— Сэр, вернитесь к себе.
Джон оторопело вскинул брови.
— А что, собственно, произошло?
В его затянутом неспокойной дремой и ошметками тревожного сна мозгу родилась воспаленная картина какого-то страшного преступления, произошедшего просто за непривычно плотно закрытой дверью гостиной. В то же мгновенье, когда он подумал об этом, дверь открылась, и на пороге оказался Грегори Лестрейд. Следом за инспектором отдела убийств Скотланд-Ярда вышла Мелинда Холмс. Она была в неизменном пальто и удивительно хорошем расположении духа, непривычно подвижной и взбудораженной. Холмс подняла взгляд на Ватсона, замершего на последней ступеньке ведущего к третьему этажу пролета, и скомандовала:
— О! Джон! Немедленно переодевайтесь.
— Доброго утра, доктор, — произнес Лестрейд, проследив за взглядом Мелинды. Ватсон растеряно кивнул в ответ и спросил:
— Зачем? Что случилось?
— Четвертое убийство, — радостно сообщила Холмс, и в её по-детски искренней счастливой улыбке, отразившейся на тонких бледных губах, было что-то холодящее спину Джона ужасом. — Ещё одно тело, ещё одно место преступления, новые шансы на зацепки.
Говоря это, Мелинда спускалась по лестнице вслед за инспектором, и, почти скрывшись из поля зрения Ватсона, добавила:
— Хватит стоять, как вкопанный! Одевайтесь — офицеры отвезут Вас.
Двое патрульных в фуражках вопросительно переглянулись и перевели на Джона взгляды.
Спустя полчаса напряженного молчания в компании двух полицейских, дискомфорта на заднем сидении их патрульной машины, вязкого иррационального ощущения, что он арестован за какое-то непостижимое недоразумение, и непонимания, зачем он решил ехать куда-то по первому желанию Холмс, он оказался у массивного многоквартирного здания, тянущегося высокой краснокирпичной крепостной стеной и мерцающего светом в десятках окон. Взблескивающие синим полицейские маячки, трепещущая на ветру желтая оградительная лента и люди в светлых защитных комбинезонах, бахилах и масках вызывали у жителей дома отменяющий сон интерес.
Кларвуд-Уолк, который и оказался местом преступления, был узким переулком, тесно зажатым между кирпичными заборами, отделяющими внутренние дворики владельцев квартир первого этажа, и глухими стенами соседних зданий, выходящих фасадами на другую улицу. У переулка была странная зигзагообразная геометрия, он едва был шириной в легковой автомобиль, но судя по установленным здесь дорожным знакам Кларвуд-Уолк был проездным. Заткнутый с двух сторон машинами полиции и судмедэкспертов, будто пробками, переулок кишел людьми и наполнялся ярким холодным светом торопливо установленных здесь прожекторов.
Черное, беззвездное небо низко повисло. Воздух был острым и морозным. На календаре был уже вторник, 13 ноября, и в Лондоне всё отчетливее ощущалась близость промозглой влажной зимы. Джон подхватил воротник своей куртки, пытаясь укутать шею и спрятаться от резкого ветра. Он двинулся по Кларвуд-Уолк в сторону наибольшего сосредоточия людей в формах, и там, в самой гуще отыскал Мелинду Холмс. Присев на корточки и подхватив полы пальто так, чтобы они не волочились по земле, она склонялась к распластавшемуся вдоль кирпичного забора трупу. В руке она небрежно придерживала резиновую перчатку, которой поддевала края одежды на теле и приподнимала для лучшего обзора валявшуюся рядом сумочку.
Немного в отдалении одиноко стоял, обхватив себя руками и задумчиво пошатываясь на пятках, Лестрейд. Ватсон подошел к нему и остановился.
— Четвертая жертва? — произнес он, не совсем понимая, для чего озвучивает очевидное, не находя других слов, чтобы завести разговор, но ощущая потребность заговорить, обозначить своё присутствие.
— Угу, — невнятно промычал инспектор и добавил, оборачиваясь: — Кто Вы на самом деле, доктор Ватсон? Кем Вы приходитесь Мэл? Вы и в самом деле лишь её сосед? Потому что мне сложно поверить в то, что Вы её помощник — она не нуждается в помощниках, она сама ходячий кладезь информации и скоростная вычислительная машина.
