— Ну привет, — сказала Мелинда коту и потянулась в карман за телефоном.

— Ну привет, — эхом раздалось за её спиной в ответ.

Голос был мужским, тихим, неспокойно вибрирующим; в нём не слышалось страха — лишь волнение, приятное удивление. Он знал и ждал её, конечно. Чертов Мориарти. Холмс медленно повернулась. Рельефная толстая подошва ботинок сопротивлялась этому движению, оттягивая неизбежную встречу.

Лицо Стивена Деннехи, въевшееся в сознание Холмс размытым овалом со снимка в автобусе, приобрело болезненную четкость и оказалось холодной застывшей маской человека, привыкшего имитировать приемлемое поведение, привыкшего изображать предсказуемые, ожидаемые остальными эмоции, но его глаза горели возбужденным блеском, хорошо знакомым Холмс. Такой взгляд, доверху заполненный счастливым безумием, был у каждого серийного убийцы, каждого профессионального преступника, восторженного собственными действиями. В настороженном заломе между бровей, в пристальном прищуре, в сухой линии поджатых губ не было искренности. Не было и в голосе, когда после короткой паузы Деннехи снова заговорил:

— Кто Вы такая? Как Вы сюда попали? Я сейчас вызову полицию.

Всё это он произнес на одном дыхании, ровным механическим тоном; не шевелясь на широко расставленных ногах, не оглядываясь в поисках телефона или помощи.

— Вызывай, Стивен, — ответила Холмс, скашивая взгляд на попятившуюся от Деннехи кошку. Они обе — и Мелинда, и рыжее животное — оказались в тесной замкнутой комнате, заставленной массивной мебелью, но лишенной каких-либо привычных интерьерных мелочей вроде телевизора, книг, фотографий, безделушек, декоративных подушек — аскетичная стесненная пустота. Выход из гостиной был один — в прихожую, преграждённый широкоплечей фигурой. Холмс напряглась, пружинисто переступив с ноги на ногу. Она продолжила: — Упрости мне задачу. Когда дозвонишься, попроси вместе с патрульным нарядом выслать сюда инспектора Лестрейда из отдела расследования убийств. И пока они будут ехать, расскажи полицейскому диспетчеру — ты ведь знаешь, что звонки к ним записываются и используются в судебных разбирательствах? — о том, как убил Шеннон Грэйс, Лилли Уэбб и Барбару; что пошло не так с Сесилией Эбернети и как ты едва не попался. Как избил Далси.

С каждым её словом Деннехи всё ниже опускал голову, почти вжимая грубый подбородок в грудь. Взгляд исподлобья становился всё острее, всё более жадным. Большие мясистые ладони сжались в кулаки с напряженно белеющими костяшками и бугрящимися сплетениями темных вен. В суставах нескольких пальцев послышался хруст.

Телефон в кармане непослушно увертывался от пальцев, скользил между ними выпадая из ладони обратно в глубокий залом кармана, под рукой назло путалась зажигалка. Холмс несколько раз пришлось начать всё заново: нажать на центральную кнопку разблокировки, выйти на главную страницу меню, в верхнем левом углу дотянуться до иконки диктофона, внизу экрана аккурат над кнопкой попасть по красному кругляшу начала записи. Ей нужно было успеть начать запись до того, как Деннехи заговорит — каждый из них рано или поздно начинал говорить, смакуя все мельчайшие детали, ничего не оставляя неупомянутым, проскальзывая под кожу присутствующих леденящей дрожью. Нужно было включить диктофон на телефоне настолько неочевидно, насколько это могло быть под прямым внимательным взглядом. И растянуть время для просчета дальнейшей тактики.

— Я всех их назвала, Стивен?

У Мелинды не было с собой оружия — всякий выданный ей братом пистолет она предпочитала «забывать» в его же кабинете или машине. Они слишком много весили, требовали за собой ухода, продуцировали излишний шум и вмещали в себе нестерпимо большую долю самодовольства и фальшивой снисходительной заботы братца. У Стивена Деннехи было преимущество в массе, положении в комнате и в педантичном отсутствии в гостиной чего-либо, чем Холмс могла бы воспользоваться для защиты.

— Или мы кого-то упустили, кого-то не нашли? Их было больше?

