— Вон там, — говорит юноша, протягивая руку в сторону реки, — в Панче, есть дворец… Ты была там?
— Нет, не была.
— Прекрасный дворец господина Панча. В этом дворце работает старый художник Хватамсач. Он делает росписи на стенах, волшебные картины рисует. Там всякое увидеть можно: и царей на небесных конях, и знатных согдианок, есть даже изображение Сиявахша. Там жизнь и сказки изображены искусной рукой.
— Как же ты попал туда? Во дворец самого господина Панча?
— Богам было угодно. То было чудо, но оно свершилось. Случилось так, что старый Хватамсач доверил мне большое дело. «Я поручу тебе работу, юноша, настоящую работу для комнаты молитв, — сказал он мне как-то. — Там ты изобразишь дары нашей земли. Пусть порадуется добрая богиня Анахита. Пусть увидит плоды земли такими, какими рождает их солнце. Только смотри не ошибись! Все сделай достойным удивления. А если не сумеешь, отберу краски… пойдешь пасти овец Деваштича…»
Юноша рассказывал торопливо, с волнением обрывая лепестки белой розы, что была у него в руках.
— Я много ночей не спал, все думал, как лучше изобразить дары земли. Я лежал на крыше, смотрел в звездное небо, и мне казалось, что я вижу дивные сады. «Укройся в четырех стенах и работай, — говорил мне старый Хватамсач. — Никуда не ходи, ни на что не смотри. Если есть в тебе дар волшебный, то мысль твоя подскажет тебе истинную красоту. А если нет его, то и не сделаешь ты того, что нужно».
— У тебя есть дар волшебный! — обрадовалась Махзая.
— Может быть, и есть, да мы не знаем об этом. Об этом знает только богиня.
— А разве можно изобразить подобное, не имея дара чудесного! — Девушка снова посмотрела на свое изображение.
— Одно только знаю, нет для меня ничего желаннее тех красок, которыми можно изобразить то, что видишь. Когда старый Хватамсач велел мне изобразить дары земли, захотелось мне показать весь прекрасный мир, освещенный солнцем. Весной я увидел цветущий миндаль и абрикос в розовой пене, подобной одежде юной невесты. Я изобразил все это. Настало лето, и я увидел сочные персики среди листвы. Маленькие веселые девочки устроили хоровод вокруг дерева. Они так славно кружились. Я изобразил их. Осенью я увидел женщину с ребенком. Она склонилась над созревшими гранатами. Ребенок своими пухлыми ручонками срывал большой, сочный плод. То была девочка, я увидел на ней бирюзовые сережки, а брови у нее были такие же тонкие и черные, как у тебя. Я все это изобразил на стенах дворца, да такими красками расписал, что плоды, казалось, были налиты соками, а люди рядом с ними стояли совсем как живые. — Юноша вдруг смутился и умолк.
— Расскажи еще… — попросила Махзая. — Расскажи, как тебя пустили во дворец Деваштича.
— О, это долго рассказывать! Как-нибудь в другой раз… — Рустам поднялся и стал прощаться.
— Ты уходишь? — огорчилась девушка. — Ты еще не все мне рассказал. Говори еще. Я могу слушать тебя весь день.
— О милая девушка! — обрадовался Рустам. — И я бы весь день тебе рассказывал, да работа ждет. Хватамсач строг!
— Ты больше не придешь? — тихо спрашивает Махзая.
— Хочешь, я приду в день Митры?
— Хочу!
В тот же миг юноша скрылся в зелени ветвей, словно его и не было.
Махзая долго стояла в растерянности. Она очнулась лишь тогда, когда услыхала голос сестры.
— Ушел? — нетерпеливо спрашивала Марьяма, выглядывая из-за кустов шиповника. — Кто он?
•
Весь день Махзая провела в винограднике. Она приготовила несколько корзин винограда для господина. Она даже отказалась пойти поесть, когда тетушка Пурзенча позвала ее в дом. Но отказалась она не потому, что торопилась закончить работу. Она боялась уйти из сада. То и дело прислушивалась к шорохам, каждую минуту ждала, не придет ли снова юноша. Она не сказала об этом сестре, да и самой себе боялась признаться, но что-то заставило ее непрестанно думать о чудесной встрече.
