От него пахло потом и машинным маслом, а пальцы были черными, он даже не потрудился их оттереть после работы в мастерской. Шон обернулся к нему и поцеловал в губы, уколовшись о жесткую щетину. Сейчас из них двоих Ким куда больше выглядел альфой. Раздавшийся в плечах, лохматый, щетинистый в испачканном джинсовом комбинезоне, с руками по локоть в смоле и окутанный густым запахом табака, бензина и гона. А Шон, как всегда, аккуратно причесан, выбрит, и, надев поверх светлых брюк и белой рубашки фартук, готовил ужин. Чарльз прикалывался над ними, говорил, что МакКензи рано седеют, так как и Ким, и Шон были полностью седыми от всех пережитых волнений.

— От кого так воняет керосином? М-м-м, это же мой долбанутый супруг, — передразнил Шон, выключив плиту. Он выдернул сигарету из зуб Кима и под его сердитый рык затянулся. — Я уложил Марти, а Алекс ночует у Нильсонов.

— Надеюсь, Марти тоже у Нильсонов?

— Да, и позвонил в опеку, сказал, нас заебали дети. Завтра приедут лишать тебя родительских прав, — серьезно заявил Шон.

— Главное, чтобы не забрали Тефтеля. Этот старикан мне слишком дорог, — хмыкнул Ким, медленно проводя носом по шее Шона к его уху.

— Да уж вряд ли кто-то сможет увезти медведя отсюда без жертв.

Шон расстегивал спецовку Кима и улыбался, предвкушая отличный секс. Алекс уже достаточно подрос, чтобы опасаться его появления в спальне в самом разгаре, тем более, что он все чаще спрашивал, должны гаммы любить омег или альф. Ни Ким, ни Шон ответа не знали. Был Дэвид — альфа до мозга костей, живущий с омегой. И Ким — тоже альфа, но женатый на Шоне. Или Ваня — омега омегой. Они не знали, как объяснить семилетнему сыну, что у гамм есть выбор, и они могут решить, и нет ни правильного ответа, ни ошибочного.

— А кто сегодня снизу? — улыбнулся Ким. Он через голову сдернул с Шона фартук и расстегивал пуговицы на рубашке, пока тот выцеловывал его шею и шарил руками по голому торсу.

— Ты, раз уж спрашиваешь, — ответил Шон.

Он грубо зарычал и развернул Кима лицом к столу, толкнул в спину, чтобы наклонился. Тот усмехнулся, поднырнул под локоть супруга, и в мгновение Шон сам оказался на столешнице, а Ким навис над ним, покусывая соски.

— Только если отсосешь мне сначала, чудовище, — бросил Шон, вцепившись Киму в подбородок и подтянув к себе, смял губы властным поцелуем.

— Ага, сейчас! Я уже насосался однажды, помнишь? — саркастично хмыкнул Ким, расстегивая брюки Шона.

— Зато ты теперь знаешь, как сильно я тебя люблю. Давай, или я сверху! — Шон наблюдал, как Ким скинул остатки одежды. Он любовался на развитые, красивые мышцы супруга. Маленькие и нежные омеги давно не привлекали, а секс ему подавай грубый, порывистый, с рычанием и укусами. Все как им нравилось.

Ким сердито зарычал и опустился на колени, неспешно, умело облизал еще наполовину вялый член Шона.

— Что, МакКензи? Стареешь, уже не такой скорый? Импотенция не за горами? — подразнил он, двигая ладонью, поглаживая пальцами шелково-гладкую головку.

— Займи рот чем-то более важным, — сказал Шон, наслаждаясь зрелищем.

Он просто ненормальный, раз возбуждается от вида Кима возле его члена, но это действительно так.

— Более важным ты называешь свой стручок?

Шон не успел съязвить в ответ, запрокинул голову и выгнулся, когда Ким глубоко взял в рот. Он закрыл глаза и напрягся всем телом, мелко подрагивая от удовольствия, которое доставляли умелые губы и язык. Громким урчанием и мягкой вибрацией в горле Ким быстро довел Шона до исступления. Он несдержанно, хрипло стонал и автоматически выдернул из губ член, наученный горьким опытом.

Ким, улыбаясь, поднялся, глубоко, вальяжно поцеловал, поделившись вкусом семени Шона. Он аккуратно подтолкнул его на стол, потеревшись твердым членом о бедро.

— Хочешь так или сзади? — хрипло спросил Шон, готовый на любой каприз истинного.

Ким довольно сверкнул глазами и повернул его, снова укладывая животом на стол, провел руками по крепкой спине до бедер и развел в стороны ягодицы.

