Она не была уверена, были ли это слезы. Наверное, в ней больше не осталось сил плакать. Реальность медленно ускользала.
— Он мертв, слышишь? Мертв! Надо уходить, — этот голос бесконечным эхом повторял одно и то же, а Софи всё ещё не могла понять, что это значит.
Встряска была настолько сильной, что расставить хотя бы что-то по местам не получалось. Варгас не знала, произошло это в самом деле или померещилось ей, было это правдой или случилось какое-то сумасшедшее недоразумение, она даже не имела однозначного мнения, кого именно она потеряла. Кем он был для неё? Изменилось ли это? Остался ли он тем, кем был прежде? Или успел стать кем-то другим: чужим, родным?
Ноги подкосились, и она грузно осела на дно. Слишком многое произошло за последние сутки, чтобы это переварить. И его смерть оказалась ударом, выстоять против которого она была физически не способна. Софи не могла дышать, не могла удержать себя прямо, не могла шевелиться. Что-то холодное и тяжелое, переминающее её заживо, давило сверху. Столько лет спустя, столько мест, событий и передряг, способных отобрать его жизнь, спустя она не понимала, не принимала жестокости, раздавшей карты суки-судьбы таким образом, чтобы он умер на её руках, пытаясь её защитить.
Всё произошло быстро. Сколько бы Софи не силилась, не могла распутать суматошный комок в своей памяти. Она лишь помнила звук распахнувшейся двери, почувствовала сильный толчок, ощутила острый удар о край ступенек, впившийся в ребра с такой силой, что она не смогла вдохнуть, по инерции сползла несколько ступеней вниз, об их бетонную неровность сдирая кожу под завернувшимся краем рубашки, сбивая в кровь пальцы. Барабанным эхом в её сознании продолжали повторяться выстрелы, невыносимо оглушительные в пустоте лестничного колодца.
Варгас мелко задрожала, подтянула к себе колени и обхватила их руками.
— Он мертв, слышишь? Мертв!
— Ну всё, всё. Хватит, птичка, — мягко проговорил рядом с ней Фер, и его теплые сильные ладони легли на её подрагивающие в беззвучных рыданиях плечи. — Выходи, ты совсем замерзла.
Она подняла голову и оглянулась. Стеклянная дверца душевой кабинки, инкрустированная мерцающими в холодном свечении лампы каплями, была плотно задвинутой. Ванная комната по другую её сторону была пустой, только на полу валялась грудой смятая одежда. Блэйка, конечно, не было. Ни рядом с ней, ни где-либо ещё.
Варгас всхлипнула, глубоко вдохнула и закричала, отчаянно пытаясь вытолкнуть из груди удушающее жжение.
***
Как глава представительства и непосредственный руководитель операции, Джайлз Хортон, вне всякого сомнения, откровенно и без неуместных оправданий, совершил ряд критических ошибок, одной из которых было полное игнорирование обстановки, состояния группы и стратегии её дальнейших действий.
Следовало тщательно осмотреть нападающего на предмет наличия документов и средств связи с возможными подельниками, сделать фото тела и зала для дальнейших действий и последующего отчета — всё до того, как здесь наследит служба безопасности отеля и полиция. Нужно было связаться с остальной группой и техником, ожидающими несколькими этажами ниже в отельных номерах, ввести их в курс дела и скорректировать их поведение согласно изменившимся обстоятельствам. Поставить в известность о произошедшем посольство и юридический отдел при нем для понимания дальнейших последствий в правовом контексте. Но Джайлз не сделал ничего из этого.
Обо всём он честно и без прикрас доложил в Лэнгли, с некоторой нездоровой надеждой понести за это суровое наказание, но вместо этого в ответ получил лишь короткий звонок от Барри Мэйсона. Тот звучал глухо и подавлено.
— Какая помощь, какие ресурсы, какие люди требуются? — выдержав паузу и шумно вздохнув, только и поинтересовался он. И всё, чего на самом деле желал Хортон, было: повернуть время вспять.
Прокручивая в голове молниеносные события тех нескольких минут, упорядочивая всё то, что знал и предполагал о Фердинанде Блэйке, Джайлз приходил к выводу, что поступил неправильно.
