Ей бы ощутить вину за идею, только что посетившую её голову, но всё, что она испытывает, — слабый укол жалости. Ей правда жаль; она бы предпочла, чтобы в её войне их было лишь двое — она и Питер.

Бейли забирает одну из футболок Питера, висящих тут же, на стуле, и надевает на себя, — та достаёт до самых колен. И в таком виде, даже не обратив внимание на отсутствие обуви, выходит на улицу.

Она знает, что с сегодняшнего дня у Джеймса нет над ней власти. И он знает это тоже, потому молчит, хоть Бейли и выглядит донельзя изнеженной и пахнет другим мужчиной.

Финсток с отстранённым удовольствием замечает, что Джеймс сильно сдал за последние дни. В её глазах он больше не выглядит тем, перед кем стоит дрожать; для неё он всего лишь средство достижения цели.

— Не думала, что у тебя хватит совести прийти, — говорит она.

Джеймс окидывает её взглядом воспалённых усталых глаз. Что он мог сказать ей? Что бы ни сделал, ничего уже не вернуть. Он сделал то, что сделал. И потерял её.

— Я знаю: что бы я ни сказал, это ничего не изменит.

— Стало быть, иногда твой мозг может работать, как у нормального человека, — любезно замечает девушка. — Жаль, этого не случилось раньше.

Джеймс протягивает к ней руку, но сразу же опускает. Надо же, привёз её в этот захолустный городишко, чтобы навсегда привязать к себе, а в результате сам же и оборвал связывающие их нити. Из-за мальчишки, который не умеет держать рот на замке.

Он бы никогда не убил родителей Бейли. Конечно, Джеймс угрожал ей этим, но не помышлял о том. И то, что случилось… Если бы Лукас не пришёл к нему, сгорая от гнева, был бы жив. И Патриция тоже. Но Джеймс был так зол за то, что случилось в Антиоке, и эти глупцы просто попались под руку.

Но мертвецов не судят, и Бейли он тоже не мог судить, — не теперь, когда она смотрела на него, как на постороннего. Поэтому Джеймс винил Скотта.

И Бейли об этом знала. Слишком хорошо ей была известна натура Джеймса, чтобы обманываться тем, что он возьмёт ответственность на себя.

«Прости, — думает девушка, обращаясь к Питеру. — Но ты не дал мне ответа, а одна я не справлюсь. Мне нужно убить Скотта»

— Как прежде уже никогда не будет, — говорит Финсток. — Но если ты поможешь мне, я позволю тебе остаться в моей жизни.

Джеймс не верит, что она говорит это. Бейли относилась к смерти крайне болезненно; даже Алисию оплакивала не один год. А тут — родная семья.

И всё-таки мужчине хочется ей верить. Потому что в конечном счёте она была всей его семьёй. И если она позволит ему остаться, когда-нибудь, может быть, и он станет единственным членом её семьи.

— Я сделаю всё, что захочешь.

Бейли кивает. Сейчас, рядом с ним, ей хочется убить и его; кричать нет смысла — Джеймс никогда не поймёт того, что она испытала в том доме. Но время ещё не пришло.

Джеймс Скотт умрёт, но не от её руки: она обещала его Питеру и обещание сдержит.

А пока что Бейли кривит губы, изображая улыбку, но глаза — два зеркала — отражают мир вокруг, но не её истинные чувства:

— Ты и я — мы убьём Скотта МакКолла.

========== Глава 16 ==========

Скажи кто Бейли раньше, что она ощутит спокойствие рядом с Джеймсом, она бы рассмеялась. И всё же, вот она, усмирившая своих демонов. Финсток знает, что теперь судьба МакКолла предрешена; ей стоило только сказать, и Джеймс уже никогда не оставит того в покое.

Скотт МакКолл, считай, что уже мёртв.

Бейли возвращается в квартиру Питера. И, укладываясь рядом с мужчиной, она старается заглушить в себе вину, но та скребётся внутри неё. Разве это неправильно — отплатить тем, кто сделал с ней такое? Разве мир не станет лучше без таких людей, как Скотт и Джеймс, — разных сторон медали, но одинаково опасных?

И всё-таки сказать об этом Питеру она не смеет. Бейли кажется, он помешает ей, остановит, и не знает, почему. Ведь она уверена: будь Хейл на её месте, поступил бы так же.

