========== Глава 1. ==========
Анета Блага проснулась от повторяющегося, надоедливого стука. Сначала он пробрался в её сон едва различимым скрипом, затем стал усиливаться, и вот теперь в комнате ничего больше не было слышно — ни тиканья часов, ни уличного шума за приоткрытым окном — кроме этого дребезжания. В какой-то момент она сдернула с головы одеяло, бессознательно натянутое в поисках тишины, открыла глаза и села в кровати. На подоконнике виднелся круглый силуэт кота. Он сидел по внутреннюю сторону шторы и методично шлепал её передней лапой, пошатывая её и шевеля металлические кругляши держателей по полому алюминиевому карнизу. Это был один из любимейших — в силу своей эффективности — способов Петрарки будить по утрам.
Услышав шевеление в кровати, кот замер, медленно опустил лапу и прислушался. Анета потянулась к телефону, подцепив его с пола за провод воткнутой в розетку зарядки. Экран вспыхнул ярким свечением, больно впиваясь в уставшие глаза. Часы показывали начало десятого утра. Отлично, ей удалось поспать всего четыре часа. Так держать!
Вечер — и всю ночь — накануне Анета провела, тужась над финальным текстом. Сегодня был крайний день сдачи материала главреду, и откладывать больше было некуда, хотя очень хотелось. Объемная статья о торможении коалицией левых и левоцентристов строительства социального жилья была заданием редакции. И как это часто случалось с темами, навязанными сверху, а не выбранными самой Анетой, давалась она нелегко. Ей приходилось впихивать себя за компьютер и отказывать себе в отдыхе, сне, еде и даже туалете, пока на экране не появлялся хотя бы абзац. Стоило ей хоть как-то начать — пусть даже десятью минутами позже она стирала все набранные знаки подчистую, или редактор, недовольно скривив рот, выделял текст ярко-желтым цветом и с гневным примечанием отправлял обратно — и уже появлялась надежда на то, что она сможет и закончить. Но до того, как из-под пальцев появлялось первое слово, Анета неизменно ощущала отчаяние и готовность сдаться, потому что вся собранная информация виделась ей разрозненными кусочками несовместимого пазла.
Выключив настроенный на одиннадцать часов будильник и потянувшись всем телом, Анета встала. После мягкой теплоты постели свежий воздух комнаты — она не могла спать с закрытым окном даже в самые лютые зимы — сковал её в морозной хватке. Она продрогла и мелко задрожала, а потому вернулась и сгребла за собой одеяло. Укутавшись в него и зевая до слёз, она вышла из комнаты. Вслед за ней — с глухим ударом и сдавленным «мяу» — с подоконника спрыгнул Петрарка и засеменил следом, довольно топорща хвост.
Под их ногами уютно поскрипывал дощатый пол. Анета Блага сняла эту квартиру на Польской улице — за почти неподъемные шесть лет назад пятнадцать тысяч крон — за красочный фасад, за выходящие на зеленый парк окна, за уютный внутренний дворик с беседкой и стеклянной глыбой пристроенного лифта, и за этот самобытный паркет. Она любила его вид и его звук, как он тихо постанывал, проседая под весом кота, и как пах влажной древесиной после уборки. Квартира сдавалась почти без мебели, — кухонный гарнитур и высокое зеркало в массивной темной раме — и Анета долго жила с двумя тарелками, одним табуретом и брошенным на пол матрасом, но паркет делал весь уют даже в такой пустоте.
Втиснувшись в крохотную кухню со всем своим необъятным шлейфом пухового одеяла, Анета наполнила сухим кормом миску Петрарки и, когда кот принялся хрустеть завтраком, повернулась к кофейной машинке. Без большой чашки горячего и горького она отказывалась шевелиться. Ей даже в душ не хотелось идти, не выпив предварительно ободряющего напитка, иначе она вполне рисковала уснуть, стоя под потоком воды. Но её ждало разочарование. Наполнив резервуар водой и подставив свою любимую кружку, она открыла коробку капсул со спрессованным кофе, а в той оказался лишь крохотный лоскуток фольги.
— Да ладно? — раздосадовано выпалила она. Кот лишь равнодушно покосился на неё, не переставая торопливо жевать. Никто из них не заметил, как опустела упаковка.
