Заинуддин знал неукротимый нрав Тимура, знал, как в неистовом набеге тот все сметал на своем пути, как быстро и умело мог добыть нужные ему сведения, сплотить вокруг себя людей. Заинуддин знал, как шел за Тимуром народ.

Старец молчал. Он обдумывал сказанное Тимуром, взвешивая на весах мудрости каждое его слово. Заинуддин никогда не говорил Тимуру о том, что, видя сильный характер этого юноши, не только он, многие заглядывали в Коран, гадая на его судьбу. Ответ был един: «Тимур наделен Божьей силой и Божьей волей». Настал срок – и час пробил. Тимур сидел перед старцем, испрашивая благословения на задуманное им дело.

Заинуддин вздохнул. Тяжело опершись на колено, шейх встал и скрылся за низкой резной дверью, плотно прикрыв ее за собой.

В эти недолгие минуты ожидания Тимур вновь испытал то чувство неуверенности и слабости духа, которое все еще не отпускало его после вчерашнего неудачного набега на иноземный караван. Он задумался, и взгляд незнакомца, поразивший его, вновь предстал перед глазами, застилая собой все. Сейчас лишь Заинуддин способен был разрушить это влияние.

Вскоре, на облегчение Тимуру, его духовник вновь возник в проеме двери. Он держал в руках широкий, расшитый золотом пояс.

– Подойди ко мне, – подозвал он Тимура. Торжественно, словно это был ритуал посвящения, Заинуддин препоясал им Тимура. В следующее мгновение шейх достал шапку и плотно посадил ее на голову юноши. Затем он снял с пальца коралловое кольцо и протянул Тимуру:

– Да сохранит тебя этот перстень, сын мой!

Тимур взял массивное тяжелое кольцо. Бережно держа его в руках, внимательно разглядывая подарок, он заметил на внутренней стороне кольца надпись: «рости – расти».

«Если будешь справедлив, во всем встретишь удачу», – перевел он смысл прочитанных слов. Тимур поднял взгляд на Заинуддина. Еле заметная улыбка сквозила на лице духовника.

– Благословляю тебя, Тимур, – Заинуддин сложил перед собой руки, – благословляю тебя во благо Мавераннахра. Если будешь справедлив, во всем встретишь удачу. Я буду молиться за тебя, сын мой.

Который день вьюжил лютень [11], пуржил, бросался в окна охапками рассыпчатого колкого снега, навевая на Иоанна мрачные думы.

Скорбел, всем сердцем скорбел великий князь по тысяцкому своему Алексею Хвосту, верному слуге и другу, с которым дышали они единым духом. И вот, словно длань отсекли, словно око выкололи. Вчера нашли Алексея убитым и изувеченным на площади. Ох уж эти вечные боярские склоки! Да только понимал Иоанн, не в склоках дело, а в том, что Алексей Петрович Хвост-Босоволков поплатился за рьяное раденье об освобождении Руси от власти татар! И он, Иоанн, хоть и не в полный голос, а поддерживал тысяцкого и, поперек взглядов отца своего Ивана Калиты и старшего брата Симеона, всем сердцем стремился к миру с Литвой, противясь «рабскому подчинению татарам». Не стало Хвоста, и словно твердь земную вышибли из-под ног Иоанна. Один он оставался в чаяниях своих.

«Да, тяжела ныне власть, – вздыхал князь, – беспорядки кругом, смутьяны. Трудна доля. Во все времена Москва покорностью славилась да любовью к государям своим. Почто мне, сыну Калиты, который умел властью распорядиться, который прочно держал всех и вся, так непросто дается княжение? Почто?!»

Массивная дубовая дверь, натужно кряхтя застывшими от мороза петлями что-то невнятно проворчав, тяжело отворилась, впуская в княжьи покои вместе с Андреем Троицким морозный ветреный дух.

Недобро поежился великий князь. Едва взглянув на своего подданного, понял он, худые вести принес ему Троицкий. Вот только с какой стороны подвоха ждать? Кто из князей готовит ему западню?

