— Саша! Передай Альфу! Сейчас же! — злобно зарычал Дэвид. Его глаза блеснули яростью, и он отпустил чашку, чтобы не раздавить ее в руке. — Альф, ты в порядке? Я скоро вернусь… Хорошо, родной… — с сыном Дэвид говорил очень мягким и любящим тоном. И лицо потеплело. Он нажал отбой и устало потер переносицу.

— Ты назвал сына Альфредом? — насмешливо спросил Ким.

— Представь себе. Угадаешь, какого он пола? — в тон ему ответил Дэвид. Он отпил из своей чашки. — Все называли его альфой, и он привык.

Шон сглотнул. Он прекрасно знал, что омеги из Дельты не называют альф по именам, и подозрения относительно Дэвида стали более четкими. А раз он друг Чарльза, то и тут появилась некоторая ясность. Но по тому, как он говорил с этим Сашей, понятно, он любит его и никакой опасности для их отношений с Кимом не представляет.

Стоило Дэвиду заняться Кимом и выписать «волшебные» пилюли — пропал токсикоз. Еще одни — и настроение Кима перестало прыгать от «милой няшки» до «боевика Дельты» за десять минут по сорок раз в день. Ни Ким, ни Шон не говорили о смерти Беизов. Только однажды Ким попросил позвонить Ричарду и узнать, что будет с их детьми. Но ответ услышать не захотел, и эта тема была закрыта.

Беременность протекала относительно спокойно, и Шон постепенно готовил почву для переезда. Он ненавязчиво заговаривал об этом с Кимом, но не настаивал, чтобы не спугнуть.

Салют все же был! Не как в Нью-Йорке или Вашингтоне, но тем не менее. Пятьдесят залпов разноцветных огней. Ким лежал на траве, довольный, что Шон разогнал всех зевак, чтобы ему не портили обзор.

— Ким, я хотел с тобой поговорить, — начал Шон, когда собрал их покрывало в рюкзак, чтобы уйти внутрь за их столик и выпить перед тем, как отправиться домой. Он отдал рюкзак в пасть Тефтелю, и тот тут же сел рядом с его ногой, изображая умного дрессированного песика. А не прожорливого медведя, который просто таким образом хотел заработать что-то вкусное и побольше.

— Ну давай, — разрешил Ким, разминая спину, и вытащил из кармана пачку. Правда, когда Шон опустился перед ним на одно колено посреди улицы, сигареты он убрал обратно и огляделся. На них смотрели все, кто до того любовался салютом.

— Хочу, чтобы ты носил мою фамилию и кольцо, кстати, вот оно, — Шон достал из кармана широкое золотое кольцо, совсем не омежье, и протянул Киму, сжимая указательным и большим пальцами.

Театральное «а-а-ах-х-х» со всех сторон. И Ким затаил дыхание. Шон помнил его слова, что тот не хочет становиться омегой, и поэтому предлагал сменить фамилию и надеть кольцо. Ни грамма пафосных признаний и клятв защищать и оберегать до гроба.

— Я люблю тебя, Ким, — очень уверенно сказал Шон, улыбаясь. — Давай поженимся? — он не отводил взгляда от лица Кима, пытался уловить его настроение. Он специально выбрал для предложения День Независимости. Чтобы Ким понимал, их брак — не подчиненность одного другому, а любовь.

Друзья, знакомые и даже чужие люди, находящиеся здесь, стали подсказывать Киму. «Скажи „да“!». Ким вдохнул, выдохнул, огляделся и…

— Нет, — глядя теперь в глаза Шону, твердо ответил он.

Толпа возмущенно зажужжала, кто-то обозвал Ронвуда идиотом/придурком/кретином/говном собачьим. Омеги вокруг едва не плакали. Альфы растеряно рычали. В воздухе повисла тяжелая тишина. Лишь Тефтель продолжал подметать землю хвостом.

— Ну что? Насладился? — не поменявшись в лице, спросил Шон, так и стоя на одном колене перед Кимом с кольцом в протянутой руке. Ким лукаво хмыкнул и довольно кивнул. — Ронвуд, я люблю тебя! Давай поженимся, засранец! — еще раз предложил Шон гораздо громче, скалясь во все зубы.

— Давай, — он потянулся за кольцом, но Шон отвел руку, не позволив взять его.

— А что ты должен тогда сказать? — усмехнулся Шон, встав и приблизившись к Киму так, что их разделял только живот. Он притянул его за талию.

