Бейли моргает и морщится, пытаясь вспомнить, почему она здесь и что вообще происходит. Финсток пытается подняться, и тело реагирует… по-иному. Девушке кажется, что она должна испытывать боль, но её нет. Машинально Бэй трогает рукой живот, нащупывает чуть выше разрез на своей футболке и больше ничего. Никакой раны.
Она прижимает к этому месту и вторую ладонь, но и та ничего не находит. Однако кожа на руке словно стянута. Бейли скребёт по ней пальцем, и кусочки засохшей крови падают на простынь.
Финсток внутренне сжимается, но трогает своё запястье. Ни царапины, только кровь. Она не уверена, потому спрашивает:
— Скотт..?
Питер не отвечает, но девушка понимает по тому, как непривычно ощущается собственное тело и блестят в темноте глаза мужчины.
И это понимание находит в ней отклик.
Воздух колеблется от частого дыхания, — теперь она чувствует даже это. Но всё равно не может остановить смех.
Бейли Финсток смеётся совсем как прежде, смеётся, как ребёнок, получивший долгожданную игрушку. Она смеётся так, что становится ясно: эта девчонка всё продумала.
Ради всего святого, она провела их всех.
========== Глава 18 ==========
Смех смолкает, лишь когда Питер вжимает Бейли в подушки. Но хоть его и не слышно, он продолжает звенеть: сотрясает воздух, рвётся из груди словно обезумевшей девушки.
И пусть Питер выглядит разъярённым и до одури опасным в этот момент, и пусть прежняя Бейли Финсток предпочла бы втянуть голову в плечи и поскорее избавиться от этого взгляда, она обвивает руками шею мужчины и притягивает его к себе.
А после девушка улыбается — так радостно, что на какую-то долю секунду ему кажется, что ничего не произошло. Люди под сенью потерь, на грани смерти, окрылённые местью не умеют так улыбаться.
— Питер, — зовёт Бейли, и глаза её сияют, — скажи, он долго думал? Как жаль, что я не видела лица Скотта всё это время, — говорит она и опять смеётся.
Хейл отнимает её руки. Пальцы его чувствуют рубцеватый шрам на одном запястье, оставшийся от Наоми; на втором — ничего, никаких следов укуса Скотта. И всё-таки след остался: невидимый, неопознанный след, осевший в её жилах.
— Какого чёрта, — рычит Питер, — ты сделала?
Финсток глядит на него несколько снисходительно. Так же смотрел на неё и он, когда всё только начиналось, когда он знал, что она — марионетка в его руках, средство, если повезёт — козырь. Этот оценивающий взгляд ему знаком.
— Ты это спланировала. Ты и Джеймс.
Неприятно это признавать, но как отрицать очевидное?
— Да, — признаётся Бейли. — Тебе бы это не понравилось, поэтому я и не сказала. Подумаешь.
— Ты могла умереть.
— Нет, совсем нет, — не соглашается она. — Помнишь, я как-то сказала тебе, что хотела стать хирургом? Я всё рассчитала: место удара, его силу, наклон, — и прикинула, сколько времени может понадобиться Скотту, чтобы принять решение.
Всё было просчитано до мелочей. Поставить себя на место Скотта оказалось несложно. Всего-то и нужно было вообразить, что бы сама она не сделала.
И на крайний случай у неё всегда был Джеймс. Если бы что-то пошло не так, если бы МакКолл отказался обращать её, это сделал бы он. Но Бейли знала, что Скотт не откажется.
— Не сердись, — ласково просит Бейли, однако и в этом обращении к нему есть некая жёсткость. — Это всего лишь небольшое отклонение от нашего плана. В целом, всё остаётся в силе: ты получаешь Джеймса, а я — Скотта. Все получат по заслугам.
— Ты не собиралась просто убивать МакКолла. Ты хотела забрать его силу, — озвучивает догадку Питер, и она становится фактом. — Это не похоже на наш план. Знаешь, что это? Это план Джеймса.
Бейли морщит лоб. Ну да, получается, так. Вот они и вернулись к самому началу, к причине приезда Джеймса Скотта в Бейкон-Хиллс. Но теперь-то всё иначе; дело не во власти, а в мести.
— Ты хоть понимаешь, что сделала с собой?
«Я стала оборотнем», — думает Финсток, но это никак её не трогает. Она не чувствует в себе глобальных изменений, и ей с трудом верится, что это правда. Но то, как реагирует на эту новость Питер, несколько её смущает.
