Ревность лишь слегка колет её сердце. На самом деле Ю Ди и сама ощущает покой. Видеть его таким — в приподнятом настроении, чуть снисходительным — радость для неё.

— Сладкая картошка!

Ким Шин наблюдает за тем, как Ын Так бежит на запах горячей еды, а Ю Ди — за ним. То, как он стоит и смотрит на девчонку, — со спокойствием и вниманием — её трогает. Хон никогда не думала о том, что может встретить его вновь. А если и мечтала об этом, то в мыслях и не проскальзывало, что Ким Шин может быть так безмятежен.

«Вы… в порядке?»

Она и сама переводит взгляд на школьницу и спрашивает:

— Эта девочка… делает вас счастливым?

Кажется, мужчину удивляет её вопрос. Или её вид — то, что глаза её наполняются слезами, но губы при этом растягиваются в дрожащую улыбку.

— Она даёт мне надежду, — Ю Ди поворачивается к нему с вопросом на устах, но он её опережает: — Надежду на то, что печаль не будет вечной.

Ответ, похожий на лабиринт, — где правильное значение, в какой стороне? Ю Ди нащупывает правильную тропу, но не смеет спросить о том.

«Вы хотите, чтобы всё закончилось?»

Мысль, очевидная, но не рассматриваемая раньше, поражает девушку. Ему девятьсот с лишним лет, все, кого он знал, знает и будет знать, умрут, а он продолжит жить. Всегда один. Как и в тот день.

Может ли Ким Шин знать, что Ын Так способна убить его, и желать этого? Потому он так смотрит на неё — единственную, кто может даровать ему покой?

Но тогда, что здесь делает Ю Ди? Если это его выбор, если его не нужно спасать, что ей остаётся? Для чего она явилась — за прощением?

«Я ничего не могу сделать, верно? — понимание как заноза. — Вы можете уничтожить меня или спасти, а я ничего не могу?»

Или может? Она может рассказать, кем является, рассказать о Ван Ё и советнике и помочь ему совершить месть, уйти, закончив все дела.

Так всё и закончится. Мужчину, которого она любит, спасёт другая женщина, а она будет жить, зная, что вновь не сумела ему помочь. И даже если он убьёт её — Хи Мён родится вновь и до последнего вздоха это станет ей наказанием.

Когда-то давно одна глупая принцесса бездействовала и не спасла своего генерала, и теперь у неё нет права его спасать.

— Я…

Ким Шин глядит на неё, словно позабыв о её существовании; взгляд у него такой, будто он впервые её видит — изучающий, стремящийся понять, кто она и что из себя представляет.

Этот взгляд заставляет Ю Ди вытащить из памяти самое первое воспоминание о нём — для Хи Мён оно всегда было размытым, потому что всю свою жизнь она связывала с генералом. Но Ю Ди помнила всякую мелочь, — всё, что сопровождало их знакомство.

И на какую-то долю секунды ей чудится, что он вспомнил тоже.

«Это я. Посмотрите на меня. Я — Хи Мён»

***

Корё, 900 лет назад

— Я — Хи Мён!

— Ваше Высочество, поднимайтесь, — служанки произносят просьбу почти хором, а придворная дама склоняется, чтобы поднять её с земли, но девушка вырывается.

— Я — Хи Мён! Перестаньте вечно добавлять это «высочество»!

— Убейте нас, Ваше Высочество!

Принцессу тошнит. Ей не нравится двор, для которого она — пустая оболочка из именитой семьи. Все они только и делают, что горланят: «Ваше высочество!» и «Убейте нас». Это место — не её дом.

Дворец прекрасен снаружи, но внутри он подобен червивому яблоку. Или нет, это улей, где всякий ищет себе уголок послаще и не гнушается ужалить при этом другого. С тех пор, как они здесь, даже брат изменился. Прежде они с Ван Ё проводили много времени вместе, а теперь советник почти не отходит от него.

Пак Чжун Вон! Вот уж точно — королева улья. И откуда только пошли разговоры о том, что она может стать его женой? Не на ней он мечтает жениться, а на её статусе.

— Ваше Высочество!

— Оставьте меня! Уходите!

Женщины толпятся вокруг неё, словно перед капризным обиженным ребёнком. Да она и сама так себя ощущает, прижимая к себе колени и утыкаясь в них носом.

