Кожа Мэл ощущалась наполненной морозным током, тот щипал пальцы и ладони Джона, когда он провел руками по её животу, ногам — к упершимся в матрас коленям, и вверх по внутренней стороне бедер к манящему укромному жару. Он скользнул к половым губам, отыскивая на них вязкую теплую влагу — очевидный и волнующий показатель возбуждения Холмс. Ну хоть что-то по-настоящему человеческое не было ей чуждо. Она едва заметно подалась ему навстречу, немного шире раздвинула ноги, приглашая его. Ватсон тихо зарычал:
— Лучше бы тебе было не дразнить меня, — он отпустил её и торопливо расстегнул пуговицу, дернул вниз молнию ширинки и стянул джинсы вместе с трусами ровно настолько, чтобы высвободить пылающий жаром вожделения член. Джон перевел взгляд с его налившейся твердой силой головки, нацелившейся прямо в запавшую между ягодицами Мелинды тень, на мягкий изгиб её упругой задницы, и добавил сипло: — Я же предупреждал — не нарывайся!
Он резко наклонился, подхватывая одной рукой низ её живота, нащупывая под пальцами щекочущие завитки на лобке, а локтем второй навалился ей на плечи, прижимая к кровати головой, но заставляя оттопырить задницу. Он протолкнулся к влажной жаркой щели, на мгновенье замер, коснувшись промежности, опустив на затылок Мелинды поцелуй, а затем с силой вошел. Холмс вздрогнула и сдавленно вскрикнула, Ватсон хрипло застонал, почти заскулил — она оказалась пленяюще мокрой и очень тесной. Он шумно выдохнул и глубоко вдохнул, снова остановившись, чтобы совладеть с собой. От цепкого, но мягкого давления её вагины он так вскипел, что с непривычки едва не кончил, и ему пришлось притормозить, чтобы успокоить полыхнувшее в члене и яйцах жжение, требующее немедленной разрядки. Джон снова сделал медленный глубокий вдох, втягивая запах волос Холмс и прислушиваясь к собственному биению сердца. То, казалось, колотилось где-то прямо в глотке. Ритм был быстрым, рваным, и Джон подстроился под него, вталкиваясь к Мелинду всё глубже, всё резче ударяя бедрами, дыша всё тяжелее и улавливая всё более отличительные стоны. Он не знал, чьим был этот хриплый голос — его или Холмс; он только сосредотачивался на том, как с каждым движением переставало существовать всё его тело — голова, туловище, руки, ноющая правая нога — и оставался только низ живота, член и яйца, обволакиваемые сладостной истомой, усиливающимся щекочущим давлением.
Мелинда протянула себе за спину руку, отыскала Джона, её пальцы скомкали и потянули края свитера и выбившейся из-под него футболки, а ладонь надавила на живот, противоречиво отталкивая. Он перехватил её кисть и яростно одернул.
— Нет!
Сейчас у неё совершенно ни над чем не было власти, и даже тело её сейчас ей не принадлежало. Это будто сводило с ума, это высвобождало всё то затаенное, что Ватсон накапливал с самого их знакомства и что порывался выплеснуть, но постоянно сдерживался. Теперь тормозов не было вовсе. Он распалился так сильно, что уже ничего не имело значения: ни сама Холмс, ни её сиплые приглушенные вскрики, ни миссис Хадсон, которой, безусловно, были слышны и стоны, и звонкие шлепки, и истошный скрип массивной старой кровати, с каждым толчком немного сдвигаемой с места. Ничего кроме того, за чем он бешено гнался; ничего кроме опьяняющего удовольствия.
Оно находилось прямо перед ним, он уже ощущал его будоражащую близость, ему нужно было лишь преодолеть дистанцию как можно быстрее, и Джон мчался, спешил, навязывал ритм всё чаще. Он убрал руку со спины Мелинды, которой прижимал её к кровати, подхватил в ладонь её растрепавшиеся влажные волосы, намотал вокруг кулака и резко дернул, вынуждая Холмс выгнуться под ним, заставляя её с хриплым вскриком запрокинуть голову. Ватсон различил, как горячая нежная плоть её влагалища стала сокращаться вокруг его члена, и ему потребовалось ещё два сильных толчка прежде, чем и он, едва успев выйти из Мэл, кончил.
