Кто бы мог подумать, что я вернусь в этот серый и угрюмый Александроград, будь он трижды проклят. Но факт оставался фактом: я и Вера сидим в спальном вагоне, ожидая, когда поезд приедет на конечную станцию.

— Аня, неужели ты не боишься? — спросила меня Вера, лежа на койке, — Я всё-таки заразная.

— Нет, милая моя. Ты не бойся за меня, сейчас самое главное, чтобы ты поправилась.

— А что если я не смогу… — Веру снова пронзил кашель.

— Не думай об этом! Врач сказал, что надежда есть. — я поднесла девочке платок, чтобы она вытерла кровь со своих губ.

— Но на всё воля Божья, а вдруг он хочет призвать меня к себе?

— Не говори, чушь! — возмутилась я, — Ты ничего плохо не сделала, чтобы так сильно разгневать Господа.

— Крошка Маруся была безгрешна, но тем не менее Бог призвал её к себе.

Я не знала, что и ответить. Моя Маруся только начинала жить и проявлять интерес к этому миру. Мой отец вообще хотел сделать этот мир лучше. А Гаврил, как и другие мужчины в слободе, просто защищал свой дом. Наверное, у Бога своё понятие справедливости, которое в корне отличается от людского.

— Прости. — извинилась Вера, — Я уверена, Господь даровал папе и Марусе вечное блаженство в Царствие небесном.

— Ничего. — я погладила девочку по голове, — Ты поспи, а завтра утром мы будем уже в Александрограде.

— Спокойной ночи, Анечка. — улыбнулась Вера и перевернулась на другой бок.

Когда она уснула, я достала из сумки чертёж маски. В нём было подробно сказано, какие кнопки нужно использовать, чтобы одеть и включить это оружие. Я структуру знала аки "Отче наш". В моей голове снова всплыл кошмарный эпизод, случившийся у "Парижен". Меня бросило в дрожь. В мыслях я стала умолять Бога, чтобы он помог мне отпустить этот ужас. И он вложил мою голову идею, что если уничтожить чертёж, то я смогу пережить этот момент. Я стала рвать чертеж маски на мелкие куски, а затем выбросила их через окошко вагона. Закончив я почувствовала странное облегчение.

И вроде бы за эти три года Александроград не сильно изменился, однако я теперь видела этот город совершено под другим ракурсом. Этот город мне казался самым уродливым в мире. Едва выйдя из поезда, в ноздри ударил тошнотворный запах бензина, который в детстве я почти не чувствовала. И ладно я, уроженка Александрограда, чей организм привык к таким городским условиям, а вот Вере, которая и так была больна, адаптироваться было очень сложно. Я помню, как только мы вступили на перрон, нам пришлось бежать в туалетную комнату, где Веру и стошнило. И мы ещё долго сидели на вокзале, пока ей не стало чуть лучше.

На последние деньги мы сняли комнату недалеко от рынка, которую сдавала одинокая добрая старушка. Как только мы устроились на месте, она усадила нас за стол и угостила чаем с баранками. Это было так мило с её стороны. Только у бабушки был один недостаток — слабый слух.

— Надеюсь, Ася, вам тут понравится. — сказала она, обращаясь ко мне.

— Марфа Григорьевна, меня зовут Аня. — за время чаепития, я ей это повторяла шесть раз.

— У меня с памятью всё хорошо, Ася. — однако докричаться до Марфы Григорьевны так и не вышло.

Веру эту ситуация очень веселила. В первые за то время, которое она болела, девочка рассмеялась и даже шутила над моим новым именем. В эти минуты, казалось, будто никакой болезни и не было.

Вдруг кто-то постучался входную дверь. По просьбе Марфы Григорьевны, я побежала её открывать. За ней стоял высокий и худой юноша, увидев которого на ум приходило слово "чудик". Его голова была перевязана шарфом, и на этот счёт приходило два варианта: у парнишки болели либо уши, либо зубы. Чудик был явно удивлён, увидев меня.

— Марфа Григорьевна тут? — почти шепотом спросил он.

Кивнув я пустила гостя. Увидев юношу, старушка заулыбалась.

— Здравствуй, соседушка. Опять ухо болит? — на вопрос старушки, юноша молча кивнул, — Сейчас найду отвар.

Пока Марфа Григорьевна искала отвар, чудик с интересом нас разглядывал. Мне и Вере от этого стало не по себе.

