Одной рукой Питер удерживает Бейли за плечо, — чувствует ли он, сколько тратит силы на то, чтобы удержать тело в вертикальном положении? — а второй хватает приблизившегося Джексона и дёргает того за запястье.

Рывок получается сильным, но парень удерживается на поверхности и тут же ощущает пронзающую боль, когда зубы разрывают кожу на запястье, и, наверное, задета вена, потому что кровь стекает по ладони стремительными ручейками.

Наоми хватает Джексона сзади и оттаскивает от могилы, но он видит, что губы и подбородок у Бейли красные, и ему становится тошно. Выглядит она так, точно только что умерла снова, и снова из-за него.

Это её когти, а не Питера, должны были распороть ему руку, но пусть всё сделали за неё, Бейли всё так же не реагирует. Впервые она словно отвергает их общую кровь, отвергает брата, и он знает, что заслужил это, что это и станет ему главным наказанием.

Наоми что-то бормочет ему на ухо, что-то утешающее, но он её не слышит.

Джексон может только видеть лица сестры и Питера, чья ярость угасла так же внезапно, как и появилась.

Питер смотрит на Бейли и на секунду прижимается лбом к её лбу, закрывая глаза, точно пытаясь совладать с собой. Потом привлекает безвольное тело к себе, ощущая его неестественную тяжесть и холод.

На миг ему кажется, что она ожила, — то тёплая кровь Джексона на подбородке Бэй касается его плеча. Но холод неумолимо возвращается; не тот привычный холод её тела, к которому он успел привыкнуть.

— Ты никогда не слушаешься, — вдруг шепчет он. — Говорю уходить — остаёшься, велю остаться — уходишь. Упрямая глупая девчонка.

Ладонь мужчины, придерживающая её за спину, сдвигается вверх, пальцы путаются в чёрных, сливающихся с тьмой, волосах. Всё ещё мягкие, всё ещё непокорные.

— Неужели так сложно послушаться всего один раз?

Бейли, понятное дело, не отзывается, но в дыхании ночи ему чудится тихий возглас. Вместо утешения тот приносит лишь раздражение: Джеймс, поди, слышит гораздо больше.

До того как встретиться с Наоми по нелепой случайности (вот уж кто точно никак не хочет умирать!), до того как столкнуться с Глорией, до того как вернуться за Бейли, — Питер продолжал оставаться в тени Бейкон-Хиллс.

Ему известно, что «призрак» Бейли вовсе не оставил землю, а продолжает являться Джеймсу Скотту. Может быть, Бейли взывала с той стороны, вероятно, просто не к нему.

Он стискивает пальцы, впиваясь ими в кожу девушки. Даже после смерти Бейли у Джеймса осталось от неё гораздо больше.

— Дьявол, — шипит Хейл.

Ему хочется размозжить хрупкое тело в своих руках, и вместе с тем мысль об этом… ужасает?

Питер прижимает Бейли так же крепко, как в ту чёртову ночь, когда она умерла.

Было бы совсем не плохо вернуться туда и позволить ей и дальше раздирать когтями и зубами его плоть; боль при этом была обжигающей, но то, что владеет им сейчас, — отупляющее и жгучее, и вынести его гораздо труднее.

«Я не понимаю… Я… Мне страшно».

Эти слова, сказанные ею тогда, всплывают в памяти. И он думает: «Я тоже не понимаю, я тоже… боюсь?»

— Я не знаю, что делать. Я не знаю, Бэмби.

И её слабый, тонкий, молящий голос: «Пожалуйста, не оставляй меня, только не оставляй меня одну», — и отчего-то он знает, что так и будет, всегда, что он сдержит данное ей обещание.

Глория наверху вздыхает.

Питеру на неё, как и на всех прочих, плевать. Ему чудится, что Бейли немного шевелится и обнимает его, но он знает, что это всего лишь игры разума. Знает, что Глория права: Бейли не за чем возвращаться.

Чьи-то пальцы, холодные и неподатливые, гладят его шею. Шуршит ветер, и слабые, точно эхо, слова касаются его уха:

— Так и знала, что без меня ты совсем беспомощный.

Наоми охает. Наверное, именно это заставляет Питера напрячься. Это — и выдох Джексона, произнёсшего запретное имя как-то странно, как-то…

— Ты мне сейчас позвоночник сломаешь, — вдруг вполне отчётливо слышится её голос, и почему-то мужчина лишь крепче стискивает руки, слушая, как девушка ойкает. Пальцы его ощущают крошечные импульсы, доносящиеся из её груди, — неуверенное биение сердца. — Ну ладно, срастётся, — наконец говорит Бейли, и он слышит в тихих словах улыбку.

