Одолжив свою робу Джону, Шерлок был только в джинсах и рубашке на пуговицах, позаимствовав еще куртку Джона. Хотя он утверждал, что достаточно защищен и отлично знает повадки пчел, Джон всё же досадовал, что тот выглядел круто, а вот сам он похож на придурка. Это было… как идти к водоему с отличным пловцом, который непременно настаивает, чтоб у его подопечного были поплавки-нарукавники и спасательный круг-утенок на талии. [3]

Если бы не одна деталь, Джон, возможно, нашел бы чересчур неудобным выходить в таком виде. Но на голове у Шерлока была его желтая шляпа, а поверх нее, на шнурке, – белая кружевная накидка с рисунком из виноградных лоз. Тот был словно решительная «невеста», и Джон, не смущаясь более, готов был отправиться вместе с ним.

Он поддерживал дым, как говорил ему Шерлок, особо следя за тем, чтоб держать в едком облаке голые руки Шерлока, пока тот осторожно снимал деревянную крышку с улья, стоящего возле деревьев в саду. Всё было так, как Джон ожидал, что, само по себе, удивляло. Он признал цвет и форму сот, огромное количество пчел, что цеплялись за них, дрожа и вибрируя, – черные с золотистым, – такие же, как он видел в разных телепрограммах. Квадрат маски, ограничивающий обзор, лишь добавлял всему ощущение иллюзорной действительности. Он почти ожидал, что раздастся голос Дэвида Аттенборо [4], ведущего свой рассказ, вместо знакомого голоса Шерлока.

— Видишь? — спросил Шерлок, указывая на скопление пчел. — Они сейчас поедают мед, готовясь покинуть улей.

Джон слегка поднял голову – движение, полностью скрытое «безразмерным» костюмом.

— Почему они хотят улетать?

— Из-за огня. — Шерлок быстро коснулся руки, в которой Джон держал окуриватель. — Дыма без огня… — сказал он, отбрасывая конец известной пословицы. — Потому-то дым ослабляет их оборону. Мы намного меньше опасны для них, чем огонь. Они умные, но им всё же не удается побороть свои основные инстинкты, если речь идет об их выживании. Поколение за поколением, они попадаются на эту дымовую уловку.

— К счастью для тебя. — Джон снова направил струю дыма на улей, находя затруднительным отличить разъяренную пчелу от голодной.

Шерлок кивнул, его кружевная вуаль закрывала большую часть лица, когда он осматривал вытащенный образец.

— Пчелиной матки здесь нет.

— Это хорошо?

— Ну, нет, если я хочу тебе показать ее. — Он поближе поднес Джону рамку. — Хотя яйца здесь есть. И различные стадии личинок. Хочешь знать, как отличить нектар от пыльцы? — спросил он, в то время как пчелы ползали по его незащищенным пальцам, но ни человека, ни насекомых, казалось, это ничуть не заботило.

Джона, честно сказать, не слишком интересовали пчелы теперь, когда он был в самой их гуще. Но он кивнул, продолжая окуривать, и смирившись с предложенной темой. Это было лучше, чем сидеть в своем кресле, так или иначе. Может, даже он начнет понимать, почему это люди всегда в иных случаях говорили о птичках и пчелках.

Это не заняло много времени, чтобы Шерлок смог всё описать. В течение лекции Джон сумел не поджечь себя, чего, по-видимому, нельзя было сказать о его костюме. На мгновение он подумал, что такого сделал костюм, чтоб обидеть пчел, но, по дальнейшему размышлению, решил, что костюм оскорблял его, так что рой очень трудно винить. Он никогда не был более счастлив, чем когда они возвратились в дом, и можно было бросить эту хламиду в кладовке и переодеться в нечто менее шутовское и белое. Когда он пришел, у Шерлока были тост и чай, ожидающие на столе, за домом, а также банка меда, стоящая в центре стола, с ложкой для дегустации. По крайней мере, Джон думал, что это был мед. Тот был на несколько оттенков темнее, чем гнойно-зеленый, более густой, зернистый и не слишком-то привлекательный. Были также масло и джем, но Джон знал, что он, ожидалось, сначала попробует мед. И был не совсем уверен, что хочет сразу же испортить себе аппетит. Потому тянул время, попивая чай и поглядывая на банку и наслаждаясь утренним воздухом.

Шерлок чайной ложечкой положил мед на собственный тост. Даже в этом случае меду не хватало глянцевитого блеска, которым, Джону это было известно, мед должен был обладать.

