— Конечно. Я и мои братья хотели произвести на гимназисток впечатление тем, кто дальше сможет кинуть мяч для крикета, который Лёшка стащил у отца. И я случайно попал им в окно твоей комнаты. К счастью, я тебя не задел, но ты уже тогда задела моё сердце.

— А сейчас почти тоже самое… Моя жизнь сводится к литературе и молитвам, а ты всё ещё здоровый, красивый и не лишён женского внимания.

— Рита, не начинай, пожалуйста.

— Конечно. Никто не хочет слушать жалобы калеки!

— Рита!

— А разве я не права? Я для всех вас только обуза! — истерика женщины начала набирать обороты, — Вам будет намного легче, если меня не станет. Так что тебе мешает? Дай мне уйти!

— Не смей такое говорить! — с этим криком Пётр резким движением руки невольно опрокинул таз с водой.

В комнате повисло молчание. В какой-то момент супруги смотрели на то, как вода растекается по полу. Затем Маргарита внезапно зарыдала. Пётр, тяжело вздохнув, прижал жену к груди.

— Говорят, что время лечит, — хныкала женщина, — Но прошёл уже год, и с каждым днём становится только хуже.

Пётр ничего не ответил. Он лишь продолжал обнимать жену, поглаживая её голову и шепча, что всё ещё наладится, хотя внутри него надежда угасала с каждым днём.

Руслан больше не мог молчать. Он поведал Александре о том, как он узнал про ночные похождения шефа. Месяц назад он поздно вечером после весёлой попойки гулял с другом по Рейскому переулку, который прозвали александроградским кварталом красных фонарей. Естественно, приятелю захотелось женского внимания. Однако Руслан, который пытался сохранить ясный разум, несмотря на опьянение, был против и сам пытался остановить друга, напоминая ему, что он обручённый человек. И во время этой перепалки юноша случайно стал свидетелем того, как Пётр вместе с проституткой вошёл в подъезд одного из домов.

— Вот так я всё и узнал. — на том Руслан и закончил историю.

— А вы значит его прикрывали? — без злости, но с укором произнесла Саша.

— Я хотел как лучше! Я могу себе представить, как страдает ваша матушка, поэтому не хотел причинять ей лишнюю боль.

— Я вас не виню, Руслан.

Саша, встав с места, подошла к юноше. Она долго стояла рядом с ним, не проронив ни слова. А затем наклонилась к его лицу, прошептала: "Благодарю вас за честность", — и поцеловала его в щёку.

Руслан нервно взглотнул. Он был абсолютно растерян, и не нашёл ничего лучше, как запить чаем своё смущение.

— Руслан, скажите… — Саша подошла к плите, — А как всё-таки вас по батюшке величать?

— Не дорос ещё до того, чтоб по батюшке величать! — голос Петра раздался, как гром среди ясного неба.

Руслану захотелось от стыда провалиться под землю. Видел ли Пётр Иннокентьевич, как его поцеловала Александра, или нет, — ему оставалось только гадать. А Пётр подошёл к помощнику и положил блокнот на стол.

— Саша, мне с Русланом надо поговорить. Выйди, пожалуйста. — попросил мужчина.

— Как скажешь, батюшка. — не выдав своей мимикой того, что узнала, Саша покинула кухню, закрыв за собой дверь.

— Пётр Иннокентьевич, почему вы позвали меня к себе? — спросил помощник.

— У господина Штукенберга есть информаторы в управлении, а я не хочу утечки информации. — объяснил следователь.

— Ого! Тогда, вы всё правильно сделали!

Руслан поведал обо всём, что узнал прошлым вечером. Когда помощник сообщил информацию о том, что мадам Лекринова собирается во время приёма у госпожи Парусовой украсть какое-то ожерелье, Пётр открыл блокнот.

— Так… — пролистав несколько страниц следователь добавил, — В некоторых списках есть рубиновое ожерелье, которое сейчас принадлежит госпоже Парусовой. А наш эстет, видимо, не придерживается строго одного списка.

— О чём вы, Пётр Иннокентьевич?

— Похоже, что господин Штукенберг хочет восстановить у себя сокровищницу восточной султанши. Если, конечно, это тот, кого мы ищем.

— Вы сомневаетесь? — удивился Руслан, — Пётр Иннокентьевич, я своими ушами слышал, как Полкан и его любовница упоминали господина Штукенберга, как своего босса.

