Вот и Амир отнюдь не был озабочен вопросом – смогут ли соединиться русские армии и дадут ли они французам сражение. Другие свежие и очень сладкие воспоминания занимали его голову. Но он, тем не менее, вел за собой затеявшего этот их авантюрный поход Тараса, каким-то своим чутьем определив, где именно нужно свернуть с испещренной мокрыми колеинами дороги на проселок. И уже через несколько минут они действительно нагнали обоз. Одно слово – ловчий!

Впрочем, догонять обоз не было необходимости, он стоял на месте. Три десятка довольно упитанных волов, которым, очевидно, предназначали печальную участь самим идти за каким-нибудь полком до того места, где их решат съесть, дисциплинированно ждали какого-нибудь приказа, хлопая хвостами по назойливым кровососам и пережевывая свою нескончаемую жвачку. Но приказа не было, старшим в команде оставался худой рыжий пес, сбившийся с ног и сорвавший голос в попытках вернуть в строй ту часть поголовья, которая уже начала разбредаться в лесу. Туда же въехали несколько лошадей, запряженных в подводы, груз на которых был прикрыт таким же вощеным холстом, из которого в русских пехотных полках любили шить всевозможные чехлы. На некоторых подводах холст, зацепившись за ветки, был уже где наполовину, а где и полностью сорван, и секретный военный груз был открыт для обозрения. Без труда можно было заключить, что это бочки. Причем, бочки весьма вместительные.

– Ай, братки мои! Не надурил корчмарь… – пробормотал Тарас, сползая с седла. Оглянувшись по сторонам и никого не увидев (место вообще со всех сторон было прикрыто лесом), он подошел к одной из подвод и машинально потянул за повод лошадь, чтобы вывести ее из тупика, в который та сама себя завела.

– Тут бочек с тридцать! – пьяным глазом, тем не менее, практически безошибочно прикинул Тарас. Одно слово – чашник!

– А что в бочках, может, порох? – проявил, наконец, интерес нашедший все это добро ловчий Амир.

– Так сейчас узнаем! – уверенно сказал Тарас, отвязывая от одной из повозок ведро, на треть заполненное дождевой водой. Ласково похлопав по крупу лошадь, он забрался в подводу, качнул стоявшую в ней бочку.

– Не, не порох. Штось жидкое, – заключил он и, ловко вывернув деревянную пробку вверху бочонка, поднес к открывшемуся отверстию свой широкий нос. Амир с интересом наблюдал за реакцией товарища. Тот выдержал долгую паузу, во время которой и рыжая собака притихла, так же выжидательно уставившись на Тараса, и даже волы, казалось, перестали ломать сучья и тише стали хлопать хвостами. Это не было ни восторгом, ни разочарованием, скорее, строгая озабоченность обозначилась на лице Тараса, когда он коротко сказал:

– Горелка.

Впрочем, это стоило еще проверить. И Амир, ни слова не говоря, помог товарищу наклонить бочку, чтобы часть ее содержимого несколькими булькающими отрыжками перелилась в ловко подставленное ведро.

Первым сделал несколько глотков прямо из ведра, как и положено, чашник, и озабоченность на его лице, наконец, сменилась некоторым удовлетворением.

– Не сивая, оковитая, – определил он и с хрустом откусил половину свежего огурца, неизвестно откуда появившегося у него в руке.

– Дай! – неожиданно потребовал Амир, видно, день для него выдался очень незаурядным. Дождавшись, когда приложившийся к ведру Амир перестанет, передергиваясь, вертеть головой, Тарас сунул оставшуюся часть огурца ему прямо в рот.

Пора было принимать решение. По крайней мере пес, переставший носиться по лесу и с облегчением передавший ответственность за судьбу обоза людям, ждал от них именно этого, деловито присоединившись к их компании.

– Я знаю, что с этим делать! – твердо сказал Тарас. – Тут до Ракова верст десять, не боле. В Ракове купцы – самые ушлые, черта не боятся. Мы им все это продадим за треть цены, не за треть, так за четверть, за четверть возьмут, набьем торбы полные денег и айда дальше в Несвиж, пана искать.

Тарас кивком головы указал, в какую сторону они поедут. Амир несогласно помотал головой и указал пальцем совсем в другом направлении.

– Раков там. И Несвиж в ту сторону. Получим гроши, заберу из корчмы Веронику себе, – сказал он, тем самым подтвердив свое участие в предприятии.

– Хорошо вам, мусульманинам, женок можно заводить, сколько мошна позволяет! – в свою очередь поддержал его идею Тарас, и оба принялись выводить застрявшие в зарослях подводы на проселок, выстраивая одну за одной и увязывая друг за другом, словно караван верблюдов. Умный пес тут же принялся помогать им следить за порядком. Дело оказалось чрезвычайно утомительным, и вскоре они снова приложились к ведру с водкой. Амир сделал это, не вылезая из седла – верхом он, ловко орудуя плеткой, собрал в один табун большинство волов. Американским ковбоям можно было бы у него поучиться.

– Хорошо вам, и горелку не запрещается пить, только вино… – вернулся к прежней теме Тарас, сидя на подводе, которую они определили в головные. – А ты знаешь, что на этой бочке, из которой мы сейчас угощались, написано? «Хлебное вино»!

На Амира эта новость произвела сильное впечатление. Его лицо буквально заклинило с искривившимся после выпитого выражением, а ведро вывалилось у него из рук на землю, Тарасу не хватило сноровки, чтобы поймать его на лету.

– Врешь, баламут, ты читать не умеешь! – прошипел Амир, продолжая морщиться.

– А вот и не вру! Москали всегда так горелку называют! – обиженно сказал Тарас, поднимая ведро с земли и оценивая, сколько водки в нем еще не расплескалось. В эту минуту рядом с ведром рухнул на землю, будто мешок, и сам Амир.

– Это он, татарин, с непривычки, – пояснил своему новому другу – рыжему псу – Тарас, убедившись, что Амир дышит, причем, достаточно равномерно, с похрапыванием. Тарасу пришлось положить остаток сил на то, чтобы погрузить его в подводу. Уже не проверяя, все ли подводы увязаны в поезд, Тарас решил трогаться, чтобы добраться в Раков до темна, а уже тогда, под покровом ночи, завершить сделку.

– В какой же стороне той Амир показывал Раков? Жаль, что поснул, он же, хитрый татарин, дорогу чует, будто кошка! – продолжал разговаривать то ли с собакой, то ли сам с собой Тарас. – Кажись, туда. Главное, на гостинец не выходить, проселками. Ты, рыжий, давай, гони за мной волов.

Обоз, непонятно кем управляемый, будто летучий голландец, нащупав парусами слабый ветер, тронулся с места. Солнце садилось по правому борту подвод, следовательно, направление было выбрано верно: туда, куда завещал Амир.

Однако уехал этот несущий кому-то много-много радости и спотыкающийся на каждом шагу караван недалеко – саженей на пятьсот. Он остановился, когда навстречу ему выехали и окружили со всех сторон всадники числом даже превосходившие поголовье волов, бывших под началом у Тараса. Впрочем, количество кавалеристов в окосевших и часто заморгавших с полудремы глазах Тараса могло выглядеть и преувеличенным. Но то, что это не те всадники, которых они с Амиром видели утром, он сумел определить. Те, утрешние, были в зеленом, в меховых шапках с красными шлыками, а эти – в темно-синем, в шапках с верхом четырьмя углами, и у каждого была длинная пика, упиравшаяся в стремя. Один уже воспользовался своей, чтобы подцепить холст, прикрывающий бочки, и посмотреть, что под ним. И еще на шапках у этих были орлы, а сколько у тех орлов голов, Тарасу различить было уже трудно, но сразу показалось, что две. Или даже три. Таким образом, он не сомневался, что перед ним русские, которые вспомнили про свой богатый обоз и отправили его искать целый отряд. Тарасу, конечно, было невдомек, что в уже упомянутую легкую бригаду Пажоля (которой предстояло через два дня первой вступить в Минск) входили два полка: второй французский конноегерский и девятый польский уланский, их униформа, разумеется, была разной.

Тарас, конечно, мог бы попытаться незаметно улизнуть – густой кустарник был всего в полуметре от подводы, в которой он сидел – но как же Амир? Спит мертвецким сном, да еще с этой своей дурацкой саблей. Не бросать же друга расхлебывать кашу, которую заварили вместе! И Тарас решил призвать на помощь свою смекалку, хоть в ту минуту это было уже очень нелегко. Он решил, что лучше все объяснить, не дожидаясь вопросов.