— Ты к врачу не думал сходить? Это ж хреново, что тебя так кроет? — спросил Чак, раскуривая сигарету на кухне в последний день, перед тем как им разбежаться.
— Нормально. Я — гамма. Такая многофункциональная херня — и нашим, и вашим типа, — Ким натянул джинсы, поморщившись от болезненных ощущений. Он чувствовал на себе запах Чака и сильный омежий. Но его собственный, привычный потерялся. Ким нетерпеливо размял спину и мотнул головой, отгоняя от себя дурацкие мысли. Его грызло чувство, что он — уже и не он вовсе. Когда-то был Кимом Ронвудом, альфой, занимался прыжками в воду. А что теперь? Гамма. И он даже сам признал это. Говорил вслух, будто сменить пол так же просто, как поменять трусы.
— Я слышал — гаммы долго не живут. Вроде гормональные сбои какие-то, — равнодушно бросил Чак.
— Ты умеешь разрядить обстановку, — усмехнулся Ким и вытащил из пачки Чака сигарету и себе. Он открыл окно и стал смотреть на улицу, размышляя над тем, как резко его жизнь покатилась под откос. Сохранять хорошие отношения с анатэ и друзьями стало как-то сложно, отца нет, течки, МакКензи. Одна отдушина — Уилл. Но и с ним будут проблемы. В прошлый раз свой загул Ким объяснил сексом со знакомым омегой, а как можно выкрутиться сейчас, он не представлял.
Хамельтон действительно бесился и орал. Едва Ким появился на пороге собственного дома, к нему со второго этажа сбежал Уилл и обнюхал, после чего влепил звонкую пощечину. Ким усмехнулся про себя: в прошлый раз он получил по роже от анатэ, теперь от Уилла, следующий, вероятно, на очереди Дерек, а за ним Майк.
— Ты свинья, Ронвуд! Безответственная, самовлюбленная скотина! — шикнул он и убежал наверх собирать свои вещи.
Ким поднялся следом и молча наблюдал, как Уилл бросает одежду, белье, рыльно-мыльные принадлежности и причиндалы для йоги в свою сумку. Он подождал, пока омега закончит сборы, а потом схватил сумку и попросту перевернул ее вверх дном, вытряхивая все содержимое. Ким хорошо понимал чувства Уилла. Никому не нравилось быть преданным и уж тем более избалованному красавчику, у которого от поклонников не было отбоя. Но Ким не мог отпустить его! Он часто думал, что влюбился в омегу и не хочет расставаться.
Уилл влепил ему еще одну пощечину и собирался продолжить избиение неверного альфы. Но Ким перехватил его кисть и притянул к себе.
— Уймись, омега! Ты никуда не пойдешь! Я не прав. Но этого больше не повторится! Прости меня, — уверенно и твердо проговорил Ким.
— Что? Это ты в таком тоне извиняешься за свое блядство? Да ты…
Он не успел закончить. Ким поцеловал его в губы, прерывая новый поток оскорблений и обвинений. Он не мог рассказать правду. Но и отпустить Уилла тоже. Мысль о том, что не представится шанс больше впутывать пальцы в эти рыжие вьющиеся волосы, пугала. Он не может потерять его, как отца! Ким завалил Уилла на пол и стал срывать с него одежду. Слабое сопротивление скоро превратились в содействие, и через минуту вместе с первым толчком в тело омеги Ким снова почувствовал себя настоящим альфой.
Комментарий к 08. Срыв
Психотерапевт для киллера (https://ficbook.net/readfic/5135447/13232913#part_content) - Осколки сами себя не соберут.
