Как только он выпрямился во весь рост, как только почувствовал силу затянувшихся вокруг его пояса тисков, ощутил на своих плечах тяжесть рук Холмс, как только перехватил её удобнее, под бедра, и ощутил их горячую упругость под нежной кожей, как только по его лицу скользнуло тепло её близкого дыхания и он поймал его своими губами, ничего трезвого не осталось. Мэл оказалась легкой, крепко ухватившейся за него, неожиданно пылко отвечающей на поцелуй. С минуту Джон стоял на месте, забыв, что собирался сделать, и лишь легкий отголосок боли из бедра напомнил — им нужно что-то горизонтальное и мягкое, с запираемой дверью. На этом этаже их совместного дуплекса закрывались лишь ванна Холмс, в которой всё ещё шумела вода, и её спальня.
На самом кончике языка, заигрывающего с губами Мэл, он поймал рефлекторный вежливый вопрос: «Можно к тебе?», — но одернул себя. К черту! О Холмс он знал решительно мало, — почти ничего внятного, лишь собственные догадки и крохи выдаваемой миссис Хадсон или Лестрейдом информации — но что понимал совершенно точно: учтивость и обходительность не принадлежали к её качествам и, проявленные другими, не провоцировали у неё хотя бы намёка на благодарность или ответную вежливость. А потому к черту это. Она вламывалась в его спальню, и теперь он имел полнейшее право сделать то же.
Джон крепче перехватил её и медленно повернулся, пытаясь понять, где именно в комнате сейчас находился и где на его пути были преграды — кресло у камина, загибающиеся углы старых пыльных ковров, кухонный стол и дверной косяк. Он силился возродить в памяти картинку их гостиной и кухни, но лишь безуспешно барахтался в тягучем жаре, заполонившем его череп. В этот момент он не помнил дороги к спальне Холмс. Мозг был способен лишь руководить телом на уровне примитивных инстинктов.
Холмс в его руках зашевелилась и отстранилась назад, прерывая поцелуй. Он бессознательно потянулся за её губами, но она выговорила:
— Отпусти.
Ему пришлось открыть глаза и заглянуть в лицо Мэл: такое же узкое, с острыми скулами, но налившимися алой припухлостью губами, добавляющими ей теплой женственности, и глазами, приобретшими темную гипнотизирующую глубину. Он открыл рот, но ничего не сказал — голос пропал, и не нашлось слов, — только коротко кашлянул, вкладывая в это вопросительную интонацию:
— Кхм?
— Отпусти, — повторила она требовательнее и, расслабив хватку вокруг его бедер, соскользнула на пол. Полотенце, удерживавшееся между ними на сплетениях их рук, опало, и Холмс оказалась абсолютно голой — бледное хрупкое тельце с просвечивающей синевой вен на сгибах локтей и проступающим рельефом ребер над грудью и под ней. Она повернулась, и Ватсон с невнятной горечью в спутавшихся мыслях наблюдал за тем, как с каждым порывистым шагом отдалялась её узкая спина и как покачивались её подтянутые бедра, хранившие на светлой коже полукруги красных пятен — следов его жадно впивавшихся пальцев. Мэл отошла к кухне, там у стола остановилась и неторопливо, вальяжно повернулась.
— Идешь? — спросила она и её губы расползлись во что-то острое и отталкивающее. Но хрупкость её плеч, тонкость рук, бледность ладоней, расслабленно опущенных вдоль бедер, белизна нежной кожи на груди и животе, тонкие темные ободки вздыбленных сосков и смоль спутанных волос на лобке, стройный рельеф её ног привлекали куда сильнее, чем отталкивала ухмылка. А потому Ватсон ответил:
— Иду, — переступил через смятое полотенце и пошел вслед за Холмс. Её спальня встретила его полумраком — свет едва пробивался сквозь плотно задернутые шторы — и рассеянной сигаретной горечью — всё же курила у себя, нарушая запрет миссис Хадсон.
