— Успокойся.

Майки перестал шевелиться, истерика прекратилась, и он замер с зажатой в кулачке пластиковой бутылочкой, которую до этого планировал обрушить на столик.

— Ешь, сейчас же, — продолжил строгим тоном Ким. Мальчик, так и не оторвав взгляда от брата, открыл рот, и туда мигом залетела ложка с кашей. Удостоверившись, что Майк ест спокойно, Ким выпрямился и отошёл. Чарльз, улыбнувшись, шутя шлёпнул Кима по пятой точке тыльной стороной ладони.

— Спасибо, тиран. Может, ты сам будешь его по утрам кормить? — предложил он.

— Это ты так завуалированно намекаешь, что инициатива наказуема?

Чарльз усмехнулся, не глядя на Кима, и стёр с подбородка остатки каши. Он быстро скармливал сыну положенную порцию, пока временная идиллия не закончилась и Майки опять не запротестовал. Отец смотрел на них и мазал джем на тост Дерека — тот сидел перед пустой тарелкой и ждал готового. Ким думал, что уж он-то наверняка вырастет и станет классическим представителем своего пола: капризный, плаксивый, чересчур ранимый. Всё это - обычные качества для омег, и они переполняли брата. Дерек единственный из троих сыновей был похож на анатэ: каштановые волнистые волосы, которые он не давал стричь и те свисали до лопаток, и светло-карие глаза.

— Что у вас двоих за дети, а? Один орёт и сопротивляется, когда его кормят, другой в восемь лет не в состоянии себе джем на хлеб намазать, — с издёвкой спросил Ким.

— Третий бухает и таскается по омегам, как бывалый уголовник, — не растерявшись, подхватил Ричард, передавая среднему сыну тост и мельком глянув на Майки.

— Меня за это лишили машины, а их в зад целуют, — огрызнулся Ким.

Ричард вскинул сердитый взгляд и поднялся с места, звучно корябая стулом пол. Но сел обратно, когда на плечо опустилась рука супруга. Рич недовольно посмотрел на него, как будто спрашивая: «Почему мне нельзя надрать ему задницу?». Чарльз усмехнулся и спокойно провёл пальцами по его скуле, от подбородка к уху. От этой неприкрытой ласки оба альфы закатили глаза: старший от удовольствия, а младший от раздражения. Отец, как мороженое на солнце, таял от Чарльза, превращаясь из грозного хищника в милого домашнего котёнка. Ким не встречал такого омегу, как его анатэ. У Чарльза была особенная, породистая красота, в янтарных глазах плескался норов и интеллект, фигурные губы часто посещала усмешка, а вьющиеся каштановые волосы обрамляли точёное лицо. Казалось, словно время не властно над ним, не прибавлялось морщин с годами, кожа оставалась гладкой и светящейся, с ровным здоровым оттенком, а тело — подтянутым и тонким. Чарльз умел абсолютно всё. Готовить, стричь газон, чинить сломавшуюся стиральную машину или перебрать карбюратор, смыслил во всех предметах сына, часами сидел с Дереком и помогал ему со школьными поделками. Если было нужно, то мог сам почистить дымоход или установить новую сантехнику. И еще он никогда не кричал и не выходил из себя. Чарльз испытывал только положительные эмоции в жизни, а все отрицательные игнорировал, не допускал в мысли. Ким не видел в глазах анатэ страха или слёз. Но иногда его тон становился очень пугающим, твёрдым, холодным. Так он мог разговаривать лишь с альфами, время от времени с отцом или соседом, или с кем-то по телефону. Сухо, лаконично, безапелляционно, в речи появлялся надломанный австралийский акцент, который в обычной жизни был почти неразличим. Ким много раз в подобных случаях замечал в глазах отца ярость и понимал, каких трудов ему стоит подавить желание показать омеге, кто главный. Но он никогда не видел, чтобы Чарльз сдался первым. Он смотрел своему супругу-альфе в лицо ледяным решительным взглядом, и Ричард всегда отступал. Ким думал, что в прошлом родителей есть тайна, о которой они не говорят, но она очень важная и жуткая. Все знакомые омеги Кима были скорее смазливыми засранцами, чем теми, с кем можно завязать хоть маломальские отношения. Потому и приходилось таскаться от одного к другому, перебиваясь мимолётной связью. И ему совсем не было стыдно за то, что он зажимал по углам течных омег. Последние не протестовали, но всегда ждали за коротким перепихом в туалете или спортзале светлое и нежное чувство. Однако этого не происходило, и омеги страдали.