— Он еще не готов, — сказал Шерлок, откусывая от тоста. — Здесь пыльца, ферменты, прополис, витамины, аминокислоты, антиоксиданты и минералы. Помогает при аллергии, позволяя глотать немного пыльцы, чтобы выработать иммунитет. Так говорят.

Облизнув губы, Джон взял ложечку, чтоб исследовать текстуру. Пахло, разумеется, медом.

— Если хочешь, у меня есть пастеризованный. Вкус такой же, но при этом уходит то, что поддерживает здоровье. Для тебя, наверное, был бы лучше тот, что содержит пыльцу. Ты всё трешь глаза.

Джону не хотелось ему говорить, что недомогание тут ни при чем. Он намазал немного меда на тост, – стараясь не думать о гное, – и с опаской попробовал. Вкус был меда, как это ни удивительно. Не мешала даже зернистость, потому что, нагревшись, мед растекся по тосту.

— Это… хорошо. Нормально на вкус.

Шерлок слегка нахмурился.

— Ну, это первая попытка, — сказал он, словно оправдываясь. — Через пару лет я должен улучшить его.

Джон захихикал, быстро дожевывая. Он не мог бы вообразить, что привыкнет к идее Шерлока, получающего продукты в своем саду. Это было каким-то сочетанием кошмара и бреда. Шерлоку всегда удавалось преуспеть во всем, чем бы тот ни пытался заняться, и, конечно, даже перебравшись в сельскую местность, постоянно адаптирующийся Шерлок Холмс процветал. И это, разумеется, было здорово. Джон честно пытался так думать, хотя это было всё труднее, когда их разводило всё дальше. Даже боль, снедавшая Джона, не могла уменьшить той гордости другом, которую он испытывал. Да, он гордился им… и в чем-то завидовал.

— Это – что-то, знаешь ли, Шерлок. Не могу и вообразить, как ты смог до такого додуматься, как решил, но… Ты только взгляни на себя! Уникум, как обычно. Я серьезно, правда. Жаль, что я не могу ничего подобного. То есть, я вот тоже хотел бы, чтобы можно было сказать: «Да гори оно всё! К черту! Я хочу изменить свою жизнь», – а затем действительно так поступить… — Джон потягивал чай, помогавший убрать сладость меда, всё еще ощущавшуюся на языке.

— Ну, и в чем же дело?

От такого оставалось лишь рассмеяться. Джон покачал головой, хоть улыбка его была совсем не веселой, но и хмуриться он не мог, если Шерлок демонстрировал такой оптимизм.

— На мне – дом, ипотека, работа, чтоб платить по счетам, – и малышка, которой нужно куда больше стабильности, чем дал бы отец, то и дело уносящийся прочь по собственным прихотям. Не могу рисковать всем этим. Дело слишком серьезно, чтобы можно было что-нибудь завалить.

Шерлока это, похоже, нисколько не озаботило: тот лишь взял кусок тоста, продолжая им небрежно хрустеть.

— Ну, так и не заваливай, — сказал детектив без тени сарказма, и не обращая внимания на крошки, оставшиеся на губах.

— Иногда интересно даже, так ли это легко для тебя, мистер «я-сам-создал-свою-работу». Но для нас, простых смертных, это не так. У нас нет счетов в банке, чтоб, при случае, выручить нас, если всё остальное накроется, — в его голосе прозвучала горечь. И он проглотил ее вместе с чаем, не желая, чтоб она одолела его, прежде чем он будет готов попрощаться. Он попытался думать о желтом манеже с игрушками в пустой комнате для гостей, и невысказанном обещании, решив считать это символом. Успех Шерлока был хорошей вещью для них обоих, даже если это действительно означало немногие посещения и редкие встречи.

Шерлок не казался обеспокоенным. Он откинулся на спинку стула, и отброшенная крышей тень упала ему на колени.

— Что самое худшее из того, что может случиться?

— Ты что, серьезно? Ну, начать с того, что можно стать безработным, бездомным и голодающим и, что много хуже, это всё коснется не только меня, но и Анне-Ли.

— Ты игнорируешь то, что я не позволил бы этого, ну да ладно. И если ты оставишь всё так, как есть?

Джон пожал плечами. Не было ничего, что, как он полагал, пошло бы наперекосяк, если б он и дальше продолжал свой теперешний образ жизни. Скучно было бы, разумеется, но, за исключением этого, ничего особо серьезного и насущного, если не считать пустоты, от которой нравилось размышлять о «браунинге», что обычно хранился в сейфе. Не хотелось думать, что данный факт говорит о его психическом состоянии, если были дни, когда единственной причиной того, что он не поддался этому искушению, было то, что, казалось, это потребует слишком много усилий.