Подозрения в содействии в ряде преступлений были также объявлены нескольким акционерам компании «CNR», дюжине чиновников и политиков — в том числе и бывшему министру промышленности и торговли Любомиру Кадлецу; и двум полицейским, один из которых — офицер охраны — безразлично наблюдая, как Козма Невен выволакивал Анету из квартиры, спокойно отчитался курящему у подъезда детективу Войтеху, что всё в порядке. Общее количество задержанных на данный момент составляло двадцать один человек, они обвинялись в более чем трех десятках разного состава и тяжести преступлениях: от коррупции и злоупотребления должностными обязанностями до рэкета, отмывания денег, контрабанды и преднамеренных убийств.

За несколько дней то, что изначально было лишь чередой предположений, не имевших под собой осязаемых и надежных доказательств, превратилось в массивное дело, обрастающее все новыми уликами и многословными в надежде на поблажки свидетельствами подозреваемых. Над объединенным расследованием прежде разрозненных дел теперь работало сразу несколько ведомств, а оказавшийся в эпицентре Милослав Войтех, раздираемый на части прокуратурой, адвокатами задержанных и прессой, всё больше походил на собственную тень.

Он — по требованию прокурора или юристов защиты — постоянно вызывал Анету в криминальный отдел для подачи показаний или очной ставки, и с каждым визитом она замечала, как всё отчетливее на нем отпечатывались бессонные ночи, недоедание и устрашающее количество выкуренных сигарет. Детектив, казалось, устало высох и осунулся; не имея возможности избежать встреч с Анетой, он постоянно — непривычно контрастируя с прежним поведением — прятал от неё взгляд. Однажды во время непродолжительного перерыва в несколькочасовом перекрестном допросе Блага, потеряв терпение и переполнившись невнятной досадой, нагнала Войтеха в коридоре у кофейного автомата и потребовала:

— Милослав, поговори со мной!

Выбирая из всего ассортимента двойной эспрессо и закидывая в отверстие нужное количество монет, он вскинул брови и, не оборачиваясь, переспросил:

— Поговорить с тобой? Я думал, тебе в последнее время хватает разговоров со мной более чем.

Анета обошла его и, упершись плечом в автомат, попыталась заглянуть в тщательно отводимое бледное лицо.

— Не как детектив со свидетелем, — объяснила она, и Войтех злобно вспыхнул:

— А как? Анета, как мне с тобой говорить? — Он оглянулся на длинный коридор и, убедившись, что поблизости не было лишних ушей, добавил: — О чем мне с тобой говорить? О том, что я пошел на поводу у своих неуместных чувств, что повелся на твоё соблазнение, что трусливо сбежал, пытаясь отрицать свою ошибку, и тем самым отдал тебя Ржиге на растерзание? Об этом ты хочешь поговорить?

Милослав подхватил наполнившийся темной ароматной жидкостью стаканчик и повернулся, чтобы уйти, но Блага преградила ему дорогу, и впервые с момента, когда она в полдень девятнадцатого января пришла в себя в больнице, он сконцентрировал на ней прямой взгляд. В океанической глубине его глаз штормили злость, боль и усталость.

— Ты что? — задохнувшись от удивления, произнесла Анета. — Ты винишь себя в случившемся?

Она и сама, терзаемая бессонницей, часто мысленно возвращалась к вечеру похищения, думала о сексе с детективом и пыталась понять, могло ли что-то произойти иначе, если бы они не переспали. И неизменно приходила к выводу, что — не подайся она своему минутному безумию и не прояви он слабость — была бы уже мертва. Милослав уехал бы от неё тридцатью минутами раньше, купленный патрульный всё так же отчитался бы о своём прибытии и о том, что с «госпожой Благой всё в порядке», наемник Ржиги вколол бы ей наркотик и отвез в заброшенное здание, где её труп в лучшем случае нашли бы вызванные случайными прохожими пожарные, в худшем — через несколько дней, гонимые морозом в помещение бомжи. Анета не оказалась бы голой, в панике мечущейся по прихожей в поисках первой попавшейся одежды, не натянула бы на себя пальто с так невнимательно, но так полезно забытым в кармане маячком, и не имела бы шанса на спасение. Она не верила в интуицию, космическую энергию, судьбу, провидение и прочие сомнительные концепции подобного порядка, но понимала, что всё случилось так, как должно было.

Милослав молча возвышался над ней, свирепо поджимал губы, плотно сжимал зубы и рассматривал её вдруг возникшую улыбку тяжелым недоуменным взглядом.

— Ты спас мне жизнь, — заявила Анета. — Понимаешь?

Тогда в коридоре управления криминальной полиции города Праги Войтех нахмурился и резко дернул головой, отрицая это толкование ситуации. Сейчас он в одних темных джинсах стоял на кухне и сосредоточено намазывал на тосты малиновый джем. Блага остановилась в двери и улыбнулась его голой спине. Эту банку варенья она купила утром тринадцатого января и спешила домой в предвкушении неторопливого вкусного завтрака с кофе и бутербродом, когда на лестничной площадке впервые встретила Милослава.

— Доброе утро, — не оборачиваясь, сказал он.

Под обеденным столом, пугливо опустив голову и прижав уши, сидел Петрарка. Он смотрел на Войтеха привычно настороженно, но с некоторой долей слабой надежды на то, что и ему перепадет немного еды.

— Доброе, — отозвалась Анета. — Уходишь?

— Через час должен быть у прокурора, — оглянувшись через плечо, сообщил он.

— Но сегодня ведь суббота. У тебя вообще бывают выходные?

Милослав хохотнул и повернулся, слизывая с пальца джем и отряхивая с рук крошки.

— Сказала та, которая, едва очнувшись, вцепилась в компьютер и телефон, — весело парировал он, искрящимся взглядом изучая голые ноги Анеты, а затем посерьезнел: — Я хочу поскорее засадить Ржигу и его подельников и убедиться, что ни тебе, ни кому-либо ещё они больше не угрожают. После этого у меня будет много выходных.

— Ладно, — она повела плечом и шагнула вперед. — А сейчас у тебя найдется несколько минут?

— Для Вас, госпожа Блага, даже больше, чем несколько.