Не видеть. Не слышать. Представить ручей возле дома, вспомнить мать. «Я — Хи Мён. Я всё ещё просто Хи Мён»

— Что вы тут устроили?

Служанки суетливо расступаются, ойкая при этом на один лад: «Главный евнух!», — и затем сразу: «Ваше Величество!».

Хи Мён вздрагивает от пустоты, образовавшейся вокруг неё. Все расступаются, и евнух, до того гаркнувший на женщин во всю мочь своих лёгких, теряется:

— Ваше Высочество?

Принцесса поднимает голову, но вовсе не потому, что он позвал её, а потому, что не поприветствовать императора она не может. Лучи закатного солнца ослепляют, и девушка щурится.

— Евнух Ли, проводите служанок и придворную даму в комнаты, — говорит Его Величество и добавляет для других евнухов и двух солдат: — Остальные, оставьте нас.

И Хи Мён окутывает долгожданная тишина, даже дышать становится легче.

— Ваше Величество, — приветствует она мужчину и склоняет голову, но не успевает смолкнуть последнее слово, как девушка продолжает: — Простите, что не встаю, чтобы встретить вас должным образом, но… я ног не чувствую. Дайте мне пару минут.

Она слышит ласковый тихий смешок, едва различимый, но Хи Мён разбирает его без труда.

Её кузен, в последнее время такой болезненный, похожий на оживший труп, еле передвигающийся и разговаривающий так, словно шумит ветер, один из немногих, кто сглаживает её существование здесь. Он, в отличие от Ван Ё, не забыл, что приходится ей братом.

— Кто так сильно обидел вас, что вы предпочли сидеть в грязи?

— Я многим людям во дворце предпочла бы сидение в грязи, — не сдерживается принцесса. — Простите, Ваше Величество.

Она пытается встать, ноги у неё трясутся, точно деревянные, и Хи Мён не удерживается на них, плюхаясь наземь и взмывая вверх столп пыли. Собственная неуклюжесть на мгновение затмевает печаль, вызванную одиночеством, и девушка смеётся.

Король качает головой, впрочем, беззлобно и без упрёка, и говорит кому-то:

— Её Высочество не часто бывает при дворе, но её приезд всегда чем-то запоминается. Скоро вы, генерал, сами в этом убедитесь.

У Хи Мён красное от смеха лицо, и оно пунцовеет ещё сильнее, стоит ей понять, что рядом с ней не только король. Опустить взгляд вниз, устыдиться — так ей следует поступить. Но она, всё ещё смешливая девчонка из провинции, не привыкшая к дворцу, щурится, — суживаются любопытные глаза, морщится нос — разглядывая мужчину в чёрном.

Может, то лишь игра света, но ей кажется, что уголок его губ приподнимается, хотя в глазах, серьёзных и изучающих её, нет ни намёка на улыбку.

Король — как он осунулся, как постарел за тот день, что она его не видела! — слабым движением руки указывает на девушку и говорит:

— Ким Шин, помогите Её Высочеству.

А дальше Хи Мён помнит только эмоции — смятение, незащищённость и одновременно защиту. Мужчина, которого её кузен назвал генералом Ким Шином, поднял её, удерживая за плечи, вытянутыми руками, словно не прикладывая никаких усилий.

Она сразу понимает, что звание его оправдано, и война — не эпизод его жизни, она и есть его жизнь. Столько силы заключено в его ладонях, силы, которую он сдерживает, но Хи Мён не обманывается: знает, что если бы захотел, этот мужчина с лёгкостью сломал бы её.

И глаза у него такие, что ясно — смерти он видел достаточно. И в то же время опасности принцесса не чувствует: какая-то щемящая душу печаль заключена в чертах его лица.

Ей вдруг кажется, что она сидела в пыли не одним вечерним сумраком, а все эти годы — в пыли статуса, власти и жадных до неё людей. Настоящая жизнь явилась к ней с поля боя — простая и отчего-то уже знакомая.

— Вы в порядке, Ваше Высочество?

И с этого момента Хи Мён перестаёт бояться своего звания, потому что за её спиной появляется тень, в которой можно укрыться от всех бед.

Ким Шин спас её уже тогда, от вещи, страшнее которой не знал никто из них, — одиночества.

***

«Девятьсот лет одиночества. Вот, чем ты отблагодарила его за всё»