– Стоп! Внимание! – скомандовала Хмурая – Что-то тут есть. Кто что видит?

Бойцы ощетинились взведенными луками. Искали цели в листве, у подножья деревьев, высоко в кронах. Ничего. Птицы только.

– Пусто, – через какое-то время сказала Белка. – Если что и было, то ушло. Что тебя насторожило, Хмурая?

– Не знаю. Не могу понять. Присутствие кого-то, – ответила Хмурая. – Чертовщина какая-то. Видимо, перебдела. Выступаем. Но внимание не ослаблять. Смотрите в оба!

Ну и что это было? Хмурая даже толком не объяснила, что ее насторожило. Или не смогла? Как она вчера сказала, она не может построить варианты событий. А теперь вот присутствие чудится. И еще чертовщиной окрестила. Нет, если уж кто сказал «чертовщина» в диком лесу, то, скорее всего, он прав. Или же это воображение играет с ней злые шутки после всех последних событий? Не понятно. Но понятно, что нужно удвоить внимание. Может даже выслать разведку вперед. О чем и сообщила Хмурой, опередив отряд и поравнявшись с командиром.

– Не думаю, Белка. Не могу понять, что происходит. Не выстраивается линия возможных вариантов, хоть убей. Как в воде вроде близко рыбка, да не ухватить. Ну как-то так. Одно понимаю, нельзя рассредоточивать силы. Идем вместе, осторожно и медленно, о любых странностях сразу сообщать! – ответила Хмурая. Ну раз в чем-то она уверена, значит так и нужно. Белка вернулась в хвост отряда. Хотела было тоже достать лук, но по примеру Хмурой все же оставила трофейный безымянный клинок.

Прошли еще метров десять. И тут что-то произошло. На них опустился туман. Заметила, как Хмурая руками с клинками терла виски. А потом картинка резко изменилась. Она дома. У себя дома, у своих настоящих родителей. Вон их сруб, рядом загон для пушных хорьков. К срубу прислонилась кладка дров. Раннее утро. Она всегда любила это время. Вставала первая, выходила босой в утренний туман, ходила по росе на траве. Несколько минут перед обычными дневными заботами. Хорошо как. Ждала, что сейчас выйдет мама кормить хорьков. Потом позовет завтракать. Хорошо. Беззаботно. Хотелось лечь на траву, может даже заснуть. Никогда так не делала, но очень почему-то хотелось. Может встала слишком рано? Нет, вымокнет вся, лучше вернуться в дом, шмыгнуть к родителям на печку, да там еще немного поспать. Да, в дом, решила Вина.

И тут она почувствовал легкую дрожь и покалывание в руках. Картинка окружающего мира слегка задрожала, словно легкая рябь по воде пошла. Вина испугалась, очень испугалась. Что это такое? Сон такой жуткий? В памяти всплыло странное прозвище – Хмурая. Какая еще Хмурая? Командир. Ее командир. Но какой к чертям командир? Вина не могла понять, что происходит. Потом этот образ растаял. Опять ее охватило чувство безмятежности и желание лечь спать. Сделала еще несколько шагов к дому, потянулась, чтобы ухватить ручку двери. Но не получалось ухватить ручку, словно что-то в руке мешало. Да что же такое происходит? Опять рябь пробежала, уже по двери. Появилась догадка. Вчера ее поцарапал хорек. Мама сказала, что можно подхватить заразу, может быть жар. Она видела, как тетя Агалия после того, как была поцарапана хорьком, несколько дней лежала в бреду и жару. Ну вот, кажется, и она заразилась. Это бред.

Вина опять испугалась, даже заплакала, позвала маму, пыталась ухватить эту дурацкую ручку двери. И опять в голове вспыхнули образы. Хмурая. Писарка. Коновалка. Что за дурацкие прозвища? Откуда она их знала? Потом и вовсе произошла какая-то чертовщина. Прямо по двери пошла трещина. Сквозь трещину она увидела командира, та терла лицо, трясла головой, словно хотела отогнать от себя какое-то назойливое насекомое. Все было в полупрозрачном тумане. Кажется, на земле в лесу лежали какие-то тела. Она даже узнала некоторых. Вот Писарка, а вот у ее ног Коновалка. Глаза закрыты, быстро-быстро двигаются под веками, изо рта течет струйка слюны. И опять эта бредовая картинка пропала. Вина снова дома, пытается открыть дверь, но никак не может ухватить ручку. Слезы ручьем брызнули из глаз.

– Мама, мамочка! Помоги! – всхлипывала Вина. И мама отозвалась, но странным, чужим голосом.

