.

Они поднялись по лестнице на второй этаж и остановились у двери. Несмотря на тревогу, Андре-Луи не мог не восхититься безупречным самообладанием барона. Де Бац постучал, и дверь незамедлительно открыли. Их встретил Бире-Тиссо, слуга барона, невзрачный человечек с худым зеленоватым лицом, проницательными темными глазами и широким ртом клоуна.

Де Бац прошел в небольшой салон, за ним следовал Бурландо, Андре-Луи замыкал шествие. Муниципал хотел было помешать Андре войти, но барон осадил чиновника:

– Это мой друг, гражданин Моро. Можете свободно говорить при нем. Хвала Господу, у меня нет секретов. Закройте дверь, Андре. Итак, гражданин муниципал, я к вашим услугам.

Бурландо неспешно прошелся по изысканному маленькому салону, обвел взглядом позолоченную мебель, мягкий ковер, севрский фарфор перед овальным зеркалом, висевшим над камином, и остановился возле высокого кона, встав к нему спиной.

– А, Моро. Что ж, ладно. Мне сказали, что он ваш помощник.

– Совершенно верно, – подтвердил де Бац. – Итак?

Ввиду такой напористости Бурландо сразу перешел к делу:

– Мне сообщили, что вы, гражданин ci-devant, ведете антигражданский образ жизни. Я узнал, что вы встречаетесь здесь с личностями, не пользующимися доверием нации.

– С какой же целью, по вашим сведениям, я с ними встречаюсь?

– Как раз это я и надеялся выяснить у вас. Когда вы мне ответите, я буду знать, следует ли мне передать сведения о вас Комитету общественной безопасности. Позвольте взглянуть на вашу карточку, гражданин.

Де Бац тотчас протянул ему карточку – удостоверение личности, выданное секцией, на территории которой он проживал. Недавний указ предписывал каждому гражданину получить такое удостоверение.

– И вашу, гражданин, – с начальственной бесцеремонностью обратился чиновник к Андре-Луи.

Обе карточки были в полном порядке. Их выдал владельцам Потье де Лилль, секретарь секции, подкупленный бароном. Бурландо вернул их, не сказав ни слова. Но исправность документов не сбила с него спеси.

– Итак, граждане, что вы имеете сказать? Вы ведь не станете прикидываться патриотами здесь, в этой роскошной квартирке?

Андре-Луи рассмеялся ему в лицо.

– Вы находитесь во власти распространенного заблуждения, мой друг, будто грязь – доказательство патриотизма. Если бы это было так, вы были бы великим патриотом.

Бурландо опешил.

– Вот как! Вы смеете… брать со мной подобный тон! Но мы еще разберемся в ваших… делах. Мне донесли, что вы – агенты… иностранной державы.

– Ага! Несомненно, члены Австрийского комитета, – холодно ответил де Бац. Он намекал на мифическую организацию, о существовании которой несколько месяцев назад заявил народный представитель Шабо, став всеобщим посмешищем.

– Ей-богу, если вы хотите посмеяться надо мной, то лучше сначала вспомните: хорошо смеется тот, кто смеется последним. Можете продолжать. И все-таки, должен ли я донести на вас или вы представите мне причину, по которой не следует этого делать?

– А какая причина вас удовлетворила бы? – поинтересовался де Бац.

– Эти… встречи. Зачем, если не в целях заговора, вы их устраиваете?

– Я что, единственный в Париже принимаю гостей?

– Гостей? Значит, гостей. Но они не простые гости. Они приходят слишком часто и всегда в одно и то же время. И это одни и те же люди. Таковы мои сведения, отрицать их бесполезно, и не трудитесь мне лгать.

Барон резко сменил тон:

– Вы воспользуетесь дверью или мне вышвырнуть вас в окно?

На чиновника словно вылили ушат ледяной воды. Он отшатнулся, но, едва оправившись, снова воинственно выпятил грудь.

– Черт побери! Проклятый аристократишка…

Барон широко распахнул дверь салона.

– Прочь отсюда, слизняк! Убирайся в свою навозную кучу! Бегом! Марш отсюда!

– Святая гильотина! Посмотрим, что вы запоете, когда предстанете перед комитетом, – произнес побагровевший чиновник, направляясь к выходу. Он шел нарочито медленно, как будто пытался спасти свою гордость. – Мы еще преподадим вам урок, проклятые изменники! Вы еще поплатитесь за свои аристократические замашки. Меня зовут Бурландо! Вы еще вспомните это имя. – И он убрался восвояси.

Они услышали, как хлопнула наружная дверь. Андре-Луи улыбнулся, но во взгляде его читалось неодобрение.

– Я предпочел бы обойтись с ним по-другому.

– Он заслужил куда большего. Его следовало вышвырнуть в окно без предупреждения. Беспардонный мерзавец! Пусть себе идет в комитет – Сенар[224] сделает свое дело.

– Не поспеши вы, я дал бы Сенару веский повод разделаться с этим невежей. Ну да ладно, думаю, случай еще представится. Он непременно вернется, чтобы отомстить. Но вам, Жан, следовало бы обуздывать свой горячий нрав.

– Обуздывать свой нрав перед ничтожеством! – Барон фыркнул. – Ладно, довольно о нем. Где Ланжеак?

Он вызвал Тиссо. Господин де Ланжеак, оказывается, еще не приходил. Барон бросил взгляд на севрские часы и выругался.

– Ничего удивительного, – сказал Андре-Луи. – Этот молодой человек совершенно непунктуален. И совершенно нам не подходит. Если это типичный агент д’Антрега, то неудивительно, что регент пользуется столь ничтожным влиянием при дворах Европы. Лично мне такой не нужен даже в качестве лакея.

Наконец в комнату ворвался запыхавшийся Ланжеак. Мало того что он опоздал, он еще с беспримерной отвагой вырядился в сюртук с черными полосами на желтом фоне и обвязался шарфом, который Андре-Луи язвительно уподобил снежной лавине.

– Кажется, вам нравится привлекать к себе внимание. Что ж, одобрение Национальной Вдовы вы заработали. Она питает слабость к чрезмерно кокетливым молодым господам.

Ланжеак разозлился. Он давно проникся к Андре-Луи неприязнью: Моро неизменно награждал его насмешками всякий раз, когда Ланжеак того заслуживал. А случалось это нередко.

– Можно подумать, будто сами вы похожи на санкюлота.

– Упаси бог. Но и зебре не подражаю. В девственном лесу такое сходство было бы уместно, но в Париже чересчур бросается в глаза. Полагаю, человека с вашим родом занятий могли бы обучить держаться в тени. Вы слышали о том, что в стране революция? Неудивительно, что муниципальные чиновники, наблюдая за посетителями ci-devant барона де Баца, начали относиться к нему с подозрением.