Девчонка опустила лук и обратилась к Йиньйиню. Долго с ним разговаривала, так что Шэрхан рассмотреть смог. То, что за парня принял, не удивительно: волосы по-мужски в пучок собраны, скулы высокие папашкины, одежда без узоров. На лбу ссадины, на подбородке синяк. На вид лет десять, пожалуй.

Скоро Йиньйинь к нему повернулся:

— Не собиралась принцесса в тебя стрелять, на льду поскользнулась. Хочет, чтобы ты поклялся, что об увиденном никому не скажешь.

— О чем конкретно?

Йиньйинь помялся:

— Не положено ей с оружием практиковаться.

— Потому что девица или потому что принцесса?

— И то, и другое.

Юла глядела серьёзно и с вызовом. Шэрхан кивнул.

— Скажи ей, что с тем-чего-я-не-видел я помочь ей могу.

— Да ты что…

— Скажи.

Тяжело вздохнув, Йиньйинь сказал. Ох и загорелись у Юлы глаза, чуть не запрыгала. Оказалось, в состязании лучном для мальцов участвовать хотела. «Золотая пчела». Папке доказать, что с оружием достойна заниматься. Отчего ж не помочь?

Окончательно доверившись, Юла показала свои богатства: сундук за моргом, куда оружие найденное — а, может, и выкранное — прятала. И меч небольшой там был, и пара ножей, и стрелы. А ещё книги. Увидев их, Йиньйинь и того тяжелее завздыхал.

— Да ладно тебе, — сказал Шэрхан, когда они со своей несостоявшейся тренировки шли. — Ничего же не случилось.

— А если случится? Если увидит вас кто? Её-то просто запрут на время, а тебе смерти не избежать.

— Буду осторожен. Ты скажи лучше, что там за книжки у неё лежат.

Снова вздохнул Йиньйинь:

— По устройству государственному. По управлению. Трактат Зиу Дзиня по дипломатии.

— Тоже запрещены?

— Смысла нет читать. Зачем, если наследником уже Чжень Дан, брат младший, объявлен?

— А что ж не её?

— Говорят, энергии Цзы у неё мало совсем. Вот она оружие вместо нефритового стержня и тренирует. Да и… не позволят князья девицу на престол.

— Князья-шмазья. А император-то твой что, чайник чугунный? Почему не пошлёт их к чёрному дракону?

— Император двадцать лет восстания и войны княжеские междоусобные предотвращает. Мир имеет свою цену.

Шэрхан почесал затылок:

— Неужто у вас никогда женщин на троне не было?

— Была одна. Мать нашего императора.

— И что?

— Вот после неё-то князья женщину и не хотят. — Йиньйинь потянул за рукав, в противоположную сторону от гаремной части дворца. — Не спрашивай больше, запретные все это темы. Пойдем лучше, покажу сад, где я вдохновение для своих картин черпаю. Самое красивое место во дворце.

Сад был голым и заснеженным и ничем от остальных садов дворца не отличался. Но Йиньйинь стоял меж облезлых деревьев с выражением такого умиротворения и счастья, что Шэрхан поверил. И тоже постоял.

С Юлой встретились на следующий день. Объяснялись жестами, потому что Йиньйиня Шэрхан не позвал. Что парню зря нервы трепать? Да с ним бы припадок случился, знай он, что девчонка мало того, что заставила настоящую лучную тренировку устроить, но и показала, как на стены дворцовые по окнам запрыгивать и по юбкам крыш куда угодно добираться. И привела Шэрхана, конечно, в часть дворца, куда ни ей, ни, тем более, ему ходу не было. В казармы.

Разглядывая огромную площадь внизу, Шэрхан не сдержался.

— Хороши, шельмы, — сказал в сердцах.

Плац под ними был ровной каменной площадкой, расчерченной, словно шахматная доска, рядами солдат. Раздетые по пояс — в такой-то мороз! — и вооружённые лишь длинными бамбуковыми палками, они замирали в скрюченных позах, будто внезапно укушенные скорпионом, балансировали несколько счетов, а потом складывались в новую загогулину. Чётко, хором, с душой. То в полуприсяде палкой замахивались, то назад себя крутились. То в воздух подлетали, то по земле стелились. Казалось, даже дышали одновременно, так слаженно двигались. Неужто наизусть рутину знают? Ан нет, вон перед ними на небольшом постаменте мужик пример показывает. Видно по стати, что командир. И ведь хорошо ведёт, зараза. Глядя на него, каждая мышца в Шэрхане напряглась в такт.