Голова была тяжелой и заполненной монотонным гулом разрозненных отрывков мыслей: в большинстве своём застрявшими ещё с ночи вариантами текста и случайными фактами из собранного материала. В таком состоянии Анета не могла показываться в редакции — вообще не могла показываться никому, такой сонной она была даже самой себе угрозой — и потому твердо решила раздобыть кофе. Ниже по улице был ресторан, где можно было взять стаканчик на вынос, но одноразовая покупка не решала проблемы отсутствия кофе на постоянной основе, потому Блага решила отправиться в супермаркет. Он находился в двух кварталах, а это по меркам исповедуемой Анетой религии святой лени, было расстоянием, входящим в понятие пижамного радиуса — местности вокруг дома, по которой она могла себе позволить передвигаться одетой во что пришлось и не зачесанной. Поэтому она натянула куртку прямо поверх пижамы, втолкнулась в сапоги, накинула на голову капюшон, пряча в нём заспанное лицо и взлохмаченный пучок волос, и, подхватив ключи, вышла.
Снаружи было пустынно и холодно. На голых ветвях деревьев и траве осел белесый иней, в щелях между узорчатой тротуарной плиткой замерзла влага. Торопливо шагающая Анета несколько раз неловко поскользнулась на застывших во льду лужицах. Её дыхание вырывалось клубами пара из-под капюшона и оседало замерзшей влагой на меху. Руку, сжимающую кошелёк и телефон, остро царапал холод. В Праге выдался очень сухой и морозный январь.
Ей пришлось почти бежать на пути в супермаркет, чтобы не продрогнуть окончательно — надетый поверх растянутой футболки пуховик едва сохранял последние капли тепла в её теле. На пути обратно — с коробкой кофейных таблеток, упаковкой хлеба и банкой малинового джема, водруженными без пакета прямо в стремительно замерзающие руки — Анета и вовсе мчалась в припрыжку, словно украла, а не купила продукты. В магазине она разогрелась докрасна и до взмокшей спины, и снаружи мгновенно околела. Проснувшись после этих температурных контрастов и пробежки наперегонки с оледенением, она уже мечтала не столько о кофе, сколько о горячем — испускающем белые облака пара — душе и махровом халате.
Она взбежала по ступенькам, все пролеты между четырьмя этажами пытаясь сбалансировать покупки в одной руке, а другой выудить из кармана ключи. Брелок постоянно застревал за подкладку, но Анете уже почти удалось выхватить связку, когда она наткнулась на высокую черную фигуру.
— Госпожа Блага? — осведомился мужчина в объемной дутой куртке. Казалось, он занимал собой едва не всю лестничную площадку. Анета интуитивно отступила на одну ступеньку вниз, насторожено его разглядывая. Узкое длинное лицо, опухшие покрасневшие глаза какого-то невнятного мутного цвета, плотно сжатые губы, отчего вокруг рта появилось несколько морщин, а щеки запали.
— Это я, — подтвердила Анета, едва сдерживаясь, чтобы не сделать ещё один шаг назад. От этого утреннего гостя веяло чем-то нехорошим: сигаретным дымом, усталостью и угрозой. Интуиция никогда не была сильной чертой Анеты, но сейчас она испытывала острое желание броситься наутек.
— Милослав Войтех, — представился гость и раскрыл перед её лицом своё удостоверение. — Детектив криминальной полиции. Мы можем зайти к Вам?
Она попыталась сконцентрировать взгляд и внимание на жетоне, но мысли убежали далеко вперед: полиция? Почему полиция? В последнее время она своими статьями никому не допекала до остервенелых угроз спустить на неё правоохранительные органы, адвокатов и суд. Да ещё и криминальный отдел. Она никогда никому не угрожала и никого не шантажировала.
— А по какому поводу?
Детектив вздохнул и недовольно свёл на переносице брови.
— Давайте зайдем в квартиру, госпожа Блага, — с напором повторил он и отступил назад, пропуская Анету к двери. Она с долю секунды помедлила, с сомнением рассматривая лицо полицейского, и взволновано теребя между пальцев ключ, а затем поднялась и отперла квартиру.
