— Я так и не обработала твой порез, — спохватилась Анета, когда детектив застегнул пояс и наклонился за кофтой.

— Не беспокойся об этом, — ответил он. Какое-то время они снова неловко молчали, пока Милослав собирался, — натянул и расправил кофту, проверил содержимое карманов, спрятал телефон — а Анета наблюдала за ним, прикрывая собственными ногами свою наготу. Справившись, он поднял на неё взгляд, намереваясь что-то сказать, но с минуту выдерживал нерешительную паузу, в которой, — хоть выражение лица в темноте различить было трудно — казалось, размышлял над тем, что сказать, и, в конце концов, произнес:

— Я пойду. Патрульный скоро будет; думаю, я дождусь его внизу, пока буду курить и разогревать машину.

Блага невнятно мотнула головой и ответила только:

— Захлопнешь за собой дверь, ладно?

— Хорошо.

Она, не оборачиваясь и упрямо глядя перед собой, в съевшую силуэты мебели черноту, прислушивалась к тому, как детектив вернулся на кухню, подхватил со стула свою куртку и надел её, прихлопнув, проверяя, по карманам. Выйдя в коридор, он снова вздохнул.

— Доброй ночи, госпожа Блага, — сказал он и в следующее мгновенье вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Замок автоматически щелкнул, и снаружи послышалось отдаляющееся гулкое эхо быстрых шагов. Лишь когда они полностью стихли и с металлическим скрежетом внизу закрылась массивная подъездная дверь, Анета пошевелилась.

Не думать, не думать об этом — приказала она себе и первым делом решила отвлечься за компьютером. Она обновила дату отправки автоматического письма, дополнив его кратким описанием проведенной операции. У неё не было деталей или хотя бы имен задержанных, но сам факт того, что сразу после визита в центральный офис «CNR Mining Group» на неё попытались напасть, говорил сам за себя. И если детективу Войтеху требовались неопровержимые доказательства причастности для объявления подозрения Марцелу Ржиге, пресса могла вспыхнуть скандалом и с этим количеством информации. Она как раз закончила с электронной почтой, когда раздался прерывистый звонок.

Анете казалось, что предсказанные Милославом десять минут не прошли, а потому она всё ещё сидела за столом голая и растрепанная, ссутулившись и подперев голову рукой. Она выглянула в коридор, освещенный падающим из кухни светом. Звонок коротко и истерично повторился, а затем послышался голос:

— Госпожа Блага, полиция!

Она вскочила с места, оглядываясь в паническом поиске одежды. Натягивать белье, пуловер и джинсы было слишком долго — ещё не хватало, чтобы, восприняв её промедление за сигнал бедствия, патрульный выбил дверь и ворвался в квартиру, пока она прыгала по гостиной на одной ноге, пытаясь втиснуться в брюки. Потому она выбежала в коридор, где у шкафа валялись разрозненные ворохи одежды, и крикнула в сторону двери:

— Одну минуту, пожалуйста!

С ближайшей груды вещей она подхватила длинную, растянутую футболку, предполагавшуюся для использования как платье в том числе, но этим вечером Анете та показалась слишком откровенно короткой. И потому, не найдя ничего лучше, она подцепила с вешалки пальто — пропитавшееся острым дизельным ароматом после нескольких часов в душной старой «Шкоде» — и наскоро в него запахнулась, подвязываясь поясом.

Так — нелепо босая, со взъерошенными волосами, в не к месту теплом пальто — она отперла замок.

— Извините, — улыбнулась Анета стоящему на пороге офицеру. — Здравствуйте. Проходите.

Патрульный смерил её хмурым взглядом, недовольно поджав губы, и ответил, растягивая слова:

— Здра-авствуйте, госпожа Бла-ага.

Что-то в нём Анету смущало: то ли скорость прибытия, то ли небритость щек, то ли смятый воротник рубашки. Она отступила, впуская полицейского в квартиру, и всматривалась в его напряженное лицо. Её глаза заметили то, что мозг не успел преобразовать в четко сформулированную мысль, и это отдавалось где-то внизу живота невнятной тревогой. Анета обернулась к офицеру спиной, закрывая дверь, пока тот оглядывался в коридоре, — из темноты гостиной неяркой вспышкой показались глаза напуганного Петрарки — и вдруг поняла. Рубашка!