— Мне сообщить им, что, если мы поженимся, то тебя будет трахать беременный гамма? — шепнул Ким, не переставая улыбаться и снова потянулся за кольцом. Но МакКензи спрятал его за спину и ухмыльнулся своей «коронной» гримасой на одну сторону. — Я люблю тебя, — уже обычным тоном сообщил Ким так, что слышали почти все затаившие дыхание зрители.

Шон впился в губы Кима грубоватым жадным поцелуем и сам насадил ему кольцо на палец. Они стояли на газоне возле их любимого бара в Палмере и целовались под бурные аплодисменты и лай радостного Тефтеля в День Независимости.

========== 25. Формула истинности ==========

========== Двадцать пятая глава ==========

========== Формула истинности ==========

Ким бунтовал и негодовал, ворчал и бесился на Шона и его план переезда в Сан-Франциско. И больше всего потому, что сам оказался главной и неотъемлемой частью этой авантюры. Шон и не думал, что будет легко. Он изучил Ронвуда и знал — тому нравилось жить в Палмере, где все знакомы и никого не смущает щетинистый, седой беременный альфа. Киму тяжело давались косые взгляды и насмешки. Жизнь в изоляции — отлично! А тут — на тебе, мегаполис… Шон игнорировал возражения и спокойно паковал вещи свои и Кима, игрушки Тефтеля и его лежанку, которую он редко использовал, предпочитая спать в их кровати. Но куда ж они без пса?

Правда, когда Ким увидел дом, он с неохотой переменил свое мнение. Шон постарался выбрать из всех коттеджей тот, который понравится Ронвуду. А потрясный вид сквозь панорамные окна на залив и собственный бассейн сыграли роль дополнительного бонуса.

— Откуда у тебя деньги на такой дом? — спросил Ким, когда осмотрелся, придирчиво отыскивая недостатки. — Не знал, что предсказатели погоды много зарабатывают. Ты взял кредит?

— В Сан-Франциско у метеорологов приличное жалованье, и я занимаюсь изучением… — Шон прервался, заметив, как Ким смотрит на него: насмешливо вздернув бровь. Истинный никогда не интересовался его профессией и считал ее занудной. — Да, взял кредит.

Ким усмехнулся и отправился изучать спальню с шикарной широченной кроватью. Кому постель понравилась больше всех, так это Тефтелю. Он первым делом запрыгнул на нее и улегся посередине, как там и был.

— А ты уверен, что мы хотим заниматься сексом на публике? — с сомнением спросил Ким, когда Шон пришел за ним. Здесь, как и во всей западной части дома, окна тянулись от пола до потолка.

— Конечно! Меня это очень возбуждает! — серьезно ответил тот. — А вообще-то, мы можем трахаться в ванной, спортивном зале, котельной или комнате для гостей.

— Или в детской, — задумчиво протянул Ким. Чем больше становился его живот и сложнее было пристроиться друг к другу, тем чаще и сильнее хотелось секса. Шон до сих пор всячески уклонялся от того, чтобы выполнить свое обещание и поменяться с Кимом ролями. Он понимал, что это неправильно, и однажды бомба замедленного действия рванет. Но заставить себя не мог.

— Почему бы нам не отметить новоселье прямо сейчас? — спросил Ким, откинувшись на кровати на спину и попытался прогнать пса, который недовольно ворчал, в ответ на неуважительное пихание и притворялся или мертвым или вовсе лохматой подушкой.

— Не вижу препятствий, — согласился Шон. Раз Ронвуд перестал злиться и ворчать, то можно засчитать себе очередную маленькую победу. Он шагнул к Киму, расстегивая кремовую рубашку.

— Я буду активом, — нетвердо предложил Ким.

— Ты на седьмом месяце! Ким, ты соображаешь, что для таких вот экспериментов должен быть кое-какой настрой? — резко ответил Шон, отпрянув. Возбуждение улетучилось. Он ругал себя за то, что дал это дурацкое обещание. Любые мысли о смене ролей оборачивались раздражением и злостью.

— В смысле, ебать меня на седьмом месяце тебе нормально? А как… — начал было спорить Ким.

— Хватит! Я не хочу говорить об этом! — сорвался Шон. Он встал с постели — никого секса у них уже все равно не получится. Такие разговоры убивали все настроение.

— Ты, кажется, сам предложил тогда в лесу. А теперь…

— А теперь передумал! Ты вышел за меня, только чтобы трахнуть? Никаких других причин не было? — нервно зарычал Шон. Он не понимал, зачем ведет себя так, и мысленно старался унять вспышку гнева, но пока не удавалось. Шон знал, что сам зажал себя в рамки, и теперь подсознательно хотел от них избавиться любой ценой, вновь чувствовать свободу.