Ткнул пальцем в мужика вопросительно.

Юла сказала:

— Кун Зи.

Генерал, не меньше. Палкой бамбуковой на загляденье орудует. И сам-то — стройный, жилистый, будто из волокон переплетенный. Как есть Бамбук.

Посмотрели разминку до конца, пока солдаты по казармам не пошли: оторваться было невозможно. Пару упражнений Шэрхан даже себе украл.

Возвращались тем же путём, да сильно Шэрхан умаялся. И лёгкости Юлы не хватало, и сноровки по крышам козликом скакать. Запнулся о край черепицы, больно шмякнулся и покатился вниз, как полено по склону. Все бока ободрал. В последний момент зацепился за самый край и, задыхаясь, над двором внутренним завис. Попробовал было подтянуться, да ледяная была черепица, промерзлая. Не выдержали пальцы пытки, и Шэрхан мешком с картошкой на землю грохнулся. Не убился, но зад отбил.

Пока вставал, пострадавшее место потирая, на шум из ближайшего дома выскочил полуголый, с палкой наперевес, Бамбук.

Вот уж повезло… Лишь бы Юла сбежать успела.

Да ведь этот не Вэй. Как генерал генерала должны понять друг друга? Стал Шэрхан руками размахивать, показывая, как понравилась ему тренировка, какой Бамбук командир хороший и вообще мужик что надо. Руки перед грудью сложил, да вместо приветствия презрительный шлепок по ладоням получил. А потом и от палки бамбуковой уворачиваться пришлось.

Говорил Бамбук ему что-то зло, губы кривя. Шэрхановы оправдательные жесты вроде нужник-искал-заблудился-языка-не-знаю игнорировал. Ловко палка вертелась, три раза Шэрхан по спине огреб, прежде чем сообразил сопротивляться. Но уж как отошел от неожиданности, перехватил бамбучину и на себя потянул. А Бамбук на себя. Так и держали, как два крокодила, что в оленя с разных концов вцепились, и ни один не мог верх взять. Вспотели оба. Скалились.

Падающий снег мягко щипал щеки. Несмелый ветерок гладил волосы. Мир, казалось, заснул.

В зловещей тишине, нарушаемой лишь попеременным рыком то с одной, то с другой стороны палки, громом бухнул главный гонг, объявляя время вечерней молитвы.

Бамбук прищурил глаза, незаметным движением продел ногу под Шэрханово колено и дернул. Полетел Шэрхан вверх тормашками на снег, в последний момент увернув голову от палки, что рядом с ухом в землю воткнулась. Еще немного и насквозь бы череп пробила.

Поговорили, называется, как генерал с генералом.

Плюнул Бамбук в лицо, что-то смертельно обидное прошипел и стражников кликнул. Они Шэрхана на общую площадь и отконвоировали.

А вечером, вернувшись в комнату, Шэрхан обнаружил на кровати записку. Ясно, кто её подкинул — кто еще мог незамеченным в окно пролезть?

— «Ты всего лишь временное развлечение. Скоро надоешь, и я с удовольствием сломаю тебя, игрушечный тигр», — перевёл Йиньйинь. Посмотрел с испугом: — Кто это тебя так?

Не сбежала, значит, Юла. Смотрела за их стычкой. И посчитала, что стоит Шэрхану знать, что именно Бамбук ему напоследок прошипел.

— Кун Зи.

— Главнокомандующий? Да как же… да где же ты его встретил?

— Лучше тебе не знать, — убедительно сказал Шэрхан. На взгляд Йиньйиня, полный укора, сказал: — Научи-ка меня цзыси.

— Чтобы законы было легче нарушать?

— Чтобы понимать за что бьют. Да и еще есть причина… — Шэрхан помялся. Вспомнил давешнюю ночь у императора. Говорить или не говорить? — Слушай, принято ли это, что во время свидания с императором тётка посторонняя в комнате толчётся?

— Тунгуань? Конечно. Она следит за произошедшим и записывает дату и детали соития в специальных книгах. С женщинами это важно для подтверждения отцовства, а с мужчинами… для порядка, наверное.

Шэрхан поерзал. Как бы так подипломатичнее спросить?

— А при тебе император… с ней разговаривает?

Покраснел Йиньйинь густо, как соус томатный. Глаза отвел. Вздохнул тяжко, будто пёс, которого хозяин из дома прогнал.