Утонченная столичная красота Сарая заставила Марпату забыть о тяжелом воздухе низины, к которому он никак не мог привыкнуть. Изобилие товаров на рынках города – шелк-сырец, атлас, русское полотно, специи, рабы, все смешалось перед взором тибетца и, несмотря на зимний ветер, что бил в лицо ледяными иглами, все время всплывало в сознании.

Сарай поразил Марпату. Ему так много рассказывал об этом городе Чинробнобо. Но слова оказались бессильны перед его величием.

Сюда со всего света стекались торговые караваны с несметным множеством товаров, чтобы продолжить свой путь дальше. Караван, с которым шел Марпата, направлялся в Азак, где его, груженного специями и шелком, уже ожидали генуэзские и венецианские торговцы.

Но Азак совсем не интересовал Марпату. Его долгое путешествие должно было закончиться раньше, вернее, совсем скоро, в Хаджи-Тархане, который прельщал людей богатством рынков и дворцов. Однако никто не задерживался на этой земле. Здесь, в этом городе, великий торговый путь ветвился, разводя караваны в разные стороны света. Спешили все, кроме Марпаты, который собирался остаться на этой земле навсегда, но великая степь, раскинувшаяся перед ним, пока еще скрывала от взгляда город его детских снов.

Взору путников открылась река. Раздольная, сильная, сейчас беспомощная, она была скована льдом. Утоптанная множеством человеческих и верблюжьих ног, к берегу тянулась широкая полоса караванного пути. Ранние морозы облегчили людям переправу, превратив водную гладь в ледовую твердь. Правый берег реки, пустынный, обрывистый, смотрел на путников угрюмо. Недружелюбно встречал он торговый караван, осторожно ступающий по замерзшей реке. Марпата изумлялся этой диковинной земле, поражаясь великой дали, которая до самого окоема открылась его взгляду без препятствий и преград.

Наконец, скользкий лед под ногами Марпаты уступил место земле, промерзшей за недолгие, но сильные морозы. Караван поднялся на нагорный берег. Правая сторона реки была не столь покладиста. Вздыбливая свою твердь, она бугрилась, холмилась, словно старалась избавить взгляд путника от монотонности левобережья.

Усилившийся ветер, остервенело буйствуя в безжизненной степи, выстуженной зимними холодами, злым, колючим дыханием обрушился на путников. Марпата, превозмогая усилия, всмотрелся в окружающую его окрестность. Вдоль унылого пустынного берега тянулась широкая тропа. Запорошенная снегом, смешанным с пылью и высохшей прошлогодней травой, она то почти исчезала из виду, то появлялась вновь. Эта подвластная земным стихиям тропа была частью великого торгового пути, соединяющего между собой многие города.

Взор Марпаты, пробежав вдаль по тропе, вдруг остановился у самого горизонта. Там его ровную черту разрывали обозначившиеся строения. Еще далекие, они уже зрились единым целым. Это был Хаджи-Тархан.

Вскоре Марпата смог разглядеть то, что скрывал от него окоем. По мере того, как караван приближался к городу, взору путников открывались многочисленные купола дворцов, мечетей и минаретов Хаджи-Тархана. Красуясь золотыми маковками, они создавали иллюзию множества солнц, сияющих на зимнем, сплошь затянутом облаками небе.

Караван вошел в город и направился к западному рынку. Как показалось Марпате, Сарай своим столичным великолепием ничуть не умалял красоту Хаджи-Тархана. Золоченые своды его дворцов, замысловатые узоры мозаичных дворцовых стен, широкие улицы, все говорило посетившему город путнику о его не второстепенном значении.

Почти сразу Марпата заметил, что город раскинулся по обоим берегам Итили. Значимая часть Хаджи-Тархана, с его центральными кварталами и многочисленными базарами, находилась на правой стороне реки, левобережье было отдано немногочисленным городским строениям, которые легко просматривались с нагорного берега.

