— Спасибо, — ответил он ей у ординаторской. — Давай я сначала сверюсь с графиком дежурств — буду ли я свободен. Скажу тебе позже, ладно?

И все последовавшие после того короткого разговора часы он провел в размышлениях над тем, как вежливо и правдоподобно отказаться, ведь вся пятница, её вечер и следующая ночь были у него выходными. И Мэри, похоже, было это известно.

Закончив с ужином, Ватсон встал, потянулся всем телом до хруста в суставах и легких спазмов в одеревеневших мышцах и отправился за кофе. Он как раз поравнялся с автоматом, когда в кармане его халата ожил телефон. Его вызывали к пациенту. Резко крутнувшись на пятках — его кроссовки издали истошный резиновый скрип по линолеуму — Джон, прихрамывая, торопливо зашагал в приемное крыло.

То было тесно заставленным мебелью и техникой ярко освещенным помещением с низким, давящим потолком, без окон, но со множеством дверей. По центру здесь находился сестринский пост с высокими приемными стойками, компьютерами, стопками бумаг и множеством телефонов. По периметру вокруг поста располагался десяток коек, оборудованных всем необходимым для осмотра, оказания первой помощи и реанимации, разделенных между собой тонкими простенками и с одернутыми в сторону тканевыми занавесками. Почти все пустовали.

В больнице Святого Варфоломея приемное отделение редко было настолько спокойным. За месяц работы здесь Ватсон ни разу не видел все койки этого крыла свободными, а персонал расслабленным. Куда привычнее здесь был хаос, десятки сплетающихся воедино голосов, стонов, кашля, плача, писка аппаратов; очереди из пациентов на каталках, выстраивающиеся в коридорах и долгие часы ожидания приема для большинства из них.

У койки с новоприбывшим пациентом, к которому и вызвали Ватсона, собралось целое столпотворение. Среди нескольких медсестер в однотонных пижамах и с надетыми поверх них целлофановыми передниками затерялось трое парамедиков в темно-зеленых формах и двое полицейских в светоотражающих куртках и низко натянутых на лбы фуражках. Один из патрульных поверх голов медиков заглядывал на происходящее и бубнил что-то в рацию, второй со скучающим видом оглядывался, зевая и помахивая из стороны в сторону объемным прозрачным пакетом, в которые часто складывали вещи пациентов. Внутри пакета Джон рассмотрел остроконечные очертания каблуков и мех, перепачканный во что-то темное, скользкое, прилипающее подтеками к пакету изнутри.

Ватсон протиснулся мимо офицеров и встал у обтянутых дымчатым капроном стоп пациентки.

— Что тут? — спросил он громко, ни к кому конкретному не обращаясь и цепким, выискивающим видимые повреждения взглядом описывая потерпевшую.

Для быстрого доступа к возможным травмам ещё в скорой с неё сняли или срезали большинство одежды, а потому теперь Ватсону открывался вид на её длинное, довольно прочно сбитое тело. Разодранные на коленях колготки и лежащие поверх образовавшихся на них ран пропитавшиеся кровью лоскуты стерильных повязок, грязные мазки на коже живота, подсыхающие капли бурой крови на груди и ключицах; перепачканные чем-то темным, скатавшимся в комки, похожим на слякотную грязь, руки. Вокруг шеи был плотно закреплен жесткий воротник, фиксирующий возможные повреждения шейных позвонков. На лицо была надета запотевающая с каждым выдохом кислородная маска, подключенная к продолговатой металлической колбе баллона с жирной надписью «Кислород», лежащей на носилках просто рядом с пациенткой. Её лица почти не было видно под лежащими поверх правых щеки и глаза повязками, просочившимися кровью. Волосы, также пропитавшиеся алой жидкостью, прилипли ко лбу.

— Молодая женщина двадцати-двадцати пяти лет — имя и точный возраст не известны, — заговорила одна из доставивших её парамедиков. — Множественные ушибы. Была найдена прохожими на обочине дороги, им неизвестно, что произошло: была сбита машиной, выброшена из неё на ходу или избита. Сознание нестабильно — попеременно приходит в себя и отключается. Пульс частый, артериальное давление ниже восьмидесяти, остро реагирует на боль в левом подреберье, нащупывается вздутие передней брюшной стенки.

