— Росписи богатые, да все давние. Давно уже вымерли искусные мастера. Теперь не то — нынешние живописцы не так искусны. Нет у них того уменья. Однако ты усердно потрудился, я хочу вознаградить тебя. — Старик вытащил из-за пояса несколько серебряных монет и дал Рустаму. — Купи себе ткани на халат, — посоветовал Хватамсач. — Твой халат уже совсем изорвался.

— Пойду на базар! — обрадовался Рустам. — Давно я не был на базаре. Может быть, услышу какие-либо новости.

Базар был совсем близко. Надо было пройти восточными воротами и спуститься к священному источнику. Рустаму редко приходилось бывать на базаре, и потому он особенно радовался такой удаче. Чего только не увидишь в базарный день! Глаза разбегаются, так все ярко и красиво. Он не стал откладывать и тут же пошел. Вот уже издали слышен знакомый шум. Ревут коровы, ржут жеребята, а гуси всех заглушают своим гоготом.

«Сегодня много пастухов из нашего селения», — подумал Рустам, увидев высоких, стройных юношей. Он подошел к молодому пастуху, который продавал ягненка, и спросил, не видел ли он Нанайзата. Юноша ответил, что вчера лишь встретил Нанайзата у водопоя. Он был весел. В его стаде большой приплод, много будет длинношерстных баранов.

Рустам с трудом пробирается в тесном проходе. Вокруг, прямо на земле, горы дынь, арбузов, яблок, винограда. Тут же бьются в сетках утки и куры. Сундучники выставили нарядные резные сундуки, расписанные пестрыми узорами, здесь же деревянные люльки для младенцев и забавные свистульки.

Величавый старик на рослой, красивой лошади, редкой серебристой масти, покупает двух горных перепелок в ивовой клетке. Продавец — не менее почтенный старик — протягивает клетку всаднику и объясняет ему что-то.

Старая женщина предлагает всем сладкий сироп. Кто-то меняет бобы на ячмень. Мальчишки таскают воду в высоких глиняных кувшинах, а две молодые женщины пронзительно кричат о том, как хороши свежие лепешки, испеченные тут же, на горячих угольях.

— Покупайте зверей! Волшебных зверей! Они как живые! — кричал старик в рваном халате, с красными, слезящимися глазами.

Он размахивал связкой деревянных лошадок, верблюдов и шакалов. Рустам посмотрел на искусную резьбу старика и вздохнул. Ему очень захотелось купить для себя верблюда с большой умной головой, но денег было немного. Может быть, их и не хватит на покупку материи для халата. Хватамсач никогда прежде не давал денег Рустаму. Он считал, что достаточно еды, которую он дает ему два раза в день.

Под деревянным навесом сидели торговцы хлопком, пестрым полотном и шелками. У них можно было купить ватные халаты, узорчатые мягкие одеяла и тонкие шали. Летний зной не тревожил этих толстых, неподвижных купцов. В тени и прохладе они дожидались покупателей. Иные попивали чай, привезенный китайскими купцами.

Вокруг купца в войлочном колпаке собралось несколько человек. Купец о чем-то рассказывал, а люди слушали его с величайшим вниманием.

— В наше время все переменилось, — говорил купец. — Сейчас сто раз подумаешь, прежде чем снарядить караван в дальние края. Повсюду можно встретить кочевников-грабителей, которые отбирают все твое достояние. Неспокойно стало в городах. Боюсь, что Панч не долго продержится во власти афшина. Много появилось войск халифа. Их можно ждать каждый день.

— Что же ждет нас? — воскликнул старик, потрясая кулаками. — Боюсь, что и к нам они пожалуют. Раньше они довольствовались податями, а теперь сами придут и станут свои порядки наводить.

— Боги милостивы, — возразил кто-то. — Они не допустят врага в наш дом. Будем приносить жертвы. Молитвами выпросим прощение.

Рустам слушал все это, и чувство страха, прежде незнакомое ему, проникло в сердце юноши.

— Возможно ли, что враги придут сюда?

Рустам подошел к купцу, перед которым лежали целые горы пестрых тканей. Подошли и две женщины. Они попросили шелков для свадебного платья, и купец стал развертывать свертки с такой быстротой, что перед глазами так и замелькали пестрые куски тканей, один краше другого. Пожилая женщина, перебирая шелк руками, спрашивала молодую:

— Что тебе нравится — скажи, я куплю.

— Не знаю, — отвечала молодая.

«Бедная девушка, — подумал Рустам, — наверное, ее выдают за старого, нелюбимого». Он слыхал как-то, что если жених старый, нелюбимый, то трудно выбрать шелк на свадебное платье. Видимо, не один Рустам подумал об этом. Двое прохожих, которые также с любопытством рассматривали красивые шелка, не стесняясь, громко заговорили:

— Мало ему своего богатства, кривоглазому Акузеру! Дочь свою сватает за старого и хромоногого, зато богатого. Сами сидят на мешках золота, захотели еще жемчугов.

«Где-то я уже слышал о старом, злобном Акузере, — подумал Рустам. — Да, это было недавно. Махзая говорила, что отец спешит отдать Акузеру урожай винограда. Хватамсач говорил как-то: „Справедливость надо искать на небе“. А вот хотелось бы знать, есть ли справедливость на земле? Он многое видел, старый Хватамсач, он побывал в других странах, был при дворе хорезмшаха. Может быть, он ответит на вопрос Рустама: есть ли справедливость на земле?»

Однако, вернувшись во дворец, Рустам так и не спросил учителя об этом. Он был озабочен другим. Рустам принялся за работу. Хотелось сделать портрет девушки из виноградника и одеть ее в царские одежды. Пусть всякий, кто посмотрит, подумает, что это дочь богатого господина. Пусть думают. Всякий, кто заглянет в комнату молитв, будет удивляться красоте и богатству одежд девушки.

«И вот пройдет много лет, — размечтался Рустам. — Может быть, даже сто. Давно уже не будет на свете Деваштича. Все забудут о том, что жил когда-то афшин, а комната молитв, быть может, сохранится. И люди, которые зайдут сюда помолиться, увидят красоту плодов земных и красоту этой девушки. Они даже не узнают, что ее нарисовал Рустам и что девушка эта нравилась ему больше всех девушек на свете. Они этого не узнают. Но, может быть, скажут: „А живописец был с душой. Он понимал толк в своем деле!..“ А что же Махзая? В самом деле она лучше всех девушек на свете?»

Рустам не смог ответить себе на этот вопрос, но почему-то радовалось сердце.

Навимах застал брата в саду. Среди зеленой листвы наливались соками тяжелые янтарные кисти винограда. Артаван подставлял деревянные подпорки, чтобы не сломились хрупкие лозы.

— Да будет счастье в твоем доме! — приветствовал Навимах брата. — Все трудишься, Артаван?

— Я подобен муравью — все тащу в свой дом, но как ни стараюсь, не могу добыть счастья. Все хочу спросить мудреца, — продолжал Артаван, выпрямляясь и вытирая лоб рукавом грязного халата, — почему считает себя живым тот, жизнь которого сложилась не по его желанию?

— Вечно ты жалуешься, Артаван. Побойся бога. Чем тебе плохо? Какой виноград созрел, какая осень стоит!

— Что толку в этом винограде! Сам знаешь, что он не для меня.

— А что касается мудреца, — заметил Навимах, — то не ищи его, я за него скажу. Мне кажется, что нет предела нашим желаниям и нет возможности их утолить. Пока мы живем, мы будем к чему-то стремиться.

— Пожалуй, что и так, — согласился Артаван.

— Жизнь сложилась не так, как мы задумали, — продолжал Навимах, — а все же мы живем и дышим. Если бы каждый, чье желание не осуществилось, посчитал себя мертвым, то род людской давно бы прекратился.

— И то верно, — кивнул Артаван. — Но мне от этого не легче.

— Боюсь, что и сам Деваштич может посчитать себя мертвым, если его спросят, все ли делается по его желанию. Ведь он владеет только Панчем, а спроси его, так, пожалуй, недоволен, наверно, хочет присоединить к своим землям еще Самарканд или Бухару… Сам афшин не смог сделать, чтобы все было только так, как ему хочется. Что же нам говорить!

— Тогда прав наш михтар[16], — вздохнул Артаван. — Он сказал: «Если ты не хочешь, чтобы тебя считали безумным, не ищи того, чего нельзя найти».