Сперма горячим, неожиданно сильным потоком брызнула прямо на спину и бедра Холмс, на её постель. Расслабление покатилось по телу Джона блаженной волной тепла и наслаждения. Он закрыл глаза и запрокинул голову, разжал кулак, удерживающий волосы Мелинды, и коротко отступил назад. Он слышал, как она зашевелилась на кровати, но не обратил внимания — на короткое мгновенье он оказался полностью поглощенным оргазмом. Холмс молниеносно привела его в чувство. Её хлесткая пощечина полоснула его огнем по коже. Джон от неожиданности вздрогнул и оторопело уставился на Мэл — раскрасневшееся лицо, взъерошенные волосы и взгляд безумно дикий, убойный, уволакивающий куда-то на самое глубокое океаническое дно; острые плечи вздымались и опадали в такт быстрому дыханию. Ватсон бегло осмотрел её, заметил ярко-красный болезненный след собственной руки на её запястье и вдруг испугался. Неужели, сам того не осознавая, он её изнасиловал?
Он попытался растормошить затуманенный мозг и отмотать события последних нескольких минут назад, чтобы удостовериться, что ничего подобного, что Мэл сама его сюда пригласила, сама раздразнила его, что он верно её понял и не причинил ей вреда. Её пылающее лицо оказалось прямо перед ним — она встала на кровати в полный рост и подошла вплотную. Джон рефлекторно напрягся, ожидая, что она ударит его снова, но Холмс прижалась к нему и пылко поцеловала.
========== Глава 10. ==========
— Могу открыть окно, — сказала Мелинда, выдыхая дымное облако первой затяжки и подтягивая к себе ноутбук. Джон Ватсон промолчал, и она восприняла это за согласие с тем, чтобы она курила в комнате.
Тело Холмс пульсировало энергией. Выброс гормонов оказался удовлетворительно щедрым. Она ощущала текущие по венам адреналин, эстроген, кортизон и эндорфин. Их доза была многократно меньше и значительно короче по действию, чем впрыск героина, но не имела тяжелых физических последствий, а потому была предпочтительнее. В голове наступила кристальная ясность, крепкие тиски боли и усталости разомкнулись вокруг головы, и Холмс наконец смогла действовать эффективно.
Занявшись сексом с Джоном Ватсоном, она преследовала сразу несколько равносильно значимых целей. Во-первых, ей нужно было убедиться в безопасности своего жилья. Если Мориарти следил за ней так же чутко и неотрывно, как в предыдущей квартире, достаточно было лишь раздразнить его подобным образом и ждать неуклонного следования одному и тому же паттерну — демонстрации своего незримого присутствия. Джим Мориарти не преминул сообщить Холмс о том, насколько она внешне на самом деле отличалась от его представлений о ней, о яблоке и о разговоре с братом — шансы на то, что он, имея прослушку на Бейкер-Стрит, промолчит в этом случае, были ничтожно малыми. Недолгая и несколько однобокая история их своеобразного общения характеризовала moriarty упивающимся собственной значимостью и испытывающим потребность напоминать Холмс, что именно в нём сосредотачивался её неподдельный интерес. И если за квартирой наблюдали, едва ли столь однозначно проявленное внимание к Ватсону могло остаться без какого-либо комментария.
Во-вторых, Мелинде требовалось создать почву для возникновения лояльности у Джона Ватсона. По её собственной недальновидности и неосторожности он оказался слишком осведомленным и приближенным. Эту приближенность было опасно прерывать сейчас, когда границы угрозы Мориарти оставались для неё невидимыми. Эту приближенность оставалось лишь усилить.
В-третьих, ей требовалась подзарядка. Нужно было взбодриться и прочистить голову, и два пылких захода в сексе возымели требуемый эффект. Джон оказался отличным партнером: он не разменивался на лирические отступления вроде свиданий или прелюдий, очевидно обладал достаточным опытом и руководил всем сам, отчего Холмс не пришлось принуждать себя к проявлению какой-либо инициативы. И в отличие от большинства предыдущих партнеров не обошелся Мелинде ни в фунт. Это стоило взять на заметку.
Холмс сунула сигарету в угол рта, открыла ноутбук, спешно сверилась с входящей корреспонденцией, чтобы убедиться, что от moriarty не приходило вестей, и принялась за работу.