Караван предполагал пробыть в Хаджи-Тархане пару дней. И люди, и животные устали от долгого перехода, сопровождаемого крепкими морозами и пронизывающими ветрами. Кроме того, торговцы намеревались оптом сбыть некоторые товары, дабы облегчить непомерную кладь и выгодно набить мошну. Марпате же в эти суровые холода предстояло позаботиться о каком-нибудь мало-мальски подходящем ночлеге. Оставив своего верблюда на пригляд караванщика, он отправился наугад бродить по городу. Однако, прежде чем окунуться в переплетенье многочисленных городских кварталов, Марпате нужно было пройти через весь базар, на который он прибыл вместе с караваном. Это оказалось не так просто. Западный базар Хаджи-Тархана раскинулся довольно широко и вольготно. Его суетная жизнь не затихала и не умолкала даже в эту студеную пору.

Марпата пробирался вдоль плотных рядов торговых лавок, пестрящих изобилием и разнообразием товаров. Шелка и посуда, специи и пушнина, звон монет и клинков, снующие мимо люди. Кто-то больно задел Марпату тяжелым баулом. Нескончаемы торговые ряды. Богатые персидские ковры на сильном морозе похожи на хрупкие соломенные рогожи. Откуда-то доносится аромат восточных специй, их перебивает запах индийских благовоний. От всего этого кружится голова. Заинтересованному человеку и дня мало, чтобы обойти это торговое царство. Марпата, словно в лабиринте, не по первому разу плутает по базарным нескончаемым рядам. Один на другой похожи они друг на друга, как похожи меж собой торговые лавки, раскрасневшиеся на морозе лица людей. Хоть и с разных сторон пришли они сюда, все зрятся равно.

Кое-как выбрался Марпата из этой удушливой сутолоки на базарную площадь. Открытое пространство, избавляя от ощущения замкнутого круга, позволило Марпате вздохнуть чуть свободнее, но, как и торговые ряды, площадь была наводнена людом. Возгласы, голоса зазывал, казалось, стекались сюда со всей округи. Верблюды, лошади, рабы, погонщики, торговцы. Марпата терялся в круговерти лиц. Чтобы быстрее выбраться из этого омута базарных страстей, Марпата решил идти вдоль городской стены. Путь был немного длиннее, но здесь, по крайней мере, не так буйствовала всеобщая толчея. Однако, в затишье от пронизывающего ветра, здесь ютились городские нищие. Не заставив ждать себя, облаченные в ветхие лохмотья, со всех сторон потянулись к Марпате грязные заскорузлые руки.

Взгляд Марпаты упал на старика, безучастно сидящего на земле, на старой истрепанной рогоже. Он беспомощно прислонился к стене и, казалось, замерзал. Марпата подошел к старику и остановился. Нищий медленно поднял на него глаза. Воспаленные и усталые, они казались пустыми. В них сквозил лишь зимний холод и обреченность. Рука убогого дрогнула и нерешительно потянулась к Марпате. Марпата протянул старику серебряную монету.

– Не подскажешь ли, милый человек, – обратился к старику Марпата, – где можно найти ночлег в этом незнакомом мне городе? – Марпата протянул старику еще одну монету. Марпата не понимал, чем убогий нищий привлек его внимание, но ему показалось, что старик даст ему дельный совет.

– Добрый странник, я могу предложить тебе лишь разделить со мной мою землянку, – натужно проскрипел он в ответ, довольный щедрым подаянием. – Я живу на окраине.

Минуя длинные роскошные кварталы знати и зажиточных горожан, старик вывел Марпату на окраину города. Сплошь застроенная глинобитными хибарами и многочисленными землянками, она, спускаясь с холма, тянулась вдоль берега реки длинной широкой полосой. Здесь не было кирпичных строений с дворцовыми сводами и золоченых куполов мечетей. Кварталы бедноты и рабов не были столь многолюдны и привлекательны, как центральные улицы Хаджи-Тархана. Лишь кое-где рядом с убогими жилищами ремесленников-рабов виднелись небольшие кузни с горнами да печи для обжига керамической посуды. Землянка старика приютилась у самой окраины города, ближе к реке. Оттого ветер здесь пронизывал насквозь и тело, и душу.

Низкая неглубокая землянка встретила Марпату недружелюбно. Ее промерзшее нутро разве что защищало от ветра, не давая надежды согреться. Старик запалил лучину, и скудное пламя осветило жилище. Земляные нары, с расстеленной на них старой дырявой рогожей, подобие низкого стола, сколоченного из неотесанных трухлявых досок, на нем глиняная миска да очаг – вот и все нехитрое убранство бедняцкой халупы.