— Бейли! — уже громче зовёт Джексон.

Питер чувствует, что Финсток даже не поворачивается в сторону брата, зато поднимает голову с плеча мужчины и слегка отклоняет, чтобы видеть его. Он несколько ослабляет хватку, чтобы встретиться взглядом с серыми глазами.

И эти глаза настолько живые и смеющиеся, самодовольные и вместе с тем неумолимо нежные, что непроизвольно Питер говорит:

— Я убью тебя.

И тем самым рождает на свет звук, который столь странен посреди развороченной сырой земли — смех. А потом серые глаза мигают и исчезают, и впервые, когда Бейли вновь его обнимает, Питер чувствует, что на самом деле она невероятно тёплая.

— Я тоже, — говорит Бейли, — тоже очень соскучилась.

***

Бейли смотрит, как Наоми садится в машину и машет ей. Та скупо улыбается и кивает, — и это гораздо больше молчания Джексона, который даже в глаза не смог ей посмотреть, прежде чем сесть за руль.

Ей это не нравится, но она думает, что у них ещё будет время поговорить.

А пока она его отпускает. Теперь у него есть стая, и Финсток надеется, что он будет счастлив. Часть Бейли хотела согласиться на предложение Наоми отправиться с ними, но девушка решила, что она и Джексон в одной стае не уживутся. В них обоих было что-то от отца, что противилось этому.

Пусть они будут лишь теми, кем и должны быть — семьёй.

Глория тоже смотрит вслед удаляющейся машине, а потом спускается с крыльца и оборачивается к Бейли. Девушка отвечает ей хмурым взглядом, и женщина улыбается:

— С ним, как и с Джексоном, всё будет хорошо.

— Я вас даже не знаю. Я позволяю вам сделать это только потому, что Питер считает, что так будет лучше. Но если что-то случится — вырытая могила будет ждать вас здесь.

Глория внезапно смеётся, отчего строгие черты её лица становятся мягче, а морщины разглаживаются:

— Ну надо же, ты и впрямь дочь Лукаса, — посмеиваясь, она добавляет: — Не волнуйся, когда ты увидишь дядю в следующий раз, ему будет гораздо лучше. Ты же понимаешь, что медицина ему не поможет.

— Куда вы его повезёте?

— Пока тебе лучше не знать.

Бейли скрипит зубами:

— Разве вы не должны быть в Бейкон-Хиллс и присматривать за Джеймсом?

— За ним есть кому присмотреть, я ручаюсь.

Девушку это не убеждает. Она не верит этой странной женщине, взявшейся из ниоткуда, не может верить — ведь даже не знает, почему та всё это делает. И в очередной раз спрашивает:

— Зачем вам всё это? Нет… я могу понять, почему вы пришли помочь мне. Но Джеймс и дядя? Для чего вы это делаете?

Глория отворачивается от девушки и глядит на закат — там, среди оранжевых облаков ей, видимо, что-то мерещится.

— Я постараюсь ответить в нашу следующую встречу.

Финсток насупливает брови, но молчит.

— И помни нашу договорённость.

— Никогда не возвращаться в Бейкон-Хиллс, — кивает Бейли. — Не вижу в этом никакого смысла.

«Как и в том, что ты взяла это обещание ещё и с Питера, Джексона и Наоми».

Со всех, кто знал, что она жива. Но кто в Бейкон-Хиллс не должен об этом знать?

Глория только улыбается, не отводя взгляда от заката.

Склонившееся к горизонту солнце ей подмигивает, прежде чем опустить на город тьму. Глория подмигивает ему в ответ, прежде чем сделать то же самое.

***

Палата №24, дневной обход Мэри Рейн и Глории Уилсон от 09.04, 31 минута аудиозаписи.

— Я думала, банши только предсказывают смерть.

— Не совсем. Мы умеем с ней разговаривать. Одна наша песнь, что звучит для людей как крик, предвещает её появление, а другая похожа на увещевание, лесть и одновременно — просьбу.

— И смерть отступает? Позволяет вернуть мёртвых?

— Кровью она скрепляет жизни мертвеца и его живого родственника. Питер и Дерек, Бейли и Джексон — отныне смерти их едины, и судьба одного ждёт второго.