Джон закрыл за собой дверь и приблизился к Мэл — она наклонилась над кроватью, подхватывая петлю какого-то провода и свой ноутбук со смятой постели. В тусклой комнате её бледность, казалось, источала сдержанное лунное свечение, холодное и волшебно манящее. Ватсон исследовал взглядом стройный ряд позвонков, острыми бугорками выпирающих под кожей спины, нагнулся над Мелиндой, обвил её руками, отыскивая ладонями небольшую пружинистую грудь и роняя поцелуй куда-то во влажные, сладко пахнущие волосы, повисшие на шею и плечи. Он почувствовал, как она коротко напряглась в ответ на прикосновение, а затем зашевелилась в его объятии, пытаясь повернуться и отложить лэптоп. В разгоряченной лаве его помутненного возбуждением сознания взбурлило то, чему он редко давал абсолютную власть, особенно в первый секс с новой, ещё не изученной женщиной — оголтелая, неконтролируемая жажда. Он предпочитал проявлять её постепенно, с каждой следующей ночью понемногу, никогда не обнажая полностью и отчасти стыдясь, но сейчас был слишком изголодавшимся и слишком смятенным самой Холмс, совершенно запутавшимся в происходящем, чтобы сохранять контроль.
Он сомкнул руки вокруг Мелинды крепче, подхватывая пальцами отвердевшие соски, и сдавил её. Она снова коротко дернулась, пытаясь дотянуться до комода у изножья кровати и сгрузить на его пыльную столешницу ноутбук и провод, но в тисках Ватсона едва смогла пошевелиться — лишь уперлась спиной ему в грудь, а обнаженной задницей в пах, где за ширинкой Джону стало болезненно тесно. Он сперто выдохнул по инерции этого слабого толчка. Ему вдруг позарез стало необходимым добиться от Холмс повиновения. Почти месяц он сосуществовал с ней на ею установленных правилах: безропотно следовать за ней, куда бы ей не взбрело податься, варить или покупать ей кофе, служить лакмусовым индикатором её гениальности, помалкивать. Но сегодня, послав её к черту — пусть это и породило в нём неожиданный ураган терзаний — Ватсон будто выдернул себя из гипноза. Ему необязательно было быть вежливым и услужливым в страхе обидеть ту, которую мало заботило, обижала или усложняла ли она жизнь ему. От этого расстановка сил решительно менялась, и Джон жаждал этого вдвойне сильнее. Всё это началось из-за Холмс, она — уж кто, если не она, воплощение наблюдательности и дедукции, мастер блистательно точных выводов — отдавала себе отчет в том, что затеяла, но на этом её влияние заканчивалось. И начинали действовать правила Ватсона.
— Отложи это, — прохрипел он, отыскивая под влажными волосами, путающимися вокруг его носа и липнущими к губам, кожу её тонкой шеи. — Отложи. Оно нам не помешает.
Вероятно, это была бы не Мэл, если бы послушалась и сделала так, как велено, а потому Джону пришлось отнять руку от её груди и буквально выбить ноутбук из её цепких пальцев. И когда тот вместе с проводом глухо упали обратно на смятую простыню, он подхватил Холмс под ребра, с силой сжимая её между ладоней, будто проверяя, насколько прочной была её обманчивая внешняя хрупкость, и толкнул на кровать. Мелинда приземлилась на неловкие четвереньки и оторопело оглянулась на Ватсона поверх плеча. Он дико осклабился ей. Это выражение — замешательство, недоверие, сомнение — резко контрастировало с теми минами, которые она обычно натягивала на своё острое лицо и вмещало что-то по-настоящему человеческое. Её губы не были скривленными в косой росчерк сухой насмешки, они были вопросительно приоткрытыми. Сколько раз она успела так оглянуться на него поверх плеча — с презрением, с насмешкой — за время их знакомства, и каждый раз она смотрела на его растерянность и непонимание, но никогда — на него самого. Она считывала с него его биографию, трактовала язык его тела и давала хлесткие задевающие советы, но никогда не рассматривала его по-настоящему. Прежде он был лишь набором подтверждений для её предположений, и только теперь, похоже, она взглянула на него совершенно иначе, будто сбросив ледяную пелену, будто рассмотрев его человеком.
Это раззадорило Ватсона. Он опустил ладонь на её поясницу и надавил, хрипло скомандовав:
— Прогни спину.
Штормом вспыхнувшего возбуждения Ватсона сносило на опасные острые рифы, но он не хотел сопротивляться. Он видел перед собой тонкий светлый силуэт Мелинды Холмс; и то, как послушно и молчаливо она стояла перед ним на четвереньках, отвернувшись и опустив голову, вышибало последние предохранители. Где-то наверху в его ванной в шкафчике над раковиной была упаковка презервативов, но идти за ними Джон не собирался. Осознание небезопасности незащищенного секса металось в спутанных мыслях. Понимание того, что Холмс не гнушалась снимать проституток, и делала это совсем недавно, лишь усугубляло неправильность принятого им решения. Но ему было как-то безумно наплевать.