На полицейском была голубая форменная рубашка с темными погонами на плечах и нашивкой на нагрудном кармане, серые брюки с вмещающим в себя оружие, рацию и наручники поясом, черная фуражка с жестяной кокардой. А форменной куртки не было. Снаружи стоял сухой, пронзающий до костей мороз, а патрульный был так легко одет. Прошибленная этим открытием насквозь, Анета дернулась, оборачиваясь, но сильный толчок в спину впечатал её в неровно окрашенное белое полотно входной двери.

Она сдавленно вскрикнула от настигнувшего её сзади удара, а затем в шее остро возникла и стала стремительно нарастать боль.

========== Глава 13. ==========

— Ты вколол слишком много, — прозвучало недовольное над самим ухом, и Анета резко дернулась. Скрипучий голос взялся из ниоткуда, просто оглушительно громко и удивительно ясно возник посреди обрывистой мешанины лишенных четкости и цвета видений. Она попыталась открыть глаза, но веки были неподъемно тяжелыми. Сквозь узкие щели, давшиеся ей с невероятным усилием, Блага смогла рассмотреть лишь неясный силуэт.

— Ещё подохнет раньше времени, — процедил тот и отступил. В пульсирующие горячей болью, казавшиеся слишком большими, нездорово и воспаленно увеличившимися, глаза ударил яркий свет. Анета сдавленно ахнула и отвернула голову. В пылающий жаром лоб впилась россыпь чего-то мелкого и острого.

— Приводи её в чувство! У меня нет времени ждать.

Гулким эхом загрохотали тяжелые шаги, и ей захотелось сжаться, отползти от их необратимого приближения, но тело чувствовалось безжизненно вялым, неподатливым, не воспринимающим команды. Анете удалось пошевелить только шеей, отворачиваясь, упираясь в пыльный, холодный пол носом. Она не понимала, что с ней происходит сейчас, и не помнила, что происходило раньше. Последним отрывком мыслей, казавшихся настоящим воспоминанием, было видение широкой, бугрящейся напряженными мышцами, мужской спины. Блага силилась вспомнить, когда это было, и кому принадлежала голая, в слабом освещении исполосованная тенями спина, но каждая попытка сконцентрироваться терпела неудачу, и мозг заполняли хаотически движущиеся неспокойные галлюцинации.

С ней разговаривала Гелена. Она рассказывала что-то, привычно бурно жестикулируя и выкуривая сигарету за сигаретой, Анета пугливо ежилась от булькающего звучания её голоса и вида гнилой кожи, уверяла подругу, что она мертва, а та лишь заливисто хохотала и отмахивалась сухой, серой, морщинистой рукой. Кот Петрарка стоял на задних лапах, пушистым серым облаком пошатываясь из стороны в сторону, и, склонив круглую морду набок, испытующе разглядывал Анету темно-синими, человеческими глазами. Ей несколько раз казалось, что кто-то склонился над ней и, щекоча её ухо горячим дыханием, шептал: госпожа Блага, госпожа Блага…

Она стояла на берегу Влтавы, её насквозь пробирал морозный ветер, а снег сильным быстрым потоком сек разгоряченную кожу. Манесов мост с оглушительным металлическим скрежетанием переломился посередине и, словно разводной, стал подниматься, стряхивая с себя пешеходов, автомобили и красные вереницы трамваев. В мутной воде под ним вместо неспокойных в борьбе за корм скоплений лебедей, гусей и уток виднелись недвижимые серые тонкие силуэты. Раскинув в стороны мертвые конечности, опрокинутые лицом вниз, бесцветные и набрякшие, покачивались в неспешном течении реки трупы. В одном из них, прибиваемом к поросшему скользкой гнилой травой берегу, Анета узнала себя.

— Эй ты!

Видения сменяли друг друга невнятно, плавно перетекая или накладываясь поверх, одни были тусклыми и едва различимыми, другие на какое-то непродолжительное время казались неподдельной реальностью. Они провоцировали головокружение и тошноту, Анете казалось, что её несколько раз рвало, она чувствовала эти резкие, бесконтрольные спазмы, но она не была уверена. Ни физическая оболочка, ни разум ей не подчинялись. Блага прорывалась к сознанию крайне редко и весьма смутно.