Башар был прав. Тропа огибала нагромождение валунов, из-за которых виднелась голова человека в меховой шапке. На камнях лежал арбалет. Где-то звякнула уздечка, ветер принес запах костра и немудреной пищи.
— Стоять! — звонко выкрикнул дозорный. Самострел взлетел в руках на уровень глаз. Острый наконечник уставился на меня. Стало неприятно. По спине пробежал холодок. Не люблю арбалет. Он уравновешивает шансы бойца и труса, причем трус имеет большую вероятность победить опытного мастера меча. А не мальчишка ли это? Больно голос молод.
— Мы с миром! — я поднял руку в успокаивающем жесте с величайшей осторожностью, показывая, что она пуста. — Мои люди сказали, что вы не желаете пропускать нас через перевал? В чем дело? Или кто-то купил тропу, чтобы собирать пошлину?
— Приказано задерживать всех, кто выходит из Степи по этой дороге!
— Да кто приказал? — я в сердцах даже привстал на стременах.
— Я, — из-за камня вышел высокий человек в меховой куртке, в высоких сапогах. Такая же мохнатая шапка, как и у дозорного, закрывала пол-лица. За спиной торчат перекрестьем рукояти двух мечей. Знакомо. И голос знаком. Предательское сияние солнца выбивало слезу, размазывая силуэт человека в неясную мутную линию.
— Нисла, убери свой арбалет. Не задень моего друга. Здравствуй, Философ! Я знал, что ты вывернешься из лап Костлявой!
Ну, да. Егерь. Лучшего момента для встречи лучше нельзя и придумать. Ради него стоит жить и побеждать в любом бою.
Я спрыгнул на предательскую осыпь, покрытую непрочным снегом, неспешно пошел навстречу Егерю. А сердце готово было выпрыгнуть из груди. Мы остановились друг напротив друга, посмотрели друг на друга, словно оценивая момент, и крепко обнялись. К чему лишние слова, если в медвежьих лапах Егеря чувствуются все эмоции от долгожданной встречи.
Я махнул рукой своим бойцам, ждущим результата переговоров ниже по тропе, и те так же молча спешились и повели животных за валуны, образующие неплохую естественную защиту.
— Ну, здравствуй, Егерь! — наконец сказал я хоть что-то. — Что ты здесь делаешь?
— Тебя жду, — Егерь даже удивился. — А что, по-твоему, мне делать в этом треклятом месте? Я не думаю, что ты бы пошел бы обратно через Ворота. Дураком я тебя никогда не считал. Ладно, пошли. Внизу дел по горло.
— Ладно, пошли к костру, погреемся, — в тон ему ответил я.
— Идем, — фарогар хлопнул рукой по моему плечу. — А у меня для тебя хорошая новость.
Эта хорошая новость обнимала Скотура, а лейтенант совершенно с обалдевшим взглядом вертел головой по сторонам, и его глупая улыбка озадачила меня гораздо больше, чем загадочное появление Егеря на перевале. Заметив, что я остановился у костра, он крикнул дрожащим голосом:
— Командир!
Неуклюжая фигура в толстой меховой куртке, расцепила объятия на шее лейтенанта и повернулась ко мне. Жаркая волна прошила меня с самых пяток до макушки. Я не забыл эти глаза, пусть и прикрытые наполовину капюшоном, эти губы и подбородок. Только не мог знать, как внутренне изменилась девушка, с которой я расстался целую вечность назад. Окружающий меня мир перестал существовать, кроме Лации, медленно идущей навстречу несмелыми шагами, в ореоле бледно-розового свечения. Или это слезы замерзли на ресницах? Наверное, я умер в этот момент. Дыхание перехватило горло. Предательски зачесался нос. То ли солнце виновато, то ли простыл…. Ага.
С ее головы упала шапка, но Лация даже не заметила этого. Она прерывающимся от волнения голосом прошептала:
— Ты жив, Вадигор! Ты все-таки вернулся!
— Я искал тебя. Боялся, что не найду. Всю Степь перевернул.
— Разве это важно сейчас? Что мне Степь? Ты жив, и это главное! Никто не верил в твое возвращение, а я каждую ночь звала тебя!
Лация всхлипнула и прижалась к моей груди. Я с протяжным стоном зарылся в ее волосах. Сейчас она была простой несчастной девушкой, а не той властной королевой, без колебания рубящей головы врагам королевства. Ну, это я думаю, что без колебаний. Из всех казней я присутствовал лишь на одной. Да и то на своей. А все те упреки, которые я готовил для Лации по поводу ее сумасшедшей выходки, застряли у меня в горле.
