========== Глава 9. ==========
К своему негодованию Джон испытывал что-то вроде вины за то, что позволил себе послать Мелинду Холмс. Ему показалось, что он обидел её, и был немного удивлен, ведь считал Мэл в принципе неспособной на эмоции, будь те положительными или негативными. Она вскочила с кресла незадолго после его обозленной реплики, — на плите даже не успел закипеть чайник — втиснулась в ботинки, брошенные просто посреди гостиной, подхватила ноутбук и стремительно ушла, захлопнув за собой входную дверь с такой силой, что стекла в высоких французских окнах их гостиной пугливо задребезжали. Несколько часов её отсутствия Ватсон провел в молчаливых препираниях с самим собой. В нём боролись здравый смысл, диктующий необходимость ради его собственного блага осадить наглую соседку, воспитание, противящееся такому обращению с женщинами — пусть Холмс и была самой невыносимой из них — и требующее извиниться, и медленно прорастающее в нём смиренное принятие Мелинды целостной: с поразительным интеллектом, своеобразной добротой и отталкивающим характером. Все эти силы противоборствовали в его голове, и Ватсон упорно пытался избавиться от закипевшей в его сознании бури. Он разжег камин, совершил долгую прогулку к парку и по нему, сходил в супермаркет и обратно, приготовил себе обед — пытался занять руки и тем самым отвлечься. Ничего не помогало, и Джон решил занять себя чем-то требующим больших усилий, чем приготовление тушеного мяса — он вызвался помочь миссис Хадсон с перегоревшей проводкой в коридоре. Ватсон ничего не смыслил в электричестве, но решил попробовать. В конечном итоге, думал он, оплетенные изолентой проволоки не могли быть намного сложнее человеческой анатомии.
Он не имел внятного представления как, но всё же сумел вернуть дверной звонок и светильник в прихожей к жизни. Миссис Хадсон рассыпалась в хвальбе и благодарностях, усадила Джона за стол в своей яркой кухне, заварила чай и предложила к нему пирожных, поднялась на второй этаж, чтобы пригласить к чаепитию Холмс, но вернулась без неё.
— Сказала, что не голодна, — сообщила миссис Хадсон, выдвигая для себя стул. Ватсон различил в себе что-то вроде облегчения. Он надеялся, что Мелинда не присоединится, ведь за время её отсутствия так и не выяснил, как себя повести, когда она вернется, и при её появлении растерялся. В нём преобладала почти физически ощутимая потребность попросить прощение за грубость, но этому противостояло немного ребяческое упрямство — если он пойдет на попятную, лишь покажет Холмс свою слабость, и приструнить её впредь станет совершенно невозможным.
Когда спустя какое-то время, поблагодарив миссис Хадсон за угощение, Джон поднялся в гостиную, Мелинды вопреки обычаю там не оказалось. Её кресло пустовало, но посреди комнаты снова возникли её грубые ботинки, на спинке обеденного стула — одного из четырех, оказавшихся с течением времени заваленных всяким хламом Холмс, который Джону постоянно приходилось раздраженно передвигать, чтобы сесть — темной тяжелой грудой повисло её пальто. Из её ванной комнаты слышался шум воды. На кухне над оставленной на плите кастрюлей с остатками тушеного мяса не оказалось крышки, изнутри торчала вилка — Мелинда в очередной раз воровала его еду. В какой-то момент Ватсон даже начал с этим свыкаться. Его это всё ещё раздражало, но, возвращаясь со смены в Бартсе, он перестал рассчитывать отыскать в холодильнике то, что оставлял там накануне, и приучился не покупать ничего слишком впрок, ведь многое из этого в конечном итоге ему не доставалось.
Ватсон устало вздохнул. Посылание к черту, если и задело Холмс каким-либо образом, воспитательного эффекта не возымело.
— Эта блондинка из больницы, — вдруг раздался за его спиной голос Мелинды. Джон вздрогнул и обернулся. Она стояла в проходе, ведущем из кухни к её комнате, обернутая банным полотенцем, с поблескивающей на голых плечах влагой, с мокрыми тяжело повисшими иссиня-черными волосами. Из ванной за её спиной всё ещё слышался шум воды, на дощатом полу оттуда к кухне протянулись лужицы её следов. — Мэри Морстен — так её зовут? Что Вас в ней не устраивает?
Ватсон растеряно безотчетно покосился по сторонам, будто опасался увидеть где-то в комнате Мэри.