— Ничего не изменилось, — говорит она. — Это всё ещё я.
— Пока что. Посмотрим, что ты скажешь в полнолуние.
— Не думаю, что у меня будет время для разговоров, — улыбается Бэй, и у мужчины возникает очередное подозрение, которое тут же подтверждается: — Видишь ли, Питер, думаю, я проведу первое обращение рядом со своим альфой. Знаешь, чтобы всё прошло хорошо.
Хейл склоняется над ней снова и притягивает к себе за ворот грязной, порванной футболки. Бейли как кукла — такая лёгкая и податливая, что в голову закрадывается мысль о том, какая она маленькая и совсем не опасная. Такие не нападают и даже толком не защищаются; её саму надо защищать.
Питер знает, что это обман. Какой бы хрупкой Бейли ни была с виду, внутри неё скрывалась хищница с ясным и расчётливым умом. Она была человеком, когда начала эту игру; что же станет с ней теперь, когда в руках у неё появилась власть?
— Что это означает?
— Мало кто из волков контролирует своё первое обращение. Я ведь могу кому-нибудь и навредить. Совершенно случайно, — она говорит так просто, что Питеру даже не верится. — И я не виновата, если кто-то при этом пострадает. Ну кто станет меня винить?
— Ты обставишь смерть Скотта как несчастный случай, — договаривает за неё Хейл, а она кивает и, нажав на его плечи, усаживает на койку и забирается к нему на колени.
— Я разорву его в клочья. И буду делать это медленно, чтобы он понимал, что происходит. Я хочу, чтобы даже в своей смерти он винил только себя, — шепчет Бэй и прикусывает мочку его уха: — Хочу, чтобы он думал: «Я сам сделал это. И я заслужил это». И он будет так думать.
Питер ощущает себя двояко. С одной стороны, ему стало легче дышать, когда Бейли открыла глаза, а с другой — мужчине кажется, что человек, — волк, — который проснулся, — это не Бейли Финсток.
Это не та девушка, желающая убить Джеймса и расплатиться с ним за смерть подруги. И даже не та, что пожелала отомстить Скотту МакКоллу.
Та, кто была с ним сейчас, не хотела мести. Она была полна животной ярости и несоразмерной ей силы, и тяга к разрушению вела её вперёд. У этой Бейли отсутствовали тормоза, и цели у неё не было; она просто двигалась дальше, желая разрушить как можно больше.
Питер уже знает человека, в чьих глазах было то же выражение. Сейчас Бейли — отражение не кого иного, как Джеймса Скотта.
— Хочешь убить МакКолла — просто возьми и сделай это. К чему столько лишних движений? Если ты пойдёшь к нему прямо сейчас и наставишь дуло пистолета ему в голову — уверен: он и слова поперёк не скажет. Но то, что ты делаешь сейчас, — это безумие.
— Отчего же? — спрашивает Бейли, но глаза её холодно блестят. Она слезает обратно на койку и прижимает колени к груди. — Потому что хочу, чтобы он мучился дольше?
— Потому что ты не хочешь его убивать, — отрезает Питер. — Ты хочешь запытать его до смерти. Это не месть, а игра, в которой ты то и дело меняешь правила. Игра, которой тебя научил Джеймс. И, кажется, ты вошла во вкус.
— Ты знаешь, что это неправда. Я же обещала тебе: мы убьём их обоих.
— Так давай. Используй пистолет, который утащила из Антиока, и пристрели обоих. Зачем ты стала оборотнем? К чему столько секретности? Скотт знает, что ты винишь его. Наставь на него пистолет, и он и так поймёт, за что. Наставь его на Джеймса, и он снова скажет: «Стреляй, букашка», — Питер очень похоже пародирует голос мужчины. — Но тебе этого мало; мало того, что они все покорны твоей воле. Ты хочешь поиграть.
Глаза у Бейли совсем тёмные, цвета мокрого асфальта. И смотрит она так, что, кажется, вполне способна испепелить взглядом.
— И что в этом плохого? Кто ты такой, чтобы ставить мне это в вину?
Девочка с большими печальными глазами, привязанная к сумасшедшему волку. Девочка, вырвавшаяся из оков, пришедшая к другому мужчине. Бейли, казалось, не могла существовать без подчинения кому-то, однако сейчас во главе игры стояла она. И Джеймс, Скотт и вся его стая, даже Питер, все — лишь фигурки на шахматной доске. Может, это не она была к ним привязана; может, это они были у неё на привязи.