— Ты не плачь, — я неумело вытирал с ее щек горячие мокрые дорожки, не зная, как себя вести. Довольно глупо выглядел, кажется. — А то лицо заледенеет.
Кажется, мы стояли вечно, обнявшись, пока Егерь своим кашлем не вернул нас на землю. Оказывается, Скотур успел разместить весь отряд на крохотном пятачке. И на перевале сразу стало шумно и весело. Нас осторожно обходили, смущенно улыбаясь своим мыслям, и даже отворачивались.
— Господа! — Егерь после обеда собрал военный совет у костра. — Наша задача — идти в Берг. Отряд вырос, что меня радует, но это все равно капля в море. Патриканцы повсюду, но не они страшны, а храмовники, которые несомненно науськают на нас свору наемников. А, может, и войска Белой Розы. Поэтому надо иметь на запас два-три плана. Философ, берешь королеву, своего лейтенанта и еще десять человек — и уходишь подальше от преследования, если оное все-таки состоится. А мы останемся и задержим.
— У ваших патриканцев есть маги? — Лация даже содрогнулась от воспоминаний и прижалась к моему плечу.
— Энни королева, — Скотур оглядел сидящих. — Вы же обладаете кое-какими способностями, мы уже в этом убедились. Так что не нужно бояться. Мы поможем, если надо будет.
— Моих способностей не хватает отразить удар опытных колдунов, — грустно улыбнулась Лация. — Это страшно — противостоять силе, ломающей волю.
— Надо бы потом взяться за магов, — буркнул я.
— Наша проблема — храмовники, — напомнил Егерь. — Они уже в печенках сидят! Но я уверен, что Лебедь ни за что не откажется от желания захватить королеву Ваграма. И здесь можно сыграть на живца.
— Хотелось бы узнать, что вы собираетесь делать со мной? Таскать по лесам? Судя по вашим бравым речам, конца войны не предвидится. И сколько же мне предстоит быть наживкой?
— Это надолго, — подтвердил Егерь. — Вот почему нам важно как можно скорее уйти с перевала и достичь спокойных земель. А там можно и подумать, как вас отправить домой. К сожалению, я мало надеюсь на чужой флот, а с пиратами вы, я думаю, уже не хотите связываться.
— Мерзость! — передернула плечами Лация. — Надеюсь, вы разберетесь с Корсом и найдете моих людей.
— Боюсь, из Братства воинов мы превращаемся в спасателей, — усмехнулся Егерь. — Не буду обещать много. Дело безнадежное, но я надеюсь, что все образуется.
Когда все разошлись, Егерь схватил меня за рукав и знаком показал, чтобы я садился на корягу, придвинутую к костру.
— Мастер жив?
— Когда уходил — был живым.
— Расскажи, брат, о своих приключениях. Да не смотри ты так на свою королеву! Еще успеете помиловаться. Прости, конечно, что не даю вам уединиться. Давай, садись у костра.…
Егерь исчез куда-то, а я в это время кончиком ножа ковырял дрова, чтобы повысить жар от открывшихся снизу углей. Костер стал нестерпимо жечь лицо. Что же мне делать? Не хотелось признаться себе в полной растерянности. Рано или поздно разговор с Лацией, расставит все по своим местам. Что я предпочту: роль производителя для рода Одемиров, которая в свете последних событий ущемляет гордость Вадигора, или остаться тем, кем я сейчас есть? А кто я есть? Карающая длань тайного Ордена, слепое оружие высокой политики, где мне не суждено понять тайные замыслы. Меня будут использовать всегда, пока я не прозрею. До опыта Егеря мне, вероятно, не допрыгнуть, — стал размышлять я, — а значит, всегда буду бегать по Пафлагонии и другим местам. Хочу ли я этого? Хочу ли стать Спасителем или, как его там: обладателем всего мира? Подвигнет ли меня Корона на предательство? Отвернусь ли я от друзей, которые толкнули меня к этому? Отвергну ли я людей, которые уважают меня таким, какой я есть? А власть меняет человека — о чем я был извещен заранее. Слишком много людей с твердой уверенностью говорят об этом печальном факте. Так как же поступит со мной Лация? Говорят, сильный и волевой человек подчиняет себе даже строптивую власть. Ерунда. Это она исподволь завладевает человеком, и с дьявольской хитростью властвует им. Вопрос лишь в умении противостоять всесокрушающему соблазну повелевать массами.