Ева с удовольствием умылась прохладной водой и отыскала чистое платье среди развешанной на кресле одежды, которую Делия извлекла из пожитков своей госпожи.
Платье было из гладкого бархата насыщенного синего цвета, довольно простого покроя, без шлейфа и длинных, до пола, рукавов, украшенное широкой серебряной вышивкой по подолу и декольте. Ева специально не взяла с собой придворных платьев, в которых и ходить-то было неудобно, да и весили они, как боевая кольчуга за счёт богатого шитья и драгоценных камней. В этом же платье она могла чувствовать себя свободно и дышать полной грудью. Под него даже не обязательно было надевать корсет, поскольку ткань была достаточно плотная, а потому девушка решительно отложила его в сторону: всё равно сделать это без помощи Делии ей не удастся. Единственное, что немного смутило Еву — слишком глубокое декольте. Для королевского двора такой вырез на платье был вполне обычным делом (некоторые из придворных дам надевали платья и пооткровеннее), но сейчас, в доме такого человека, как Шон — одинокого мужчины, скромного и спокойного — Еве хотелось выглядеть незаметнее. Несколько раз девушка пыталась приподнять вырез чуть повыше, но, в конце концов сдалась, признавая поражение.
Тщательно расчесав свои густые, длинные локоны, спутавшиеся после сна, Ева заплела их в толстую косу, которую с помощью шпилек закрепила на затылке. Взглянув в небольшое зеркало, висевшее на стене, она нашла себя красивой и улыбнулась своему отражению. Оставив дверь приоткрытой, чтобы можно было услышать, когда проснётся Мелинда, Ева осторожно спустилась вниз, стараясь не шуметь, ведь об их присутствии в доме Шона не должен был узнать никто из его клиентов, хотя в столь ранний час едва ли можно было ожидать посетителей.
На полпути вниз Ева услышала негромкие голоса Делии и Шона. Судя по звукам и запахам, Делия готовила завтрак, поскольку Ева отчётливо услышала звук быстро шинкуемой капусты и густой аромат мясного бульона.
— Она в самом деле дочь мельника? — раздался недоверчивый голос Шона. — Никогда бы не подумал.
— А разве из вашего города не собирали красивых девушек пару лет назад, когда король выбирал себе жену? — спросила Делия.
— Да, что-то такое было, — задумчиво ответил аптекарь. — Но я тогда мало обращал внимания на такие вещи, хотя и помню, что люди были очень злы на солдат и проклинали Магистра. Так значит, он тогда выбрал Еву?
— Да, только не он, а один старый оракул, который заявил, что Ева — судьба Лорда Рала, — недовольно хмыкнула Делия и снова усиленно заработала ножом, превращая большой кочан капусты в мелкую стружку.
— Значит, её принудили к браку с тираном… Бедная девочка! — сокрушённо пробормотал Шон, качая головой. — Сколько же она должна была вынести в руках этого чудовища!
Услыхав такие слова, Рал сразу поднял голову и злобно сощурился на аптекаря. Опять этот ярлык, который ему вечно навешивают — кровожадный тиран, чудовище, монстр. Откуда этому увальню может быть что-то известно о жизни во дворце? Что он может знать о своём Магистре, кроме сплетен и досужих домыслов?
— Поначалу она убивалась, конечно, — печально вздохнула Делия, — но наш король умеет обольщать женщин, особенно когда захочет. И вскоре наша бедная овечка влюбилась в него без памяти. Да и он, надо признать, изменился в лучшую сторону. Были моменты, когда я думала, что и он влюблён в неё.
Моменты, значит?! Рал готов был яростно зарычать на болтливую служанку, которая осмелилась обсуждать личную жизнь своего короля с посторонними. Эх, не будь он сейчас волком, он быстро укоротил бы ей язык!
Но, внезапно его сердце кольнула одна мысль — если никто не верит в то, что он способен на любовь, может, не верит и Ева? Может, всё напрасно, и она никогда его не узнает в этом обличие? Хоть она совсем недавно и говорила ему о любви, о своей боли в разлуке, но кто разгадает до конца женское сердце?! Сегодня ей может показаться одно, а завтра — другое. Голова волка снова уныло опустилась на сложенные лапы, а серо-голубые глаза уставились в одну точку. Будь они прокляты, эти сомнения!