— Мы тут комнату снимаем. — объяснила Вера, смущённо опустив голову, чудик лишь перевёл свой взгляд к окну.

Наконец, Марфа Григорьевна вернулась с баночкой отвара. Чудик, отдав деньги, поблагодарил старушку и с баночкой покинул комнату. Поначалу он мне казался странным, но безобидным. Марфа Григорьевна сказала, что соседа звали Арсений, но учитывая её слух, это информация была сомнительна.

Январь 1914 год.

Прошло два месяца с тех пор, как я устроилась работать официанткой в трактире "Сытая дворняга". Платили тут немного больше, чем в Романобурге, всё-таки административный центр острова. Однако денег этих, помимо расходов на жильё и еду, хватало только на лекарства, которые ненадолго облегчали состояние Веры. Полный же курс лечение стоил в три раза дороже.

Работала я в ночное время, когда в трактире не смолкал галдёж и смех клиентов, и большинство из них были обычные фабричные рабочие. Однако в этом заведении любили сидеть и криминальные личности, такие как Иосиф Дрейфус. Каждую рабочую ночь я видела, как этот хитрый еврей разводил дурачков, играя с ними в напёрстки. Он даже мне предлагал сыграть с ним на мою зарплату, но я его послала куда подальше с таким предложением. И вот однажды, неся на подносе пиво очередному клиенту, я увидела, как Дрейфус сидел за одним столиком с тем самым чудаковатым соседом, попивая с ним ликёр. Судя по перевязанной голове, у чудика всё ещё болели уши. Из-за галдежа клиентов и игры музыкантов, я поначалу не слышала о чём еврей болтал с моим соседом. Внезапно он резко схватил Дрейфуса за грудки.

— Герасим, ты шо? — завопил Иосиф.

— Ты, жид чёртов, за кого меня принимаешь? — сквозь зубы процедил чудик.

— Ты таки не горячись! — еврей начал бить Герасима по рукам, дабы тот его отпустил, — Я достану тебе всё, шо нужно.

Однако мне не удалось дослушать их диалог. Внезапно клиент, которому я относила пиво, схватил меня за руку и усадил на колени.

— Дорогуша, составь компанию одинокому матросу. — он начал меня душить в своих объятьях.

— Милостивый сударь, отпустите. Мне нужно работать. — моё сопротивление не возымело на мужлана никакого действия.

Он одним резким движением перекинул меня на плечо и потащил к выходу. Я кричала, била кулаками по его спине, но клиент в ответ только смеялся. И казалось бы, что моя участь была уже решена, как вдруг мужлана окликнул Герасим.

— Чего тебе надобно? — рявкнул клиент.

— Отпусти её. — с каменным лицом попросил Герасим.

— Ха, ты кто такой? Её жених? Извини, сосунок, любовь скоро у вас пройдёт! — мужлан хлопнул меня по заднице, из-за чего я с чувством отвращения стукнула его кулаком по спине.

— Она мне вообще никто. — чудик, тяжело вздохнув, отвёл взгляд в сторону, — Я больше за тебя беспокоюсь.

Мужлан вопрошающи посмотрел на Герасима, он же подошёл к клиенту чуть ближе и что-то прошептал ему на ухо. После этого мужчина меня резко сбросил со своего плеча на пол. Ойкнув от боли, я с непонимание посмотрела на клиента, тот лишь посмотрел на меня с отвращением и, плюнув на пол, направился к выходу. Проводив мужлана взглядом, Герасим протянул мне руку.

— Благодарю. — дрожащим голосом произнесла я, встав на ноги.

Герасим ничего мне не ответил и вернулся на своё место, уже в одиночестве продолжив попивать ликёр. Я же вернулась к работе. Остаток ночи я не могла отделаться от мерзкого чувства, который доставил мне этот противный мужлан. Когда же до конца рабочей смены оставалось несколько минут, я заметила, что Герасим всё ещё сидит на своём месте. Но не успела я к нему подойти, как к столику вернулся Дрейфус с блокнотом.

— Таки вот! — запыхавшись воскликнул еврей, бросив на стол блокнот.

Герасим молча пролистал блокнот, затем, утвердительно кивнув, он достал из кошелька деньги и отдал Иосифу. Дождавшись, когда еврей уйдет, Герасим подошёл ко мне.

— Ты ведь домой? — спросил он, я в ответ кивнула.