Желая отвлечься от мыслей по поводу братьев, омег и родителей, Ким решил сосредоточиться на завтраке. В отличие от семейства Ронвудов, он предпочитал мясо во все приёмы пищи. Никакого хлеба и дурацкой крупы. Дичь! Иногда овощи, которые подсовывал на тарелку анатэ и внимательно следил, чтобы Ким съел их. Но сегодня Чарльз был занят Майки, и парень с удовольствием уплетал вчерашний шницель, причём не разогрев, а сразу из холодильника. Дерек от такого зрелища поморщился. Этот маленький омежка почти не ел мясо, что радовало Кима, ведь ему перепадала порция брата.

— Анатэ, может, ты оставишь мелкого дома? Он снова егозить все соревнования будет, — решив нарушить возникшую на кухне тишину, осторожно предложил Ким. Он покосился на Майки, который прекрасно понял, о ком идёт речь, и хмуро посмотрел на него исподлобья.

— Майки не может быть дома один. Но я могу не ехать и остаться с ним, — отозвался анатэ, убирая грязные тарелки со стола в посудомойку. Он был полностью собран, в синей рубашке с закатанными манжетами и узких джинсах, которые невероятно нравились отцу. Рука Ричарда то и дело ныряла в задний карман брюк Чарльза, что вызывало у родителей довольные улыбки и многозначительные взгляды. Недостатком сексуальной жизни они вовсе не страдали. Скорее уж их дети мучились от её переизбытка и тонких стен в доме.

— Нет, я хочу, чтобы ты посмотрел, как я всем задницы надеру! — сразу же исправился Ким. Соревнования между школами были слишком важным событием в его жизни, и анатэ не мог пропустить их.

— А я не брошу Майки дома. Значит, ты должен позволить ему поболеть за тебя, Ким.

Подросток только кивнул. Пора бы привыкнуть, что Чарльз из кого хочет верёвки вьёт.

****

По дороге Ким соблазнял очередного омежку, перекидываясь с ним сообщениями. Уилл Хамельтон — один из самых популярных и желанных омег в школе. Он был из обеспеченной семьи, а вдобавок довольно умён и невероятно красив. Только ходили слухи, что таких ярко-рыжих волос, как у него, в природе не бывает и он подкрашивает их, к тому же о нём ходила дурная молва, все прикалывались над тем, что омега якобы раздвигает ноги на спор. Так или иначе, альфы устраивали негласную гонку и хотели затащить его к себе в постель. Ким был доволен, предвкушая победу в соревнованиях, а если удастся обойти остальных альф и совратить Уилла — так и вовсе плюс девяносто к настроению на весь месяц.

Рич изредка поглядывал на то, что пишет сын, и ухмылялся под нос. Ким прекрасно знал — отца устраивало в нём всё. Во-первых, конечно же, он был альфой, и за это Ричард любил его ещё до рождения, невольно выделял по сравнению с Дереком и Майки. Во-вторых, Ким серьёзно занимался спортом, увлечение грозило перерасти в профессию. А если и нет, то, в-третьих, сын хорошо учился. Не отличник, но и плохих оценок никогда не приносил — всего-то выговоры за непослушание, но даже вздорное поведение нравилось отцу. Ким дрался, спорил, доказывал, кто главный и у кого какие места по жизни. Он был лидером во всём, типичным альфой. Только нежелание заводить постоянные отношения напрягало Ричарда. Он знал, что многочисленные омеги сына не задерживались дольше недели, а с некоторыми он вообще виделся только в период их течки. Таким путём можно дойти до разгульной холостой жизни и оставлять за собой беременных омежек, ни с одним не создав семью. Но беспокоиться о подобном рано, и Ричард благоразумно избегал щепетильной темы в разговорах, а Чарльз и вовсе, похоже, был бы рад никогда не обзаводиться внуками, ему и детей хватало по самое горло.

— У него течка скоро? — поинтересовался Рич, чтобы хоть как-то разбавить тишину в салоне. Он приветливо махнул рукой водителю проезжающего мимо авто и улыбнулся.

— Да нет, этот сопливых фильмов насмотрелся — истинные пары и прочая хреновина, — небрежно ответил ему Ким, не отрываясь от экрана телефона. На самом-то деле, в то, что Уилл действительно сентиментальный и трогательный, верилось с трудом. Скорее уж он расчётливый и меркантильный, но играть с ним в «кто кого лучше обманет» Киму нравилось. Все эти смайлики с поцелуями и смешные прозвища поднимали настроение, были лёгкими и ни к чему не обязывали.