— Каждый раз, как целка, ей богу, — прошептал Ким ему на ухо, вылизывая мочку и прикусывая ее.

— Зато ты такой раздолбаный, что мне хоть полотенцем хуй обматывай, — огрызнулся Шон, цепляясь пальцами за край стола.

— Вот не любишь ты нежный секс, МакКензи, нравится тебе пожёстче, да? — мягко промурлыкал Ким и, подтверждая свои слова, протолкнулся глубже, а потом стал раскачиваться, постепенно увеличивая темп.

Он выпрямился и поставил ладони на лопатки Шона, изредка сминая их, но больше помогая себе, не позволяя супругу ускользать и сильнее вбиваясь в его узкое нутро. Шон хрипло, наполовину с рыком стонал и уже скоро начал подаваться назад, углубляя проникновение. В окно заглянул одинокий лунный глаз, осветив кухню холодным тусклым светом, и стал свидетелем того, как двое неправильных, совершенно неподходящих влюбленных истинных занимались страстным, горячим сексом, выдыхая сладкие вперемешку с грубыми стоны, вдыхая свои перемешанные запахи, наполняя друг друга, комнату и весь дом любовью.

Шон завел руку себе под живот, желая приблизить оргазм, но Ким перехватил ее, ускоряя темп, приник языком к его шее, провел им по своей метке и дальше вверх к скуле.

— Бля, Ким, давай уже, я хочу кончить, — зарычал Шон, стараясь вывернуть кисть из захвата.

— А ты попроси вежливо, МакКензи, — тихо, едва слышно прошептал в ответ Ким с мстительной, злопамятной улыбочкой, напоминая ему их первую встречу в раздевалке, когда роли были противоположными.

Шон засмеялся в голос. Он оттолкнулся руками от стола, чуть не разбил Киму нос и обернулся к нему, поцеловал в губы, властно, собственнически, протолкнув язык в его рот и прикусывая.

— Давай кончим вместе, любимый, пожалуйста, — нежно проговорил он, выделив последнее слово, и тут же почувствовал ласкающую ладонь на члене.

Шон кончил первым и туго сжал в себе Кима, мешая ему двигаться, оттягивая оргазм истинного лишь на пару секунд, после чего его заполнила горячая сперма супруга, и тот быстро вышел из него, прежде чем набухнет узел. Они рычали и гортанно стонали одновременно, цепляясь друг за друга, желая слиться воедино, стать целым человеком из двух половинок. Сцепка так и осталась для Кима непозволительной роскошью, Шон разрешил сделать ее лишь пару раз и то по пьяни. Сейчас они оба обессиленно опустились на пол, обнявшись и не слишком беспокоясь, что вообще-то сидят на кухне в луже спермы. Шон откинулся спиной на шкафчик, а Ким устроился между его ног.

Ким дотянулся до своей спецовки и вытащил оттуда пачку сигарет, прикурил вначале Шону, а потом для себя. Он откинул голову ему на грудь и, зажав фильтр в уголке губ, прикрыл глаза, наслаждаясь моментом. Ким не смог бы описать словами, как он любит Шона и рад, что они женаты — закончились бы эпитеты. Все годы, прожитые вместе, несмотря на ссоры, проблемы и иногда ужасные ситуации, он мог бы легко назвать самыми счастливыми и не согласился бы поменять свою жизнь ни на какую другую. Но главное, он знал, в этом Шон полностью солидарен с ним, и был благодарен, что тот вытерпел и не ушел. Ни разу не предал и поддерживал всегда.

— Я люблю тебя, чудовище, — мягко сказал Шон, погладив истинного по груди, и прижал к себе в порыве нежности.

— И я люблю тебя, МакКензи, — от всего сердца признался Ким.

В полной тишине комнаты по твердому полу процокали непозволительно отросшие когти Тефтеля, который, выждав, пока хозяева уймутся, все же пришел к ним и улегся на полу у ног.

****

Поехать с Шоном в отпуск в Нью-Йорк оказалось самым желанным подарком на десять лет со дня свадьбы. Подумать только — ничего необычного. Но там они будут только вдвоем, никаких детей, никакой работы. Надоедят друг другу за две недели до чертиков и вернутся к привычной жизни. Или им понравится такое времяпрепровождение, дети осиротеют, брошенные безалаберными родителями, а с работы их уволят. Будут свободны, как птицы. Второе, к слову, казалось Киму более заманчивым и реальным. Вот только Тефтеля оставить не на кого.