«Приди еще разок!» — шептала про себя Махзая и, остановившись на мгновение, старалась во всех подробностях представить себе юношу-живописца. В ушах ее звучали его слова: «Мне хотелось изобразить самую красивую девушку на свете…»
Мечты девушки прервал голос тетушки Пурзенчи:
— Эй, Махзая, принеси огурцов! Зови отца обедать! Уже и солнце пошло на покой, а вас не дозовешься…
Махзая оглянулась в последний раз, взяла с собой остатки винограда и пошла в дом. На глиняной лежанке уже была постлана скатерть и лежали свежие лепешки. Махзая подбежала к грядке, сорвала несколько огурцов и, помыв руки, приготовила глиняную миску для похлебки. Марьяма тем временем подала отцу воду для мытья.
Когда все уселись за горячей похлебкой, Марьяма вдруг отложила свою круглую деревянную ложку и, обращаясь к тетушке, загадочно сказала, что сегодня в их саду был богатырь Рустам.
— И ты его видела?
— Не только я — Махзая даже разговаривала с ним…
— Не богатырь это, — прервала ее Махзая, — то был юноша-живописец. — И она рассказала об удивительной встрече в саду.
— Как же он назвал себя? — спросил отец.
— Сыном Нанайзата, пастуха. Их селение у самой реки, совсем близко от Панча.
— Нанайзата? Постой! Постой! — закричал отец. — Не тот ли это Нанайзат, у которого сын потерял разум. Я давно знаю пастуха.
— Не совсем потерял разум, был одержим, — поправила Артавана Пурзенча. — Я помню, тогда говорили, что мальчишку одолел странный недуг — он не играл с детьми, не хотел помогать отцу на пастбище, все лепил из глины зверушек да разных человечков.
— Он самый! — смеялся Артаван. — Потерял разум и все ограды расписывал углем да сажей.
— Расскажи о нем! — попросила Махзая. — Я никогда не слыхала об этом мальчике, не помню.
— Мудрено было запомнить! — рассмеялась тетушка. — Тебе еще не было года, когда это случилось.
— А что случилось? — Тут и Марьяма проявила нетерпение.
— Я ведь сказал, что рос у Нанайзата сын. Мальчишка был не в себе. Как только стал что-либо понимать, так взялся за глину да угли. Нанайзат совсем измучился с мальчишкой. Водил его к жрецам, приносил жертвы, молился, а недуг не проходил. Пришлось отдать его живописцу в услужение.
— Рустам, Рустам! — повторяла Махзая. — Совсем как тот богатырь из сказки. Хорошо бы тетушка рассказала нам сказку.
Перед сном, когда тетушка Пурзенча села за свое вышивание, Марьяма тихонько подошла к ней и, прижавшись щекой к смуглой лоснящейся щеке тетушки, стала просить:
— Тетушка Пурзенча, добрая тетушка, расскажи о богатыре Рустаме и красавице Махфаме![15]
Тетушку Пурзенчу не надо долго упрашивать. Она и сама любит рассказывать сказки. Она велит позвать Махзаю и вытаскивает из мешочка вышивание для девочек, чтобы не сидели без дела. И откуда только берутся эти сказки? Обо всем на свете знает тетушка Пурзенча.
Быстро мелькает в ее руках медная игла. Она делает ровные, мелкие стежки и своим негромким, певучим голосом рассказывает:
— И вот задумал жениться храбрый богатырь Рустам. Но не хотел жениться он на простой бедной девушке. Задумал он похитить красавицу Махфаму — царскую дочь. Но как проникнуть во дворец? Царь спрятал его среди высоких, недоступных гор, окружил зубчатой стеной.
Богатырь Рустам потерял сон и покой. Он целыми днями бродит вокруг дворца и всматривается, не удастся ли пробраться сквозь кованные медью ворота. Нет, не удастся! Там стоит стража. А через стену перелезть невозможно. Рустам смотрит на высокую башню. Ах, если бы кто-нибудь спустил ему веревочную лестницу!
Но кто же это сделает? Красавица Махфама? На это мало надежды. Ведь она видела его всего один раз.
Случилось так, что пошел богатырь Рустам на базар покупать себе золотую парчу на праздничный наряд. И видит — мимо него идут две женщины. Одна старая, а другая молодая. И так была ослепительно красива та молодая, что Рустаму показалось, что солнце спустилось с неба и очутилось рядом с ним.