— Разумеется, Януся, вы можете всецело мною располагать.
— Передохните тогда и будьте готовы через час.
Она мимоходом коснулась моей руки и упорхнула, легкая, словно бабочка, лишь прошуршала юбка, да дуновение воздуха отметило ее порыв. Я не чувствовал себя уставшим, напротив, прогулка придала мне бодрости и сил. Я направился было в библиотеку, намереваясь скоротать время за чтением, но по пути был остановлен Пульхерией Андреевной. Хозяйка пребывала в радостном воодушевлении, как, верно, любая женщина после выбора нарядов. Она подхватила меня под руку и увлекла в гостиную, где слуги уже подавали чай и раскладывали в розетки варенье, на сей раз из белой вишни. За чаем Пульхерия Андреевна принялась делиться впечатлениями. Голос ее журчал подобно переливам ручейка, напоминая о доме, о размеренной жизни без войны. Я едва вникал в смысл сказанного, — относительно моды я был полным профаном, но тем не менее слушал внимательно.
— Платье Януси цвета утренней зари, на белом чехле, шитое бисером и жемчугами, больше о нем не скажу ничего, вскоре увидите сами. Мое из зеленого креп-жоржета с кружевом на рукавах и по подолу, к нему Габриэль подарил мне кружевные перчатки и — само очарование! — пелерину ажурного плетения по шелку бисквитного цвета с воротником из страусовых перьев. Мальчик так похож на своего покойного батюшку! Петр Пантелеевич тоже при любой возможности баловал меня подарками. Как мы были счастливы вместе! Каждый раз, как вспомню, хочется смеяться и плакать одновременно, — тут Пульхерия Андреевна действительно всхлипнула, промокнув уголок глаза кружевным платочком. — О нашей свадьбе столковались родители, мы с Петром Пантелеевичем не ропща приняли их решение. Нынешняя молодежь не такова. Сколько я ни предлагала Габриэлю невест, он слышать ничего не хочет о женитьбе. А ведь он солдат, не ровен час… нет, даже думать об этом не стану! Но мне было бы куда спокойнее, кабы сын наконец остепенился. Может быть, вам удастся повлиять на него? Пообещайте поговорить с ним, успокойте материнское сердце!
Пульхерия Андреевна вдруг вскочила с кресла, в котором сидела, приблизилась ко мне, и, заключив мои руки в свои, взглянула на меня огромными молящими глазами, так похожими на глаза ее дочери. От неловкости я не знал, куда деваться. Желая поскорее освободиться из неудобного положения, я пообещал повлиять на Звездочадского, хотя подозревал, что мои увещевания пропадут втуне, чтобы заставить Ночную Тень поменять убеждения, требовалось нечто повесомее слов. Вытянув из меня обещание, Пульхерия Андреевна позволила усадить себя обратно в кресло и милостиво приняла от слуги чашку с чаем.
Я поспешил сменить тему беседы.
— Гуляя по городу, волею случая я повстречал Арика. Он шлет вам наилучшие пожелания.
Госпожа Звездочадская расцвела в улыбке:
— Достойнейший молодой человек. Вежлив, учтив, блестяще образован, из хорошей семьи. А голос, какой голос! Поистине бесподобен, настоящая находка для оперного театра. Я была бы рада, кабы Януся пригляделась к нему повнимательнее.
— К кому мне должно приглядеться? — спросила Январа, появляясь на пороге гостиной.
Она успела переодеться в жемчужно-серое платье с расходящимися книзу рукавами и любимую шаль с маками. Кудряшки ее прикрывала шляпка, завязанная затейливым бантом под подбородком, изящную шейку обхватывала нить крупного жемчуга, синие глаза лучились, а щечки румянились в предвкушении приятных впечатлений.
— Я говорила об Арике, отличная партия для тебя, тем паче меж вами царят покой и согласие, — охотно повторила Пульхерия Андреевна.
— Маменька, ну к чему вы забиваете нашему гостю голову семейными делами? Микаэлю это вовсе неважно. А с Ариком, коли желаете знать, мы просто хорошие друзья.
— Подумать только, неважно! — всплеснула руками госпожа Звездочадская. — Да что может быть важнее удачного брака с подходящим человеком? Я прожила достойную жизнь, у меня есть вы с Габриэлем, есть место, где преклонить голову в старости и это все оттого, что я не считала семейные дела неважными!