Джон растерянно всматривался в лицо Грегори Лестрейда, пытаясь уловить, на какой из заданных вопросов тот действительно хотел услышать ответ. Инспектор тем временем продолжал:
— Она берет Вас с собой уже во второй раз, и я должен понимать причину, по которой пропускаю Вас на место преступления, позволяя Вам, возможно, разрушать важные улики. Кто Вы? Её друг или любовник?
Ватсон прыснул нелепости этого предположения и покачал головой, собираясь возразить, но инспектор добавил:
— Надеюсь, Вы понимаете, что она безумна. Мэл очень полезна нам как независимый консультант. Стыдно признаться: без её участия в последний десяток лет мы не раскрыли бы и трети преступлений. Но как человек она совершенно чокнутая, — Лестрейд понизил голос до доверительного бормотания и склонился к Джону. — Для неё всё это своеобразный наркотик. И чем чудовищнее преступление — тем большее удовольствие она получает. Я всерьез опасаюсь, что однажды этого станет ей мало, и она перейдет черту — начнет убивать сама. Не боитесь стать её первой жертвой? Вы подобрались к ней небезопасно близко, доктор Ватсон. Послушайте мой совет: ради собственной сохранности держитесь от Мэл подальше.
Внутренности Джона свернулись в хорошо знакомый ему тугой комок стального упрямства. Сам он уже перебирал в голове каждую из озвученных инспектором мыслей, рассуждал над ними и порой приходил к тому же заключению: Холмс была опасно неуравновешенной. Но навязывать себе такие мысли кем-то посторонним он позволять не намеревался, как не собирался и терпеть этот высокомерно-сочувственный тон. Ватсон коротко кашлянул, прочищая горло, и так же тихо заговорил в ответ:
— Инспектор… Грегори — могу я называть Вас Грегори? — полицейский с непониманием дважды моргнул, но промолчал. — Думаю, род наших личных взаимоотношений с Мелиндой Вас не касается. А насчет моего присутствия здесь — я бывший военный врач, прошедший четыре года боевых действий в Ираке, и действующий хирург-травматолог, и потому могу быть полезным Мелинде в качестве независимого медэксперта.
С каждым произнесенным словом он пропитывался неподдельной верой в то, что всё это было правдой — возможно, безумие Холмс имело свойство передаваться воздушно-капельным путём или через пользование общей посудой, или виной всему было время — 4 часа морозного утра. Но к его голосу примешивалось всё больше резонирующей металлической вибрацией решительности:
— Позволите мне пройти, Грегори? — осведомился он, указывая рукой в сторону склонившейся над трупом Мэл. И Лестрейд, недовольно поджав губы, кивнул.
— Только наденьте бахилы и перчатки, доктор.
***
Сообщение пришло задолго до полуночи и ознаменовало собой завершение длительного молчания. Мелинда несколько часов ждала звонка от Лестрейда, обутой и собранной сидя в гостиной с телефоном наготове, но инспектор не просто вызвал её — он приехал за ней лично и с сопровождением, а это означало только одно: что-то пошло совершенно иначе. Когда инспектор посреди гостиной сверился с экраном своего мобильного, чтобы сообщить полученные от прибывших на вызов патрульных данные, Холмс резко сжала кулаки и до крови прокусила скользкую нежную кожу на внутренней стороне щеки, боясь услышать имя Далси.
Мелинда неусыпно следила за её передвижениями и к неоднозначной двойственности чувств замечала, что Далси стала меньше работать и больше посещать бесплатные семинары по сетевому маркетингу. С одной стороны, Далси интересовала её лишь как возможный, потенциально полезный инструмент расследования, и её отвлеченность от работы проституткой обращала слежку за ней в совершенно напрасную. С другой стороны, такое поведение Далси выводило её из круга предполагаемых жертв и относительно обезопасило её существование.
И когда этой ночью от Мориарти пришло сообщение, Холмс вдруг ощутила невнятное покалывание беспокойства. Она тщательно старалась скрыть от него факт — и характер — своего знакомства с Далси на случай, если Мориарти был не просто посторонним наблюдателем, а выходил с убийцей в контакт или и вовсе имел на него непосредственное влияние. На то были две противоречащих друг другу причины: во-первых, Холмс не хотела метить Далси своим вниманием и тем самым лишать её внимания брикстонского душителя; во-вторых, она не хотела заострять на Далси слишком агрессивное внимание фактом своего присматривания за ней. И после ночи с ней беспокойно терзалась. Мелинда не знала обширности знаний Мориарти, а так, не могла знать и его пробелов, чтобы выверено ими пользоваться — оставалось лишь уповать на волю случая и удачу.
