Ватсон, подавшийся вперед к Майку, чтобы лучше его расслышать, нахмурился и снова откинулся назад. Жилье настолько близко к центру значительно превышало не только его допустимый лимит квартплаты, но и весь его месячный доход.

— Боюсь, ты не совсем правильно понял значение слова «недорогое», — ответил он и отпил из своего бокала.

— Да нет же, Джон! — отмахнулся Майк и по инерции пошатнулся на стуле. — Послушай. Это реально дельный вариант — за месяц она просит триста фунтов.

— Прости, я не расслышал. Сколько?

— Триста! Три и два нуля, представляешь?

— Это с чего вдруг?

— Ну, там квартирка довольно тесная, не в лучшем состоянии, но с двумя спальнями. Если снимать с сожителем, то в месяц выйдет триста фунтов, — Майк многозначительно вскинул брови. Ватсон помедлил с ответом.

Они с Стэмфордом никогда особо не общались в университете, после окончания отличник Майк получил распределение на интернатуру в столицу, а Джон остался в больнице Адденбрукс при Кембридже, и сейчас они виделись впервые за восемь лет. Джон толком никогда и не знал Стэмфорда и вот теперь, если ему правильно казалось, когда тот предлагал снять одну квартиру на двоих, задумался. С другой стороны, не всё ли ему равно? В студенчестве он жил в общежитии, в армии он разделял казарму с несколькими десятками солдат, и теперь, честно говоря, был готов сожительствовать даже с цыганским табором — капризничать он не привык.

В затянувшейся паузе Майк заметил его терзания и добавил:

— Если у тебя никого на примете нет, не беда. У миссис Хадсон уже есть один потенциальный желающий.

Так следующим утром Джон Ватсон расплатился с таксистом, хмуро окинул взглядом заметно поредевшую стопку мелких купюр в кармане и вышел на Бейкер-Стрит. Дом с номером 221Б на двери был втиснут в стройный ряд таунхаусов с черными металлическими оградками узких балконов на втором этаже и со строгими фасадами рыжего кирпича. Невысокое крыльцо тесно соседствовало с навесом кафе «У Спиди, сэндвичи и кофе навынос». Джон шагнул на ступеньку, вжал округлую кнопку звонка — тот не сработал, постучался старомодным медным молотком, повисшим под номером, и оглянулся. По другую сторону улицы, шумной и загруженной прохожими и толкающимся в тянучке транспортом, за витринными окнами растянулись просторные магазины дорогой одежды и престижные салоны красоты. Он не мог понять, как квартира в самом центре боро Мэрилебон, согласно Интернету — Ватсон проверял накануне — одном из самых зажиточных в Лондоне, могла стоить каких-то триста фунтов. Вечером, когда Майк Стэмфорд диктовал ему номер телефона, Джон был уверен, что наутро, позвонив, услышит совершенно другую цифру. Но миссис Хадсон бодро вторила своему кардиологу:

— Да-да, дорогой, триста фунтов в месяц плюс уплата за коммунальные услуги. Можете посмотреть прямо завтра. В одиннадцать Вам будет удобно? Приедет Мэл, и вы сможете познакомиться.

Сейчас было 11:07 и за дверью не слышалось ни голоса, ни шагов. Джон вскинул руку, ещё раз сверился с часами, снова постучал и прислушался — ничего. Он отошел от крыльца и запрокинул голову, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в окнах. В высоком французском окне второго этажа он различил какое-то движение, и почти сразу черная дверь 221Б перед ним распахнулась, а на пороге возникла миловидная пожилая женщина. Она широко улыбнулась Джону и кокетливо поправила завиток коротких седых волос, сползший на её румяную щеку.

— Доктор Ватсон? — осведомилась она тем же энергичным голосом, что и в телефонном разговоре. — Заходите, дорогой.

— Добрый день, миссис Хадсон. Спасибо.

В прихожей оказалось тесно и мрачно — единственным источником света было полукруглое окошко над входной дверью. Напротив той находилась ещё одна дверь — квартира самой хозяйки, а рядом — узкий проход к лестнице.

— В коридоре проводка перегорела, — запричитала миссис Хадсон, поднимаясь по устало поскрипывающим ступеням с протоптанными в краске пятнами. — Уже второй день не работают звонок и лампочка, а мастера всё не дождешься. Но это исправят, не беспокойтесь.