— Мне бы очень хотелось вступить в брак, питая нежные чувства к своему нареченному, — Януся украдкой кинула взгляд на меня, и все мое существо наполнилось теплом от столь безыскусного признания.
— Ты читаешь чересчур много сентиментальных романов. Чувства хороши в книгах, для семейного союза они шаткий фундамент. Взаимное уважение, общность интересов, схожесть воспитания и желание зажить собственным домом — вот идеальная основа для брака, уж поверь моему жизненному опыту.
Январа приблизилась к матушке, поправила кружевную шаль на ее плечах, обняла и принялась ласкаться совсем по-лисьи, все же недаром Габриэль сравнивал сестру с этим зверьком.
— Мы спорили об этом не раз, но так и не пришли к согласию. Ответьте лучше, вы отпустите Микаэля? Мы уговорились идти на колоннаду, Лизандр станет читать стихи.
— Коли Лизандр читает на колоннаде, Михаилу стоит это увидеть, — сдала свои позиции Пульхерия Андреевна, разомлев от дочерней нежности. — Но не надейся, будто я не разгадала твоей хитрости, к разговору о браке мы непременно вернемся.
Колоннада Обливиона, когда я впервые ее увидел, весьма меня впечатлила. Высокие светлые столбы отлично просматривались издалека. Они были сделаны из ракушечника, который добывался неподалеку от города и свидетельствовал в пользу того, что некогда над этими землями простирались толща воды. Колонны хранили в себе останки морских существ, умерших миллионы лет тому назад: то круглые, то овальные, то перекрученные восьмерками или спиралями, то похожие на глаза в обрамлении лапок-ресниц. Мы с Янусей развлекались, выискивая внутри камня необычных, ни на что не похожих существ. Колонн было ровно двадцать четыре, они стояли полукругом в два ряда, расступаясь по центру расступаясь. Они стояли на возвышении, с которого открывался вид на городской парк с длинной каскадной лестницей, по всему пространству которой были устроены фонтаны и стояли вазоны с цветами. От лестницы лучами расходились посыпанные хрустящим гравием дорожки. Среди тенистых зарослей парка неожиданно открывались то качели, крепящиеся к ветвям огромных дубов, то беседки, то прохладные гроты.
Самым занятными являлось то, что попасть в парк через колоннаду было решительно невозможно. Зато отвесно под колоннами открывался темный провал под землю, куда вела каменная лестница. Ступивших на нее храбрецов ждала протяженная пещера, пройдя которую насквозь можно было очутиться в парке много дальше колонн. В центре пещеры плакал фонтан, в круглом бассейне стыла неподвижная черная вода. Фонтан окружали каменные скамьи, выраставшие прямо из пола, а низкий свод пещеры поддерживали колонны — целый лес, простирающийся далеко по сторонам. Каждую из колонн украшала резьба, не повторяющаяся больше нигде. Подземная колоннада освещалась масляными светильниками, а на бортике бассейна обычно горели свечи, вторя плачу фонтана восковыми слезами.
И зала внизу, и надземная часть колоннады, и парк являли собой грандиозное сооружение, приводящее в благоговейный трепет перед могуществом Творца и человеческим гением.
На сей раз под землей было людно. Между колонн прохаживались нарядно одетые дамы и кавалеры, многие держали в руках зажженные свечи. Несмотря на царящую в пещере прохладу, дамы обмахивались веерами, их плечи были обнажены в угоду моде. Мужчины раскланивались встреченным знакомым, хлопали друг друга по плечу и целовали надушенные перчатки своих или чужих спутниц. Дальше от бассейна, где света было меньше, я разглядел горожан победнее, в темной одежде безо всяких прикрас. У них в руках тоже теплились огоньки.
Мы углубились в каменный лес. Януся улыбалась друзьям и рекомендовала им меня.
— Где-то здесь должны быть Габриэль с Ангеликой. Мы расстались после визита к Жоре и Жоржу, но уговорились встретиться на колоннаде. Попробуем их поискать?
Мы продолжали переходить от одних знакомых к другим, улыбаясь и расточая комплименты, однако ни Звездочадского, ни Ангелики не встретили, зато заметили Сибель Аполлонову. Девушка приветливо замахала нам с каменной скамьи и предложила устроиться рядом. Поскольку места для сидения по большей части уже были заняты, ее приглашение пришлось кстати. Я набросил на поверхность скамьи свой мундир, чтобы девушкам было удобнее сидеть. Сам я предпочел остаться стоять, так мне удавалось охватить взглядом гораздо больше.