Тем вечером в «Мариотт», заметив Фера в дальнем углу зала, направляющегося к двери, над которой зеленым подсвечивалась надпись «Выход», и за руку ведущего за собой Софи, Хортон расценил его как смертельную угрозу. А потому сильнее перехватил рукоять своего пистолета и, огибая столы и опрокинутые стулья, бросился следом. Когда он пересек бар и распахнул дверь, ведущую к пожарной лестнице, шаги Блэйка и Варгас гулким ритмичным эхом раздавались уже двумя пролетами ниже,
— Стой! — гаркнул Джайлз, пропуская по три ступени за шаг, и едва удерживая равновесие, придерживаясь за поручень. Его металлическое трение создавало под кожей ладони жар. — Остановись, сукин ты сын!
На мгновенье его ослепило вспышкой неконтролируемой злости. Джайлз на ходу попытался прицелиться в виднеющееся на два пролета ниже плечо Блэйка, но так и не выстрелил.
— Я знаю насчет тебя и Али Мехмета!
— О чем он? — послышался немного искаженный отдышкой и эхом пустых стен голос Варгас.
— Что за херь? — крикнул в ответ Фердинанд, и добавил тише, обращаясь к Софи: — Нет, птичка, не останавливайся. Идём, идём!
— У меня есть запись твоего телефонного разговора с ним, Блэйк! — постепенно сокращая разрыв, сообщил Хортон. Он бежал, не разбирая дороги. — Того, в котором ты уверяешь его, что твоя задница надежно прикрыта, потому что я подозреваю Софи, и что ему не о чем беспокоиться.
— Что?! — Варгас резко одернула руку и встала, как вкопанная. Хортон поскользнулся на бетонной глади пролета, останавливаясь и едва не сбивая её с ног. Блэйк замер несколькими ступенями ниже и обернулся. С лица бесследно смело привычное мягкое выражение, теперь это была жесткая маска сосредоточенности и злости. Он вскинул руку и направил пистолет в Хортона, тот рефлекторно сделал то же самое.
— Фер! — истерично взвизгнула Софи и её тонкий голос, искажаясь, покатился вниз.
— Отойди, птичка, — скомандовал Блэйк, но никто из них троих не пошевелился. На мгновенье запала пауза, в которой воздух раскалился до предельного накала, а потом Фердинанд снова заговорил: — Всё должно было пойти не так. Они не должны были открывать огонь. — Он перевел взгляд на Софи и добавил, заламывая губы в чем-то похожем на улыбку сожаления: — Я ни за что бы не поставил тебя под удар.
— Какого черта происходит?
— Это непросто, — глухо ответил Блэйк. — Спроси его, спроси Хортона, каково ему было, когда он остался не у дел. Спроси, чего стоила благодарность за службу и жертву.
— Ты себя вообще слышишь?! — оборвала его Варгас. — И потому ты решил примкнуть к террористам?
— Они не террористы, они бизнесмены, — возмущенно фыркнув, возразил Фер. — Которые справедливо платят за работу. Я не хочу, чтобы моим жене и детям после моей смерти достались только флаг и звезда за храбрость!
***
Софи проснулась рано, одним резким рывком, будто выпала из сна. За окном едва серело перед рассветом. Голову болезненно сдавило, глаза опухли и в углах собрались белесые комки слизи, во рту пересохло, в горле саднило. Она не заметила, когда уснула, но ей казалось, что проспала несколько часов — лишенная снов отключка, короткий темный провал в сознании.
Варгас повернулась в кровати, сначала свесила к полу ноги, потом заставила себя сесть. Голова закружилась, и с минуту Софи просидела с закрытыми глазами, пытаясь прийти в себя. Затем встала.
На лбу и сзади на шее проступил липкий горячий пот, волосы неприятно царапали кожу, потому первым делом она направилась в ванную, где умылась. А выйдя оттуда, направилась в гостиную. Ей нужно было помолиться, она пропустила вечерний намаз и теперь испытывала острую потребность наверстать. Всевышний простит ей и не сочтет за неуважение, если она не покроет плечи и голову, подумала Варгас, останавливаясь напротив окна. Главное — это искренность и чистые помыслы, и Софи никогда прежде так по-настоящему не нуждалась в Боге.
Во-первых, ей были нужны силы для прощения. Скорбеть по Феру, одновременно злясь на него и в то же время сомневаясь в его виновности, было слишком тяжело. Даже если всё правда, даже если он предал её, их группу, агентство, свою страну, даже если бы был самым страшным преступником из тех, кого ей доводилось встречать — а на её веку выпало немало отборных головорезов — Блэйка нужно было простить. Теперь душа его была в руках милостивого Аллаха, и только он был в праве судить за деяния.