Ватсон внимательно вслушивался в этот голос, пытаясь протиснуться между медсестер ближе к пациентке, и в какой-то момент все посторонние звуки, случайные толчки задевающих его рук и ног в тесном пространстве перестали отвлекать. Он сосредоточился на том, что следовало сделать в первую очередь — оценить характер и тяжесть повреждений.

— Множественные мелкие рваные травмы лица и головы, — продолжала парамедик. — Рассечена бровь, разорвана щека, возможен перелом челюсти. Внешнее кровотечение необильное.

Кожа пациентки под размазанной по ней кровью и грязью выглядела серой, слишком нездорово бледной. Внутреннее кровотечение вследствие ушиба или разрыва внутренних органов, черепно-мозговая травма, кровоизлияние в мозг — все эти пункты к срочной проверке проносились в голове Джона.

— Так, ладно, — сказал он, дослушав. — Быстро заканчиваем первичный осмотр, затем перекладываем её с носилок скорой на койку, укрываем для сохранения тепла, берём кровь на определение группы для переливания, везем на томографию. Всё ясно?

Ответом ему было молчание, означавшее отсутствие возражений или вопросов. Предельная загруженность больницы пациентами кроме множества отрицательных сторон имела некоторое положительное влияние на персонал — их действия доводились до совершенного автоматизма.

Ватсон протянулся над пациенткой к упаковке перчаток на тележке по другую сторону койки, когда заметил, как её перепачканные и исцарапанные пальцы вздрогнули, сжались в кулак, и рука слабо приподнялась. Он оглянулся на её лицо и заметил едва проглядывающий из-под опухших век расфокусированный взгляд. Правый глаз оказался непроглядно бурым от залившейся в него крови.

— Мисс? — низко наклонившись к лицу пациентки, позвал её Джон. — Мисс, Вы меня слышите? Вы в больнице, и…

Она дотянулась до надетой ей на нос и рот маски, и вялыми, не слушающимися пальцами попыталась её стянуть.

— Хотите мне что-то сказать?

Пациентка попыталась кивнуть, насколько это позволял жесткий воротник вокруг её шеи, и что-то едва различимо промычала. Ватсон подцепил изогнутую пластмассу маски и приподнял, склоняясь ещё ниже. Вторая попытка пациентки заговорить обернулась слабым хрипом. Она облизнула пересохшие, покрытые кровоточащими трещинами губы, сглотнула, поморщившись, и попробовала снова.

Ватсон расслышал только шипение и протяжное «н-н-н».

— Что?

— Дж… о-он-н. Джон. Ты… М-м… Мэл.

Он ощутил, как на его затылке вдруг образовалось что-то ледяное и острое, побежавшее по шее на спину холодными тревожными мурашками.

— Далси?

***

Холмс задремала довольно рано относительно своего привычного графика — едва наступила полночь. Она ощущала небезопасную близость хорошо ей знакомого уныния. Обычно оно, разрушительное, уволакивающее её в вязкий наркотический плен, приходило во время затишья, но сейчас сопровождало ступор в проводимом расследовании.

Мелинда исчерпала все имевшиеся у неё способы сдвинуться с мертвой точки, но результат был одинаково нулевым. От Мориарти за неделю так и не пришло вестей, а так Холмс допустила, что слежки внутри самой квартиры без вносимых извне устройств — вроде телефона Майкрофта — не проводилось. Она тщательно поработала над имевшимся у неё снимком подозреваемого, максимально возможно очистила его от помех и детализировала, прогнала полученное фото по всем базам, распространила среди бездомных, мобилизованных на расследование, — и ничего. Она так долго и так внимательно всматривалась в нечеткое лицо на скриншоте, что то начало ей мерещиться повсюду и даже сниться, но с реальным человеком так и не соотносилось.

Это был безнадежный тупик. И Мелинда всё чаще косилась в сторону своей заначки.

Заново и заново прокручивая в голове всё, что она уже сделала, в напрасной попытке найти упущенный действенный способ, она распласталась на своей кровати и вскоре забылась неспокойным, удушливым сном.