— Я делаю это ради нас обоих, — шепчет она. — Может, после ты сумеешь меня понять.

***

В дверь звонят как раз в тот момент, когда Питер выходит из душа, а Бейли уже одевается. Это не особо привлекает её внимание, — мало ли, кто пришёл к Хейлу, — но когда тот напрягается, глаза её темнеют.

— Стой на месте, — приказывает ей Питер, и на удивление она кивает, и лицо её остаётся вполне добродушным.

Может, не поняла, кто пришёл? Или оставила свои планы о мести?

Мужчина окидывает её пристальным взглядом, словно ожидая, что вот сейчас она сорвётся с места, распахнёт дверь и выцарапает МакКоллу глаза. Но Бейли не двигается с места, как он ей и сказал.

И затянувшуюся трель дверного звонка нарушают не они, а упрямый голос:

— Питер, открой сейчас же! — кричит Стайлз и дубасит — иначе не скажешь — в дверь. — Я знаю, что Бейли у тебя. Клянусь, если ты что-то с ней сделал, я сплету венок из аконита на твою могилу!

Хейл смотрит на Бейли и замечает, что присутствие Стилински благотворно на неё влияет, даже взгляд немного посветлел. И всё-таки бросает:

— Что он имеет в виду под «что-то»?

— В любом случае, правда ему не понравится гораздо больше, — отвечает Финсток.

— Тогда я просто обязан ему рассказать.

И сколь бы ни было у Бейли причин быть несчастной, она не может отказать ему в улыбке — тени той, прежней Бейли Финсток. Она наконец двигается с места, но останавливается возле Питера и говорит почти одними губами так, чтобы он услышал, а Скотт за дверью — не смог:

— Иногда мне кажется, что ты ужасный ревнивец.

Питер фыркает:

— У тебя богатая фантазия.

— Значит, я могу открыть дверь? Как насчёт того, чтобы я обняла Стайлза? — дразнит его девушка, и Хейл рычит.

Его действительно раздражает то, о чём она говорит, а ещё сильнее раздражает то, что его это раздражает. Ради всего святого, он же не подросток. Да и кого тут ревновать? Эту маленькую манипуляторшу с серым, туманным взглядом?

И всё же есть во всей ситуации какое-то бессилие с его стороны. Хорошо бы вырвать это с корнем, избавиться от этого ощущения, как он всегда поступал, едва что-то шло не по его плану. Но в Бейли есть какое-то притяжение; то самое, что всегда сводило их вместе.

И когда она подходит почти вплотную, он может явственно ощутить запах своего шампуня на её волосах, свой запах на её коже. Она пахнет так хорошо, так чертовски хорошо и вместе с тем отчего-то правильно, что Питер опять чувствует, как они взаимозависимы.

Бейли замирает, когда между их губами остаётся не более сантиметра и произносит:

— Попроси.

А после откидывает голову и заходится беззвучным смехом, — вернее, со стороны кажется, что она смеётся, но глаза у неё остаются печальными и раненными. И вряд ли в скором времени в них вернётся улыбка.

Питер шумно выдыхает, глядя на неё. Ребёнок, совсем ребёнок. Он, должно быть, спятил, раз вообще подумал о ней как о женщине. Наверное, у него просто кризис среднего возраста.

Но глаза у Бейли взрослые, таких у восемнадцатилетних школьниц не бывает; пройдут года, но их выражение таким и останется. Почему-то в этом Питер уверен.

— Так ты откроешь дверь, или так и будем смотреть друг на друга? — спрашивает девушка.

— Я никого не жду, — пожимает он плечами.

— О, ну ладно, — легко соглашается Бейли.

— Открывайте сейчас же! — вопит в ответ Стайлз.

Финсток разводит руками. Питер снова осматривает её с головы до пят, будто убеждаясь, что она в порядке. Конечно, Бэй не в порядке. Весь её мир, который она собирала пазл за пазлом последние три года, лопнул, как мыльный пузырь, а виновник всего этого, по её мнению, стоял на лестничной площадке и молчал, пока его друг надрывал горло.

О чём думал Скотт, о чём думала Бейли? Что эти двое хотели сказать друг другу?

Питер спрашивает себя о том, но ответа не находил. Слишком глуп был МакКолл в его глазах, слишком непредсказуема Бейли. Хейл уже научился не недооценивать эту девушку: она часто поступала не так, как он ожидал.