— Да я…

— Квартира занимает второй и третий этажи, — вдруг сменив досаду в голосе на бодрую жизнерадостность, продолжила миссис Хадсон. — На втором общая кухня, гостиная и одна из спален. На третьем — ещё одна спальня. В каждой, конечно, собственные ванные комнаты. Да Вы, дорогой, и сами всё увидите.

Она провела его к распахнутой двери в пролете между этажами. За той оказалась небольшая комната, тесно заставленная мебелью: два разномастных кресла, вплотную придвинутые к дивану, боком водруженный на него журнальный столик, два пустующих массивных книжных шкафа, обеденный стол с поднятыми на него вверх ножками стульями, два тугих свертка ковров у камина, горстка пепла в нём и пыльное овальное зеркало в резной раме над ним. Дощатый рассохшийся пол и неравномерно выгоревшие узорчатые обои, хранящие темные прямоугольники следов прежде висевших там картин. Джон тихо удивленно хмыкнул себе под нос. У среднего из трёх не зашторенных французских окон стояла невысокая худая девушка, почти потерявшаяся в объемной серой толстовке с капюшоном и натянутом сверху длинном черном пальто. Волосы у неё были такие же насыщенно черные, собранные в неряшливый пучок; лицо узкое с острым носом, болезненно-светлой кожей, тонкими бледными губами и словно выгоревшими серо-голубыми глазами. Она держала руки в карманах и отбивала пяткой грубых ботинок нетерпеливый сбивчивый такт. Её цепкий взгляд торопливо исследовал Ватсона с головы до ног, а затем с вызовом уперся ему в лицо. Так Мэл — это она?

— Это проблема? — заговорила она, и голос у неё оказался тихим и с бархатистой хрипотцой.

— Простите? — стряхивая с себя оцепенение и пытаясь понять, в самом ли деле он произнес свои мысли вслух, выдохнул Джон.

— Мой гендер является для Вас проблемой?

— Вовсе нет.

Её тонкие губы сложились во что-то остроконечное, лишь отдаленно напоминающее улыбку. Она шагнула ему навстречу и протянула узкую горячую ладонь.

— Мелинда Холмс. Можно Мэл. Лучше — Холмс.

— Джон Ватсон, — ответил он, коротко встряхнул её руку в пожатии и отпустил. — Можно как хотите: Джон, Ватсон.

— Капрал? — выстрелила она неожиданным вопросом, пристально вглядываясь прямо в глаза. Ватсон настороженно нахмурился. Мелинда повела бровью и углы её рта снова заломились во что-то холодное, острое. — Ну конечно же нет. Сержант! — И едва скосив взгляд в сторону: — Миссис Хадсон, нам придется заново проводить Интернет.

— Но уже проведен…

— Этот не подходит. Я не доверяю Вашему провайдеру — раз, мне нужна значительно более высокая скорость — два. Джон, как Вы относитесь к сигаретному дыму?

— Мэл, дорогая, здесь не курят, — мягко возразила хозяйка. Мелинда Холмс разочаровано закатила глаза и снова переметнула их колкий взгляд на Ватсона. Тот пытался вспомнить, говорил ли вчера он Стэмфорду своё звание, и даже если говорил, то как его узнала эта Мэл, а ещё взвешивал, настолько ли диковинной ему казалась сложившаяся ситуация, чтобы упустить комнату за триста фунтов в самом центре.

— Миссис Хадсон, и Вы туда же? Джон, скажите, эта участь тотального угнетения никотинозависимых коснулась Вашего родного городка тоже или это исключительно лондонское проклятие? К слову, Норфолк или Линкольншир? Покойный супруг миссис Хадсон был родом из графства Норфолк.

— Славный был человек, трудящий, — скорбно потупив взгляд, подхватила та. — Без его хозяйской руки всё в этом доме постоянно ломается.

Ватсон растеряно перевел взгляд с миссис Хадсон на низкорослую щуплую Мелинду Холмс. Последние четыре года и три месяца он провёл в преимущественно мужской компании военных. Почти не прерываемая отпусками в Англию служба на передовой и лечение и реабилитация в военном госпитале в Олдершоте, вероятно, очень разрушительно повлияли на его социальные навыки, особенно касающиеся общения с женщинами. Ярким примером тому было полное непонимание, подшучивали над ним хозяйка дома и потенциальная квартирантка или вежливо намекали на то, что тщательно постарались разузнать о Ватсоне всё то немногое, что им был способен выведать Стэмфорд. Он коротко прокашлялся и спросил: