Тут всего в каких-то полутора метрах от себя Михайлов неожиданно заметил свой пистолет. Не долго думая, он перекатился к нему, схватил и, направив на ухмыляющегося Кречета, несколько раз выстрелил ему в голову. Кречет упал.

— Держите его! Держите, товарищ майор! — неслась к нему на помощь Ракитина. — Их так просто не убьешь.

В руках её был зажат осиновый кол, про который она совсем забыла. Михайлов не стал препираться, он перевернул пока еще неподвижное тело Кречета, и Ольга со всего маху вогнала в его сердце кол.

Кречет выпучил от боли глаза, изогнулся весь, схватился за кол своими толстыми волосатыми корявыми лапами и попытался вырвать его. Но Михайлов навалился на кол всем телом и вогнал его глубже. Кречет, проткнутый насквозь, страшно закричал, задергался под Михайловым и вскоре испустил дух. Михайлов тяжело отвалился от него на сторону. Он еле дышал. Так же тяжело дышала стоявшая над ним Ольга.

А на Горюнова наседал священник.

Где уж делся тот боязливый, ни во что не вмешивающийся настоятель? Теперь это тоже был зверь. Они будто ждали, когда наступят сумерки. Темнота будто питала их. Он давно вырвал из рук Горюнова пистолет и далеко отшвырнул его. Теперь он швырял самого Горюнова. Ему это, казалось, доставляло удовольствие.

Вот он схватил Горюнова в охапку и грохнул его о стену сарая, вот высоко поднял над собой и отшвырнул в туман, вот схватил его за шиворот пальто, с недюжинной силой притянул к себе и уставился своими красными немеркнущими зрачками в его угасающие глаза. Он тоже будто играл, будто находил в этом издевательстве над человеком неприкрытое наслаждение, снова и снова то поднимая Горюнова на ноги, то бросая на землю.

Михайлову аж муторно было смотреть на все это. Он поднялся с помощью Ольги и пошел в сторону сарая.

«Их же можно остановить, можно», — думал он, приближаясь к священнику. Тот не видел его. Михайлов находился у него за спиной, и священник, увлеченный мучением Горюнова, совсем, казалось, забыл об опасности. Но может, они думают, что их невозможно убить?

Тут Михайлов увидел на углу, под стрехой крыши, косу. «Это ж лучшее оружие всех времен и народов», — подумал с радостью он и осторожно, чтобы не спугнуть раньше времени священника, стал снимать её с крюка.

Священнику, видно, те временем надоело ослабевшее, совсем не сопротивляющееся тело Горюнова. Он снова приблизил его к себе, в который раз взглянул в полуприкрытые глаза Горюнова и, дико захохотав, опустил его перед собой.

Горюнов, как бестелесный, повис на его руках. Священник в восторге задрал голову в верх и еще громче расхохотался неземным жутким воем.

Вдруг сзади он услышал голос Михайлова и недовольно повернулся к нему.

— Нехорошо, святой отец, так мучить своих прихожан, — вскользь заметил ему Михайлов.

Священник не успел даже возмутиться, как Михайлов размахнулся и быстро снес ему голову обнаруженной косой.

— Надеюсь, наш Диснейленд на сегодня окончен, — сказал он подошедшей к нему Ольге. Ольга уткнулась в плечо Михайлова головой и разрыдалась.

— Ну, ну, — стал успокаивать её Михайлов, — не рыдайте так сильно, всё кончено, кончено.

Он наклонился над Горюновым.

— Женя, Жень, ты как?

Горюнов тяжело открыл глаза.

— Кажется, в порядке.

— Встать сможешь?

— Попробую.

Михайлов помог ему подняться, усадил на один из снопов сена возле сарая. Ольга стала еще жечь костры.

— Это не Пырьевка, а прямо Упырьевка какая-то, — проведя рукой по лбу и волосам, сказал Горюнов.

Ольга поднесла ему пистолет.

— А, благодарю вас, — взял его у неё из рук Горюнов и убрал обратно в кобуру. — Я даже не успел ни разу и выстрелить из него.

— Еще настреляешься, — проговорил Михайлов, опускаясь рядом. Ольга тоже присела возле них. Не каждый день выпадают такие нагрузки.

— Что теперь? — спросил Михайлова Горюнов, чувствуя, как гудит и ноет все его тело.

— Теперь нам осталось только забрать голову Кравченко, и можно ехать домой.

— Как! — удивленно уставились на него Горюнов и Ракитина. — Она здесь?

— В гробу Лаймы. Я нашел её в сарае.

— Так что, сходить за фонариком?

— Не надо, в сарае есть керосиновая лампа, — сказал Михайлов и поднялся. Войдя в сарай, он подошел к потухшей керосиновой лампе, снял её и вернулся обратно во двор. Зажечь фитиль ему не удалось.

— Наверное, кончился керосин. Все-таки придется за фонариком идти.

— Я пойду, — стал подниматься Горюнов. — Пригоню сюда машину, подсвечу еще фарами — все ж веселее будет.

— Дойти сможешь? — поинтересовался Михайлов.

— Постараюсь, — ответил ему Горюнов, отряхиваясь от сена и пыли.

Вскоре Горюнов скрылся в тумане. Михайлов сел на связку сена возле Ракитиной. Оба стали смотреть на огонь. Это был добрый огонь, огонь, на который бы смотрел и смотрел, не отрываясь.

Горюнов пошел к своей машине. Проходя мимо Кречета, он невольно посмотрел на него. Кречет больше не подавал никаких признаков жизни.

«Собаке, собачья смерть», — подумал он, отворачиваясь с отвращением.

Подойдя к машине, он заглянул на заднее сиденье, где лежало истерзанное тело Свириды.

— Прости, друг, что задержались немного, — сказал, закрывая дверь снаружи. — Скоро и твои мучения окончатся. Сейчас заберем товарищей и — домой. Немного осталось.

Горюнов захлопнул дверь и с другой стороны, обошел машину вокруг и сел за руль. Он вдруг почувствовал, как сильно устал, как сильно ноют его кости. Священник изрядно его помял, за неделю, наверное, не отойдешь. Может, стоит взять отгул? Такие страсти не каждый божий день.

«Надо все-таки сразу достать фонарь», — подумал Горюнов, открывая бардачок. Слава богу, тот оказался на месте. Не забылся. А то в последнее время он сам себя перестал узнавать: то то забудет, то это. Провериться сходить, что ли?

Горюнов положил фонарь рядом с собой на соседнее сиденье. Включил радио. Салон быстро наполнила тихая нежная музыка. «Ты один у меня, нет другого, — пела мягким ласковым голосом певица. — И никому не разлучить нас», — заканчивала она все время припев.

«Никому не разлучить нас», — витало вокруг в воздухе и в голове Горюнова. Он вставил ключ зажигания и повернул его. Машина слабо зажужжала и стихла. Горюнов еще раз включил зажигание. Машина еще раз загудела натужно и снова стихла.

«Что за черт!» — подумал Горюнов и случайно бросил взгляд в зеркало заднего вида.

— О! Только не это! — протянул он, увидев, как на него окровавленной физиономией уставился Свирида. Казалось, он ехидно ухмыляется над ним.

«Но он же был накрыт!» — мелькнуло у Горюнова, и в то же мгновение мертвый Свирида схватил Горюнова за горло и стал душить, скрипя зубами и не сводя с Горюнова взгляда в зеркале.

Горюнов заметался, стал сползать вниз, чтобы хоть как-то ослабить хватку Свириды, схватился за его руки, попробовал разжать их, но у него ничего не получалось: хватка была, как железная.

«Боже, как просто всё», — застучало в его висках, и все же он еще не хотел умирать. Ему еще рано умирать! Он потянулся одной рукой к фонарю, подтянул его к себе, взял и сразу наотмашь стал бить им назад, пытаясь попасть в голову мертвеца. Пару раз ему удалось это сделать, и он почувствовал, как хватка Свириды ослабла. Тогда Горюнов перекинул его руки на одну сторону и резко дернул на себя, затащив тело Свириды между передними сиденьями. Тут же, мгновенно выхватив из-за пазухи пистолет, он поднес его дулом к глазу мертвеца и, сказав: «Ну что, родимый, отмучился?» — резко нажал спусковой крючок. Глаз Свириды вместе с пулей ушел назад. Горюнов откинул на заднее сиденье ослабевшее тело Свириды, как мог быстро выбрался из машины и побежал к телу Кречета. Нельзя было терять ни минуты!

Он вырвал из тела Кречета кол и помчался обратно к машине. Труп Свириды уже выбирался из нее.

— Да нет, родной, так не бывает, — схватил его за волосы Горюнов и завалил на спину, пока еще ноги Свириды не выбрались из салона. Закинув его, он с силой воткнул в его сердце кол, заставив Свириду закричать так, что содрогнулась от этого крика, казалось, вся земля, а где-то неподалеку сорвались с деревьев вороны и застрекотали, всполошившись.