— Ты же меня знаешь, Руслан. Я редко бываю в чём-то уверен до конца. В любом случаи, мы должны действовать. Найдём тех, кому можно доверять и устроим сегодня вечером засаду на нашу птичку. — Пётр присел на стул, — Я думаю, что мы очень скоро сможем отправить её на эшафот.

Наконец-то, я могу более-менее ходить. Нога ещё болит, но боль

не сильная, благодаря морфию, хотя после него, я чувствую себя очень вялой.

Пока Каренина шаталась по городу, за мной следил Герасим. Своим видом он напоминал чудика из другого мира. Высокая тощая фигура с бледной кожей. Из-за его горбатого носа, вопрос о еврейском происхождении возникал всякий раз, когда я его видела. Он не особо разговорчив, но меня это не пугало, даже наоборот. Мне с ним было очень спокойно.

— Что ты ищешь? — спросил меня Герасим, когда увидел, что я роюсь в секретере Карениной.

— Мне скучно! Хочется порисовать, но у Карениной нет ни одного чистого листа. — я уже была готова отойти от секретера, как вдруг заметила рядом с полками секретное отделение, — Хм, кажется, этот блок можно вытащить.

Судя по тому, что Герасим мне ничего не сказал, ему тоже было очень любопытном. В блоке же лежали документы.

— О, тут у нас жёлтый билет. — я достала из блока книжечку жёлтого цвета.

— Чей? Карениной?

— Ну, тут её фотокарточка. — затем мой взгляд упал на данные в билете, и я их зачитала, — Ум… Прохорова Зинаида Алексеевна… Ой, я бы на месте Полкана была бы осторожна. Судя по странице с отметками врача, она последний раз проходила осмотр 19 августа 1911 года.

— Ася, лучше положи это на место. Каренина скоро должна вернуться.

— Да, думаю, ты прав. — я быстро вернула документ на своё место, — Герасим, можно у тебя кое-что спросить?

— Спросить-то можешь, но это ещё не значит, что я тебе отвечу.

— И всё же… — я подошла к чудику почти вплотную, — А какой из себя Гвидон?

— А почему ты это не спросишь у Карениной? — Герасим вытянул руку, чтобы я отошла от него чуть подальше.

— Я почему-то уверена, что она не знает, кто он. Мне даже кажется, что и сам Полкан не в курсе того, как он выглядит. А что? Может быть и такое.

— А я значит знаю? — усмехнулся Герасим.

— Сомневаюсь, что Гвидон лично отдаёт Печорину сообщения для шифровки и отправки. А ты производишь впечатления человека, которому можно доверить тайны.

— Хм, а ты права. — на краткий миг лицо Герасима украсила улыбка, которая тут же исчезла со словами, — Поэтому я ничего не скажу!

— Хотя бы в одно предложение. Я же не прошу выдать данные с его паспорта. Просто скажи своего мнение о нём.

— Ну, раз только мнение… Гвидон понимает всю суть дела, и может чётко организовать весь процесс. Ты это и сама поняла.

— Это да. — я зевнула, прикрыв рот ладошкой, — Ничего нового.

В коридоре скрипнула входная дверь. Я и Герасим, который помог мне дохрамать до коридора, вышли к Карениной. Она, сняв с головы платок, стала прихорашиваться перед зеркалом.

— Где были, мадам? — спросила я, оперившись об стену.

— О, Асенька, ты будешь смеяться, но я ходила в церковь.

— Вот оно что! — и я не смогла удержаться от фразы, — Ну и как, сильно вспотела?

Герасим прикрыл рот, чтобы подавить смех. Каренина бросила в меня холодный взгляд. Уверена, если бы это сказал кто-нибудь другой, она бы его хорошенька побила.

— Хм, смешно. — сдержанно молвила Каренина, — В общем так, я хотела тебе сообщить об этом ещё утром, но ты спала как убитая.

— Она проспала до двенадцати. — сказал Герасим.

— Неправда! Я чуть раньше встала. — отмахнулась я, — Так что ты мне хотела сообщить?

— Планы изменились: на дело выйдешь сегодня вечером.

— Что? — для меня это было, как удар обухом по голове, — Ты забыла про мою ногу?

— Во-первых, ты у нас по городу в основном летаешь на тросах. Во-вторых, это приказ Гвидона, нам нужно выиграть время. И в-третьих, если ты так боишься боли, то я перед заданием накачаю тебя морфием.