– Княже, – с порога обрушился на Иоанна Троицкий, – убит хан Джанибек… по пути из Тебриза в Сарай ал-Джедид, убит Тоглу-баем. Но, по всему, сын его, Бердибек, не последний в том деле человек. Слух идет, давно он жаждал смерти отца.

Ни для кого не было тайной, что последнее время хан Джанибек сильно болел, непроходящими хворями своими обнадеживая наследников скорым концом. Все же Провидение открыло перед Джанибеком золотую карту, и он быстро пошел на поправку. Но там, где милостива длань Всевышнего, коварна рука недруга.

Не ожидал Иоанн такого поворота в Улуг-Улусе. Давно был он наслышан о крутом и злом норове Бердибека. Властолюбивый и жестокий, теперь он по-иному заставил Иоанна посмотреть на будущее Московского Княжества.

– Это еще не все, княже, – Троицкий, теребя шапку, запинаясь от волнения, продолжал рушить на Иоанна одну весть за другой, – баскак [12] Кошак требует от тебя немедленной с ним аудиенции.

Иоанн II, великий князь вассального московского княжества Улуг-Улуса, стоял, склонив голову в покорном поклоне, пред восседающим перед ним баскаком Кошаком. На этот раз посол был короток в речах с московским князем. Иоанн уловил в интонации баскака изменившееся настроение. В голосе Кошака благожелательность и добродушие Джанибека сменились вдруг твердостью и алчностью Бердибека.

– Я должен сообщить тебе, – баскак несколько надменно смотрел на Иоанна, – что Султан Джалал ад-Дин Махмуд [13] почил вечным сном. Отныне ханом провозглашен сын его, Султан Мухаммад [14].

Тому, что вместо тюркютских, привычных слуху имен правителей Улуг-Улуса Иоанн услышал витиеватые мусульманские имена, князь ничуть не удивился. Начиная с Узбек-хана все золотоордынские ханы принимали ислам и наряду с тюркютскими именами носили имена мусульманские.

Как это часто бывает при осознании столь важных известий, мысли в голове Иоанна сменяли одна другую, не успев родиться: «Ханская власть при Узбеке была достаточно сильной. Тогда не только в татарах, и на Руси ощущали его единовластие, тогда росли новые города. Сарай ал-Джедид [15] тому пример. Джанибек несколько ослабил эту власть. В Чагатайском улусе и Улусе Джучи султаном стал называться каждый потомок династии Чингисхана. Если это продолжится и при Бердибеке, настанут времена, когда не останется ни одного представителя ветви Джучидов, ведущих свое родство по прямой линии от Бату-хана. Тогда-то и начнется в татарах настоящая замятня. Недалеко то время…»

Сомкнувшись в узкие щелки, взор Кошака сделался вдруг подозрительным, словно баскак уловил княжеское настроение:

– Султан Мухаммад повелевает увеличить выход. Он считает, что это не обременительно для тебя, если, конечно, ты… хочешь править княжеством. Если же нет… Наказание не замедлит себя ждать. Султан Мухаммад благороден, он не допустит несправедливости, но у Султана Мухаммада есть права. Хан, как глава царствующего рода и верховный правитель, имеет право распоряжаться всеми владениями страны, всеми землями, принадлежащими улусам. Ему также принадлежит право убить и оставить в живых своего подчиненного, ибо он – верховный судья. Наконец, хану принадлежит право издавать законы, обязательные для всех его подчиненных, ведь это охраняет устройство и порядок государства. В интересах государства он совсем немного увеличил выхода. Скоро состоится Курултай в честь вступления Султана Мухаммада на ханский престол. К этому времени постарайся выполнить веленное. Тебе надлежит быть на Курултае, дабы засвидетельствовать свое почтение Хану.

Недоверие не покидало Кошака. Да, здесь, на русской земле, он представлял власть хана, власть безграничную, карающую за любое неподчинение, но Кошак знал, что это была уже не та всемогущая власть, коей некогда держали татары Русь.

Еще четверть века назад опустошительными набегами усмиряли они любое неповиновение. Сейчас же на Руси, пока шепотом, пока на ухо соседу, начал поговаривать люд о несправедливости власти татар над Русью, о решимости скинуть с русских плеч монгольские путы.