— Откуда Вы о ней знаете? — спросил он. — И какое Вам вообще до неё дело?
Их общение с Мэри, начавшееся с преимущественно его весьма однозначного интереса к ней, постепенно видоизменилось во что-то обоюдно дружеское. Они созванивались, иногда обменивались сообщениями, но чаще всего просто пересекались в больнице и вместе обедали, если совпадали их дежурства. Медсестра из реанимационного отделения была веселой, подвижной и внимательной — полной противоположностью соседки Джона. С ней было уютно.
— Её симпатия к Вам очевидна, — проигнорировав вопросы, продолжила Мелинда. — Вы когда-либо обращали внимание на её язык тела? На то, как она поворачивает к Вам туловище, как наблюдает за Вами, как оглядывается на Вашу реакцию и улыбается или смеется, только если улыбаетесь или смеетесь Вы?
— Что за черт?! Откуда Вы всё это взяли, Холмс?
Она скомкала тонкие губы в кривой острой усмешке и сделала ленивый длинный шаг.
— Думаю, — пусть и не по этим признакам — но Вы понимаете, что ей симпатичны. Почему же это не взаимно, Джон? Вас привлекает кто-то другой?
Мелинда подошла ещё ближе, и Ватсон почувствовал, что кухня заполнилась тем же неприятно покалывающим током, который волной наэлектризованности возник в утро её голого дефиле. Сейчас Холмс не была столь же откровенно обнаженной, но она только вышла из душа и под отрезком махровой ткани едва ли имела хоть какую-то одежду. Эти мысли, выбравшие неожиданное для Джона направление, порождали в нём неловкость.
— К чему Вы это завели, Мэл? — поинтересовался он, отступая назад, но упираясь в плиту.
— Джон, Вы уверены, что не имеете на меня никаких видов? — Она недобро прищурилась, продолжая медленно приближаться, и её глаза отблескивали чем-то стальным и смертоносным. — Мы ведь это обсуждали, помните? И Вы заверили меня, что ничего подобного ко мне не испытываете. Но я вижу, как равнодушно Вы обходитесь с Мэри, и как совершенно иначе ведёте себя со мной, и не могу с Вами согласиться.
Он различил химическую отдушку геля для душа — что-то сладкое и тропическое — и покачал головой, пытаясь оттолкнуть этот запах и порождаемое Мелиндой волнение.
— Холмс, не ерундите! — Заставив себя улыбнуться, парировал Джон. — Вы меня больше бесите, чем привлекаете.
Между ними осталось совсем немного пространства, и то заполнилось чем-то густым и жарким, не поддающимся пониманию Ватсона. Он растеряно смотрел сверху вниз на лицо, поднятое к нему с ядовитым вызовом, и видел опавшую на мягкую влажную кожу её щеки ресницу и белесый росчерк шрама на нижней губе. Будто в ответ на этот взгляд Холмс оскалилась.
— И всё же привлекаю, — сказала она, делая последний шаг и не оставляя между ними ничего, кроме влажного тепла её махрового полотенца и побежавшего по телу Джона царапающего напряжения. — Пусть и меньше, чем бешу.
Ватсон ненавидел ощущение загнанности в угол. Но именно там — в безысходном тупике — он сейчас и оказался. Мелинда не оставила ему шанса возразить — отрицать то, что она была ему как-то нездорово интересной, и пытаться скрыть это от неё же, было бы глупо. Она преградила ему и физические пути к отступлению. Подобного давления Джон не переносил. Он решительно ухватил Холмс за плечи — кожа оказалась мягкой, влажной и прохладной, но плоть под ней ощущалась горячей и твердой, налитой мощью, неожиданной для такой хрупкости тела, — и отстранил от себя. Её мускулы под его ладонями упруго натянулись, она вскинула и скрестила локти и резким толчком сбросила с себя руки Джона.
— Искренне не советую применять ко мне силу, — проговорила она холодно, но ехидный разлом не сошел с её губ.
— Искренне не советую вынуждать меня применять к Вам силу, — парировал Ватсон немного растеряно. Холмс отбилась молниеносно, он не был готов к такой её прыткости, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы почувствовать незначительную саднящую боль в предплечьях там, куда пришлись удары острых ребер ее ладоней, и осознать произошедшее. Он оторопело понял, что всё ещё держал свои руки поднятыми, и, одернув себя, опустил их. Мелинда проследила за этим движением колким взглядом и, хмыкнув, сказала:
