— Знаете что? — сказал доктор, когда кофе в чашечках иссяк, крохотные печеньица улетучились с блюдец, а певица принялась убеждать слушателя, что любовь — это пустое. — Вы ведь сегодня еще не ели толком? Давайте-ка прогуляемся к вам, по пути перекусим, а как придем, вы мне покажете злополучную записку.

— Вы сомневаетесь в ее существовании? — вскинул брови Майк.

— Врачебный долг требует исключить возможность…вашего заблуждения, скажем так. Иногда иллюзии бывают очень, очень реалистичными, Майк… По пути, кстати, вы сможете продолжить свой рассказ. На очереди у нас с вами Япония, насколько я помню?

Майк кивнул. Они уже выходили, когда негритянка бодро запела, что на этот раз — она уверена как никогда — ее постигла реальная любовь. Наконец она нашла то, что искала!

* * *

Когда в Японию приходит весна, вал цветения сакуры захлестывает всю страну. Майк много слышал о традиции ханами — любовании цветами сакуры — но никогда не понимал, да и не стремился понять этого удовольствия.

Весна хороша везде, в том числе и в России: сады закипают абрикосовым цветом, следом зацветают яблоня и вишня — и все завершается благоуханием распустившейся сливы. Да только сады наши посажены ради плодов, кого зря туда не пускают. Так что желающих ехать невесть куда ради любования облетающими лепестками у нас немного.

Японцы же, с удивлением отметил Майк, самым полезным в существовании дерева сочли не плодоношение, а цветение. И уж расстарались так, как только одни они и умеют. Их сакуры вышли из садов и разрослись на улицах, в парках, вдоль каналов и вокруг мостов.

Скоро вместо привычного пятизвенного цветочного венчика у сакуры появились новые лепестки. Их стало десять, двадцать, сто! Садовники век за веком отбирали растения, способные к образованию длинных ветвей и раскидистых крон, и к приезду Майка, как ему показалось, достигли предельного совершенства.

Вид цветущих деревьев настолько увлекателен, что иностранным туристам японцы предлагают тур, начинающийся на юге страны и завершающийся на севере. Организаторы стараются подгадать перемещения так, чтобы гость мог двигаться синхронно с пиком цветения сакуры.

Майк загорелся было путешествием такого рода, но поразмыслив, от идеи верхоглядных метаний из города в город отказался. Японцы умеют черпать наслаждение в созерцании одного единственного цветка сакуры — хотя многие предпочитают напиваться прямо под деревом, да так, чтоб там же и попеть, и поплясать, и, в конечном итоге, уснуть.

Что мешает Майку поучиться неспешному восприятию красоты? Быть может, так он сумеет избавиться от вечной спешки, нервозности и жутких, выматывающих сновидений…

Поэтому остановиться он решил в Хаконе, курортном городке неподалеку от Токио. Заодно можно и на Фудзияму взобраться: весна не лучший сезон для восхождений, толпы не будет.

Однако большого удовольствия мысль об очередном восшествии на гору ему не принесла: ну, что это за достижение? Фудзияма — красивый холмик с правильными очертаниями склонов. Стать одним из сотни тысяч ежегодных покорителей детской горки? Это не то что просто не круто, это даже наоборот… У Алекса появятся основания для злых насмешек.

Джо отправлял его в Швейцарию, консультироваться у врача — но что те врачи? Велят много гулять, питаться по графику и спать по десять часов в сутки: восемь ночью и два после обеда. Все это выполнимо и здесь!

С самого первого дня Майк завел «железный» режим. Утром, после легкого завтрака, он выходил на прогулку. Ему звонили из Москвы и Гонконга, радовали хорошими новостями. Он крепил к уху гарнитуру и разговаривал, не снижая темпа ходьбы. Джо молодец, дело ведет исправно. Беллка, конечно, могла бы хоть словечко ласковое сказать — но нет, себе она не изменяла. Ну и ладно!

Прогулки по аллеям, окруженным облитыми бело-розовым цветом деревьями, приводили его в тихий восторг. Хозяйка рекана — колоритной японской гостиницы, где он жил — обновляла икебану в номере через два дня на третий, и Майку нравилось это ненавязчивое разнообразие в рамках мебельного минимализма. Он даже решил завести нечто подобное у себя в кабинете: так хороши оказались эти композиции из живой растительности, угловатого камня и мертвых веток.

Маме он звонил, сидя в каком-нибудь ресторанчике и ожидая подачи заказанного обеда. Идею курортного отдыха мама одобрила, интересовалась настроением, рекомендовала горячие ванны и массаж — словом, вполне заменяла и психотерапевта, и санаторного ординатора.

Когда сакуры отцвели, а красоты Хаконе стали надоедать, пришло время дальних маршрутов. Первым делом он отправился в Осаку. Пока легкокрылый японский поезд нес его на юго-запад от Токио, Майк составлял план экскурсий. Достопримечательности выбирал самые крупные, чтобы в электронных путеводителях имелся русскоязычный ролик.

В театр неплохо бы заглянуть, на кукольное представление бунраку, а лучше в кабуки, думалосб Майку. Там по костюмам сразу видно, кто из персонажей добрый, а кто злой. Иероглифы названий он отдаст на растерзание автоматическому переводчику, установленному на смартфон. В общем, попытается получить удовольствие.

Кроме того, интересно посмотреть на экспозицию этнографического музея. Старинное оружие, доспехи самураев… Для чего они делались такими громоздкими и неуклюжими? Только личный визуальный контакт даст возможность понимания, соображал Майк, а поезд тем временем подкатывал к конечной станции.

Конечная станция синкасэна, рассказывал путешественнику путеводитель, отстоит от центра города на несколько километров. Но если сесть на красную линию метро и проехать шесть остановок, а после пересесть на зеленую и сделать еще две, попадаешь в самую гущу осакской географии.

Для перекуса Майк еще в синкасэне выбрал кафе Okonomiyaki Chitose, что возле городского парка. Про само окономияки говорили, что это рубленая капуста, запеченная в сбитом яйце с добавлением всего, что нашлось в доме. И что название блюда следует понимать как «экономика», произносимая на японский манер. Недорого, вкусно и сытно — как раз, как Майк любит! Ну, а после ланча осакское метро довезет его хоть до театра, хоть до музея — а там пора и в обратный путь.

Завтрак прошел без проблем: супружеская пара, содержавшая кафе, неплохо объяснялась по-английски; толстенькие блинчики разносортных окономияк показались Майку божественно вкусными — и он благодушно расслабился. Доедая ланч, он наметил себе следующую цель, театр Кабуки.

В вагоне метро он уселся на диванчик и принялся разглядывать юных японочек, большинство из которых оказались миленькими, а некоторые — так даже и хорошенькими. Хотя со стройностью ножек у них беда…

Японки строили глазки симпатичному гайдзину, или наоборот, не замечали его совершенно, и Майк так увлекся экзотической красотой осакских девушек, что забыл считать остановки.

«Не проблема, — решил он, выходя из вагона на неизвестной станции. — Любой служащий мне подскажет…»

Однако никто из японцев в униформе метро, как на грех, ни говорить, ни понимать по-английски не сподобился. Тем более по-русски… Схема показывала Майку: по красной линии нужно доехать до станции Намба, выйти через 14-й выход и прогуляться одну минуту пешком. Там его и ждет Shochikuza Theatre, горнило традиционного японского перфоманса.

Служащие горестно глядели на бестолкового иностранца и пытались втолковать ему маршрут, но он упорно не понимал ни своего местоположения, ни указываемого направления, ни количества остановок. Если на схеме в смартфоне Майка линии метро, по европейской традиции, обозначались разными цветами, под землей использовались геометрические символы — квадраты, треугольники, кружочки, а еще иероглифы и цифры. И ни слова латиницей!

Решив перехитрить систему, Майк поднялся наверх, сделал панорамное фото и спросил у гугл-картинок: «Где это?»

— Осака, Япония! — бодро рапортовал гугл и показывал, какой небоскреб какой из компаний принадлежит, и где тут поблизости можно купить компьютер, а где — еду.