========== 09. Месть влюбленного щенка ==========
========== Девятая глава глава ==========
========== Месть влюбленного щенка ==========
Ким невольно ассоциировал прыжки в воду с МакКензи, ведь именно на соревнованиях они встретились с ним впервые, а после началась вся эта заварушка. Ему часто снились сны, где они с Шоном на вышке, а потом Ким падает вниз в пустой бассейн и разбивается. Он просыпался посреди ночи в поту с бешеным сердцебиением и долго не мог уснуть. Его терзало странное чувство под ложечкой и безболезненные, но неприятные внутренние судороги. Организм словно бунтовал против решения никогда не сходиться с МакКензи. Оно и понятно! Все, что знал Ким про истинность, возвращало к мысли, что бороться с природой бессмысленно и глупо. Вот только поддаться ей — еще страшнее! После февральской течки со всеми соревнованиями было покончено. Ким бежал от любого риска встретиться с МакКензи. Он объявил тренеру о том, что прыжки — его хобби, он продолжит заниматься, но не более. Друзья пришли в ярость от этого решения. Мало того, что первым слился Глен, бросив занятия вовсе, так теперь еще и Ким отказался поддерживать команду. Но ни споры, ни уговоры, ни даже парочка драк не заставили Кима передумать. Страх снова испытать боль и унижения во время вынужденного общения с Чаком был сильнее, чем желание побеждать. Он увеличил дозу подавителей в два раза, чтобы уж точно загасить инстинкты. На это организм ответил бессонницами и частыми головными болями. Дени ругался и шипел, постоянно угрожал наябедничать Чарльзу, если Ким не прекратит травиться. И тем не менее хранил тайну и доставал для него пилюли.
Первое время Ким храбрился и думал, что сможет держать себя в руках. Но даже простые мысли о Шоне вызывали воспоминания о запахе истинного и слабые спазмы в животе. Для Кима было очевидно — МакКензи отныне как болезнь, которая будет терзать до самой смерти. Он стал дерганым, в людных местах затравленно озирался, боясь неожиданно встретить там Шона, сменил маршрут пробежек, убегая далеко от дома, и гнал навязчивые безысходные мысли.
Светом в конце тоннеля был Уилл. Ким незаметно для самого себя отдалился от друзей и стал больше и охотнее общаться с омегой. Его радовало то, что Уилл простил ему «измену» и перебесился. Пришла весна, а вместе с ней основную часть альфьего населения накрыл гон. Он не отходил от Уилла ни на шаг и перевез к себе, чтобы держать под постоянным контролем и не упускать из виду ни на секунду.
Ким потерял ход времени. Для него все превратилось в яркие, но мимолетные и редкие вспышки.
Март — гон и переезд Уилла к нему, который поначалу был временным, а после оказался окончательным. Он перетащил много вещей, занял ими шкаф в комнате Кима. Чарльз вымотался без супруга и не препятствовал появлению в их повседневном быте омеги сына. Наоборот. Он был рад тому, что с него сняли немного ответственности и домашних дел. Уилл взял на себя завтраки, отвозил Майки в садик, а Дерека — на танцы, помогал с уборкой. А сыновья поголовно любили Хамельтона. Дерек хотел делать с ним уроки, Майки — рисовать, ну и Ким — понятно, что.
Апрель…
Май…
Ричард не объявился и на четвертую течку анатэ. Ким считал — дядя Роберт и дед попросту врут им, не хотят ранить. Отец больше не вернется. Было видно, что Чарльз думает так же. Он боялся подходить к двери, ожидая увидеть за ней сослуживцев супруга с его формой и орденом посмертно, постоянно хватался за метку на шее, часто и открыто курил, чего не делал прежде. Ким понимал, что должен заботиться об анатэ, младших братьях и Уилле, но душевного спокойствия не находил. Попросту не хватало ни моральных, ни физических сил, быть главным альфой в семье. И Ким презирал себя за это, мысленно обвинял в слабости и малодушии. Он вообще полностью разочаровался в себе и том, кем считался прежде.
Июнь…
Внезапно, без предупреждения и объявления войны у них дома появился дядя Роберт. Ким вернулся со школы, отчетливо уловил запах и обнаружил его сумку, набитую вещами, в прихожей. В первую секунду у Кима перехватило дыхание, и он решил, что им привезли плохие новости об отце. Он замер перед закрытой кухонной дверью, прислушиваясь к их разговору с анатэ.
— Роб, не морочь мне голову! Ты бы не приехал сюда только из-за ссоры с Патриком. Давно мог бы с ним развестись. Что с Ричардом? — раздался холодный и властный голос Чарльза.
— Он звонил Хьюго, переживает за вас, о Киме спрашивал. Он еще работает, там у него какая-то заварушка, — ответил дядя Роберт. Они не старались говорить тише, так как не слышали, что Ким вернулся.
— Заварушка?
— Чарли, у тебя не пропадали никакие семейные фотографии?
Ким чуть не зарычал. Никто, кроме отца, не смел называть анатэ «Чарли». Что это дядя себе позволяет? Он сдержался, только чтобы побольше услышать того, о чем при нем дядя и анатэ не стали бы рассуждать.