— Любовь никогда не спрашивает у нас разрешения и не оставляет выбора, — глухо пробормотал Шон, вздыхая и думая о своём.
Со вчерашнего утра Шона не оставляло двоякое ощущение: с одной стороны, он был счастлив оказаться полезным своим гостям, а особенно Еве, если уж быть до конца откровенным, а с другой — его мучила совесть по отношению к умершей жене. Он всё думал: не слишком ли быстро память о Патриции, об их любви, которую он поклялся хранить до самой своей смерти, отошла на второй план, уступив место необъяснимому, трепетному волнению, которое ощущал Шон глядя на прелестную голубоглазую девушку, которую так внезапно занесло в его дом?
— Да уж, любовь бывает зла, в этом я уже неоднократно убеждалась, — согласилась Делия. — Кстати, Шон, я хочу попросить тебя по возможности не заводить с Евой разговор о её отношениях с мужем. Она до сих пор переживает и не любит признаваться в этом. Не нужно бередить её раны, договорились?
— Конечно, я не стану, — смущённо опустил глаза аптекарь, обернувшись в сторону лестницы, по которой как раз спускалась Ева.
Увидев вместо измученной и сонной беглянки бодрую и улыбающуюся девушку, Шон застыл на мгновение, любуясь ею, в его карих глазах вспыхнула неприкрытая радость, которую заметили Ева и Делия. Синее бархатное платье подчёркивало белизну её кожи и золото волос, которые казались короной, венчавшей точёную головку, большие голубые глаза сверкали, словно драгоценные аквамарины, каждое движение, взмах длинных ресниц становились поэмой… Во всяком случае, такой — сказочно прекрасной феей — она казалась Шону. С таким же обожанием на королеву смотрели и глаза Рала, но девушка сейчас не заметила этого, смутившись восхищённого взгляда аптекаря.
— Доброе утро всем! — поздоровалась она. — Простите, я заспалась немного. Делия, тебе стоило разбудить меня.
— Наш лекарь запретил мне делать это, — лукаво подмигнула Делия, скосив глаза на Шона. — Он заявил, что изнеженной королеве, не привыкшей к таким долгим ночным походам пешком, нужно хорошенько отдохнуть.
— Напрасно Вы считаете меня такой уж неженкой, мастер Престон, — смутилась Ева. — Я выросла в деревне и многое умею делать, не сомневайтесь! Конечно, дворцовая жизнь избаловала меня, но я быстро всё вспомню. Мне хотелось бы отплатить Вам за гостеприимство, так позвольте нам с Делией заняться хозяйством в Вашем доме, пока мы здесь.
— Но… Ваше Величество… — пробормотал обескураженный аптекарь. — Я и сам в состоянии управиться с делами, к тому же мне неловко…
— Прошу Вас, не обращайтесь ко мне так, словно мы с Вами в церемониальном зале Народного дворца, — попросила Ева. — Я буду очень рада, если Вы будете называть меня просто по имени, а ещё лучше, говорите мне «ты», как это делает Делия.
— В таком случае, и я отныне просто Шон… для тебя! — счастливо улыбнулся радушный хозяин.
Открытая, широкая улыбка ему очень шла, делая из вечно печального вдовца довольно привлекательного мужчину, и Ева не могла не заметить этого.
— Договорились, Шон! — вернула ему улыбку Ева, протягивая маленькую ручку, которая тут же утонула в ладони аптекаря.
Делия наблюдала за Шоном и Евой, не скрывая своего удовольствия, а вот Рал не сводил с них пристального взгляда. Он уже давно почувствовал, что аптекарь смотрит на его жену с вожделением, а теперь заметил, что Еве нравится это. Она улыбалась, смущалась под его взглядами, то и дело опуская ресницы, а сердце её несчастного мужа, запертого в теле зверя, беспомощно сжималось всякий раз, как он замечал эту зарождающуюся взаимную симпатию.