***

Как-то рефлекторно, опережая растерявшееся сознание, тело отреагировало на сообщение хорошо знакомым с войны током, побежавшим по нервам. Ритмичный топот на беговых дорожках сменился гулом вертолетных лопастей, резкая резиново-потная вонь зала сменилась запахом пыли, смешанной с кровью, и кислым привкусом разгоряченного металла. На одно очень короткое мгновенье тренажерка посреди Лондона и последние месяцы перестали существовать. Ватсон оказался в Киркуке на базе, и вместо телефонного сообщения из громкоговорителей гнусавый голос дежурного сзывал лётный экипаж и медиков к вертолету для эвакуации раненного в бою.

Джон тряхнул головой. Заставил себя глубоко вдохнуть, затем протяжно выдохнуть и снова перечитать сообщение. Этого не могла написать Мэри Морстен, решил он. И как только эта мысль сформировалась в его мозгу, происходящее перестало смешиваться с прошлым или казаться каким-то нелепым недоразумением. Ватсон сжал мобильный в руке с такой силой, что его неострые ребра болезненно впились в ладонь, и отыскал в телефонной книге номер Мэл. Если это были её хакерские шуточки, её новый способ потребовать от него кофе или мотоцикл, ему нужно было знать немедленно. Потому что вторым предположением был невидимый тревожащий невозмутимую Холмс и отстраненно высокомерного Майкрофта Джим Мориарти.

Тот уже отправлял Джону сообщение на квитанции, и хоть за той выходкой ничего — насколько это было известно Ватсону — не последовало, в этот раз ему стало очень неспокойно.

В телефонной трубке тянулись долгие монотонные гудки, и каждый новый гудок отдавался внизу живота спазмом тревоги. Джон нечасто звонил Холмс, но постоянно наблюдал за тем, как она реагировала на входящие звонки — торопливо отвечала или мгновенно сбрасывала, коротко кривя губы или ругаясь на мобильный, — как раздражалась из-за надоедливого звука и вибрации, как не терпела, когда Ватсон или миссис Хадсон в своей квартире на первом этаже мешкали с собственными телефонами. И полное бездействие Мэл на другом конце вызова примешивало к «время Розамунд на исходе» опасной коннотации.

Джон позвонил миссис Хадсон.

— Да, дорогой? — ответила она привычно бодрым голосом, на заднем фоне слышались разрозненные отрывки какой-то быстрой мелодии.

— Мэл дома?

— Я… думаю, нет. Могу ошибаться, но она ушла вчера вечером и ещё не возвращалась. А что?

Единственное, что Ватсон знал о распорядке дня Холмс — того не существовало. Она спала днём или не смыкала глаз, казалось, сутки напролёт; голодала или выпивала одну за другой несколько чашек крепкого кофе; заменяла прогулки выкуриванием сигареты в кухонную форточку; уходила в любое время дня и ночи, возвращалась мгновенно со свежим парующим стаканом от Спиди или пропадала часами. Джон не заметил, когда стал так внимательно отслеживать ежедневную рутину Холмс, и не находил в том, что она не ночевала на Бейкер-Стрит, ничего нового. Но почему-то по-настоящему заволновался.

— Миссис Хадсон, прошу Вас, поднимитесь и проверьте, дома ли Мэл, — проговорил он в трубку, отталкивая себя рукой от пола. — Это очень важно.

— Что-то случилось? — музыка на заднем фоне вдруг стихла, а вместе с ней сменился тон хозяйки дома.

— Нет, миссис Хадсон. Мне просто срочно нужно найти Холмс, а она сегодня не в настроении отвечать на звонки, — как можно спокойнее ответил Ватсон и прислушался. В телефонной трубке отдаленно заскрипели половицы на ступенях дома 221Б. Повисла пауза, в которой Джон, плечом прижимая телефон к уху, втолкнулся в тесную мужскую раздевалку. Он прислушивался к знакомому скрипу пола квартиры, неожиданно быстро ставшей ему настоящим домом, и спешно вытягивал из шкафчика свои вещи. Не понимая, куда именно торопится, он натянул джинсы просто поверх тренировочных шорт, а свитер поверх футболки, разделенной на спине вертикальной влажной полоской пота.

— Её нет, — сообщила миссис Хадсон.

— Точно? Ни в гостиной в кресле, ни в ванной? В её спальне бывает непроглядно темно, когда она задергивает шторы. Она может притаиться в углу…