Маленькая убогая деревушка, затерянная где-то на небольшом каменистом плоскогорье Тибета, с давних пор прижилась в этих поднебесных высях. Десятка два лачуг, сложенных из грубого неотесанного камня, жались друг к другу, роднясь общими стенами. Встречая на своем пути горную гряду, сюда не заглядывали пронизывающие холодные ветры. Воздух в этих местах был не так тяжел, как в низинах, где обитали олени, панды и вездесущие обезьяны, и не так редок, как на больших высотах, где встреча с козерогом, медведем и снежным барсом не предвещала ничего хорошего. Здесь, на травяных равнинах, паслись дикие яки, газели, свивали гнезда черношеие журавли, влачили обывательскую жизнь сурки.

И люди приспособились жить на этой земле. Давным-давно пришли сюда предки их предков, да и остались навсегда. Когда это было, теперь даже старики не помнили. Лишь ремесла, которым научили их пращуры, остались с ними. Из ячьих шкур делали люди одежду, возделывали скудную землю, взращивали на ней семена и верили в старинное сказание, что в те давние времена, когда океан Тетис уступил место земле, сюда по серебряной нити спустился с Небес первый царь Тибета – прародитель пёба [1].

Все в деревушке знали друг друга. Жили дружно. А как же иначе?! Коли беда, то одна на всех. И поплачут вместе, и успокоят, и помогут. А уж веселье случится, то словно небо над головой – безбрежное, чистое.

Совсем недавно отзвенел в деревне Шотон [2]. Не один день лились над деревней в вольном воздухе любимые мелодии, и ноги отплясывали без устали задористые танцы предков. Долго будут помнить сельчане, как всей деревней ходили к отшельнику, как ставили кислое молоко перед входом в его пещеру, как сдабривали подношение песнями да танцами. Отзвенел праздник, и вновь погрузилась деревня в думы о завтрашнем дне. Так и жили они изо дня в день, из года в год, из века в век.

Каждую ночь, вот уже много ночей подряд, ему снился один и тот же сон. То была неведомая земля, совсем непохожая на землю его предков, на которой ему довелось родиться несколько лет назад и на которой он сейчас жил. На той призрачной земле его снов не было ни привычных для него гор с заснеженными вершинами, ни озер в каменистых ущельях скал, ни рождающихся над горами смертоносных ветров, каждый год уносящих жизни его соплеменников. Каждый раз она, та земля, представала взору бескрайней степной равниной, где далеко-далеко земля и небо, подводя черту постижимости горизонта, сходились вместе. Что было за той чертой, он не ведал, но видел, что там рождалось солнце. Большое, оранжевое, оно восходило на небосвод, освещая своими горячими лучами город. В его стране солнце грело землю не так жарко. В его стране, в его родном Тибете не было таких диковинных городов. Тот неведомый город его снов стоял на берегу большой реки, широкой и полноводной. Его окружала низкая каменная стена. Каждую ночь он словно ходил по улицам этого города, где люди жили совсем не так, как в его родной тибетской деревне. Бедняки в том городе рыли себе жилища в земле. Те, что чуть богаче, возводили лачуги, обмазывая их землей. Но там же он видел и богатые шатры, и словно парящие в небе золотые купола диковинной красоты каменных дворцов.

Все в том городе было странным и незнакомым, и всякий раз, когда он пробуждался от сна, неведомая сила влекла его туда. Всякий раз он чувствовал, что настоящий его дом там, на той далекой земле. Это чувство не исчезало. Напротив, со временем оно только крепло, перерастая в уверенность. Позднее уверенность сменилась решимостью и одержимостью во что бы то ни стало дойти до той земли. Он нисколько не сомневался, что его земля в той стороне, где за священный Кайлас уходит закатное солнце.

Он пытался было рассказать отцу о своем настойчиво повторяющемся сне, но отец никак не воспринял его душевных волнений. Отец и мать были слишком заняты своими делами, чтобы обращать внимание на его мысли. На Тибете дети взрослеют рано, но родители все еще считали его ребенком. От матери не ускользал ни единый его шаг, особенно после того, как год назад горный камнепад навсегда оставил в своих объятьях его старшего брата.

В тот злополучный день отец с братом отправились высоко в горы, в ущелье Мрака. Этот узкий каменный мешок назвали так потому, что сюда никогда не проникало солнце, здесь не приживались ни растения, ни звери. Лишь леденящий жилы холод дышал на приходящих сюда и звонким многоголосьем быстрых вод встречала здесь путников горная речка. Именно к ней и шли путники. На своем каменистом берегу река хранила особый сорт глины, который нужен был отцу для того, чтобы делать особенную посуду для праздников, семейных торжеств и подношений отшельникам. Он был единственным гончаром в деревне, и спрос на такую посуду имелся всегда. Потому и хотел отец умение свое передать старшему сыну. «А умение тогда придет, – считал гончар, – когда с самых первых шагов постигнет человек все тонкости ремесла, когда поймет, что глина, из которой сваяет он горшки да миски, – живая, со своей душой». Когда камнепад обрушился на дно ущелья, старший сын гончара выбирал из каменистого берега драгоценную глину. Отец не успел опомниться, как тяжелый поток обрушился на сына.

А младший, который остался теперь утехой родителям, наперекор всему, который раз, влекомый зовом сердца, покидал родительский кров. И всякий раз мать поднимала на поиски всю деревню, чтобы общими усилиями возвратить беглеца назад.

…Сегодня он проснулся очень рано. Вернее, в эту ночь он не спал вовсе, а лишь дождался, пока в хижине смолкнут шаги матери и, заглушая ее сонное посапывание, наполнит ночную тишину размеренный храп отца.

Сборы были недолги. Едва дыша, чтобы не разбудить домочадцев, он оделся по-дорожному. Поверх штанов и куртки накинул чубу [3], подпоясался, не забыв положить за пазуху чашку для еды. Привязав на спину запас пищи и священную книгу, осторожно отворил дверь и вышел из дома.

Холодный, еще ночной воздух бодрил тело. Бескрайнее небо раскрылось над ним огромным куполом, на котором яркие голубые звезды игриво перемигивались друг с другом, затеяв лишь им ведомую игру.

Безлунье прятало от него тропу. Тени, и те растворились во тьме, делая привычную дорогу неузнаваемой. Но он шел вперед. Всюду за большими валунами то тут, то там, мерещились странные образы. Словно ожившие, они старались вселить в него ощущение опасности, но он знал – самая большая опасность на всех дорогах – страх. В его стране каждый ведал древнюю мудрость: «Не бойся, потому что нечего бояться, кроме самого страха».