– Девчонки, вы чего? Хмурая, Белка, что с вами? Милые, ну вставайте же! Да что же это за чертовщина такая? – голос мамы был чужой, надрывающийся, испуганный. Мама перешла на крик: – Белка, ты куда собралась? Помоги мне. Тут что-то странное происходит. Да стой же ты! Белка, черт тебя дери! Стой!

Образ дома растаял, ушел словно с кругами на воде. Появился густой туман, видно было плохо, словно сквозь мутную воду. Она узнала голос. Это не мама, это Дикая! Дикая? Какая Дикая? Память обрушила на нее сразу все, тупым и болючим ударом. Белка, это же она, Белка! Они в лесу, возвращаются с задания. Родителей давно уже не было в живых. Дикая вцепилась в ее плечо железной хваткой, явно, останутся синяки. Вот только очень плохо было видно. Кажется, в нескольких метрах Хмурая, стоит, голову больше не трет, в боевой стойке, но головой трясет. Остальные бойцы лежат. Хотя нет. Кто-то встал на карачки и пополз в лес, медленно. Нож вроде. Ничего не разобрать. Зрение словно играло с ней: то прояснялось на миг, то опять все как в тумане. И эти волны сопровождались адской, колющей болью в голове. Но вот слышать она могла.

– Дикая, доклад, что тут происходит? Я ни черта не вижу! Башка разрывается от боли! – каким-то хриплым, не своим голосом потребовала доклад Белка. Да еще и язык не слушался. Она буквально заставляла себя говорить.

– Да какая-то ерунда происходит! Вы с Хмурой еще на ногах. Командир башкой трясет, мямлит что-то типа «уходите, отстаньте». Ты в лес пытаешься уйти. Девчонки вообще попадали, слюну пускают. Вон Нож ползет тоже в лес, туда же, куда и ты! Я не понимаю, что происходит. Мне страшно! Очень страшно! Холодно, аж зубы сводит! – отрапортовала очень эмоционально Дикая. Да уж, столько слов сразу от нее было раньше не добиться. – Черт, Писарка тоже поползла в сторону леса.

– Холод… Страх… Ясно. Тут нечисть. Не давай им ползти! – приказала Белка.

– Я не удержу двоих, – уже не таким испуганным голосом отозвалась Дикая.

– Так и не держи. Вырубай нафиг! – резко ответила Белка. – И говори, говори все, что видишь!

– Вырубить? Белка, ты чего? – опешила Дикая.

– Исполнять! – рявкнула Белка. Не знала она, с чем они столкнулись, но понимала, что, если уже троих тянет в лес, это не к добру. Нельзя дать бойцам уползти. Услышала звук удара и всхлип Ножа. Так, одна есть. Через секунду еще один звук удара. Досталось, видимо, уже Писарке.

– Готово! – сообщила Дикая. – Хмурая пошла. Мне и командира глушить?

– Я тебя сейчас сама заглушу! – это уже Хмурая. – Я в норме, кажется. Хрень какая-то полная. Словно очутилась в детстве, в тот день, как на нас бандиты напали. Хотела бежать. Да руки жгло огнем. Смотрю, клинки в руках. Думаю, что за невидаль. Но потом как-то прояснилось, хотя еще образы накатывает. Не вижу практически. Но вас слышу. Встряли мы куда-то.

– Делать-то что будем? – спросила Белка. – Что-то явно тянет в лес. Дикая, ты вообще, что ли, ничего не видела в голове странного? Образы какие-то? Картинки из детства?

– Нет. Если не считать, что все валяются на земле и пускают слюну, – ответила Дикая.

– Ясно. Тебя не накрывает эта хрень. Отлично, – сказала Хмурая. – Нужно выбираться отсюда. Да вот бойцов не бросишь. Полагаю, что-то или кто-то ворожит.

– Значит, нужно найти источник, – догадалась Белка. – Вот только не видно ни черта!

– Контакт! – крикнула Дикая, голос ее срывался на визг. – Два, нет три противника. Жуть. Мерзость.

– Спокойно! Не ори ты. Где? Кто? – Белка постаралась придать голосу спокойствие и уверенность.

– Хоррррошо, – Дикая явно старалась успокоиться. – Двое выходят из леса справа, один слева. Не торопятся. Это… Я не знаю, что это. Мерзость. Не люди. Огромные, как медведи, мохнатые. Но у них человеческие лица. И лица такие… Ну если растянуть лицо на здоровенную башку медведя. Зубастые. И… Бред какой-то… Руки, их руки. Много рук, лап. Бред… Слева у этого, например, пять рук. Когти точно как у медведя. Я не понимаю…