Николай Ильич покачал головой и даже отставил в сторону чашку, так увлек его спор. В армии он был лишен таких бесед, предполагающих обмен впечатлениями от прочитанного, и столь рассудительных собеседников, отстаивающих собственное мнение не кулакам или пальбой из пистолета, а весомыми доводами, и теперь получал немалое удовольствие, наверстывая упущенное. Да и приснившаяся девушка никак не шла у него из головы.

— Вы слишком строги к Янусе. У Михаила имелся определенный жизненный опыт, она же едва вышла из детского возраста. Что могла она знать о любви? Как бы сумела, не имея образца перед глазами, отличить подлинное от подложного? Девушка испугалась будущего, и кто вправе ее за это винить? Поверьте, на войне я навидался немало примеров тому, что страх делает со здоровыми крепкими мужчинами. Будь у Януси время подумать, не сомневаюсь, она приняла бы верное решение, но события развивались чересчур стремительно: смерть брата, разорение. Разумеется, она выбрала самый легкий путь. Способность решать в условиях ограниченного времени дана немногим.

Профессор Бережной внимательно выслушал племянника. Николаю Ильчу не удалось заставить дядю поменять свою точку зрения, однако его доводов хватило, чтобы заронить в сердце того сомнения:

— Верно, потому я и не женился, что ждал от женщин слишком многого, — задумчиво сказал профессор, затем, пожевав губами, спросил. — А вы полагаете, исход этой любви мог быть иным?

— В других обстоятельствах отчего бы и нет?

— Я склоняюсь к тому, что обстоятельства вторичны. Главное — люди. Они либо способны идти против них, либо нет. Кабы не случилось этой беды, случилась бы иная, равным образом проявившая тонкость чувств Январы. Разумеется, я имею ввиду ту тонкость, которая неизбежно рвется при напряжении.

Ивану Федоровичу не так просто было отказаться от присущей ему категоричности суждений, но и Николай Ильич не позволил сбить себя с толку:

— И вновь я с вами не соглашусь. Разве вы хотя бы раз не оказывались в ситуации, когда все вокруг будто препятствует в воплощении задуманного? Допустим, вы выходите из дому, чтобы идти куда-то, но ветер дует вам в лицо, и сечет дождь, и точно назло поблизости не оказывается ни одного извозчика. Однако, будучи человеком упрямым, вы напрягаете свои душевные силы, пядь за пядью упорно продвигаясь к намеченной цели. И что же? Достигнув желаемого, вы убеждаетесь, что оно вам не столь уж необходимо: вам оказывается не интересно в обществе, куда вы стремились, или искомого человека не случается на месте. Так к чему было идти наперекор судьбе, если сам мир берег вас от излишних усилий?

Иван Федорович слушал племянника, не перебивая. В прищуренных глазах за стеклами пенсне угадывалась работа мысли. Когда Николай Ильич замолчал, профессор Бережной неторопливо, обдумывая каждое слово, выдал итог своих размышлений.

— Вы напрасно противопоставляете умение примириться с судьбой и умение возвыситься над ней. Можно бороться впустую, о чем вы и говорили, а можно принять испытания, выпавшие на вашу долю, и это вовсе не взаимоисключающие вещи. У арабов есть слово — кисмет, оно означает судьбу как неизбежность, предопределенность. Именно арабы первыми изобрели цифры, а уж по части медицины и алхимии им вовсе не было равных. И еще кофе, они научили весь мир пить кофе, так что им вполне можно верить, — добавил последний, самый весомый, аргумент профессор Бережной, рассматривая восточный орнамент на своей щербатой чашке. — По молодости я думал иначе и постоянно пробовал на прочность законы мироздания, но с тех пор я имел возможность неоднократно убедиться в их незыблемости. Умение возвыситься над обстоятельствами, не сломаться под гнетом — вот единственное, что нам доступно, и единственное, что действительно имеет ценность. Однако, зная ваш пытливый нрав, я предполагал, что история Михаила Светлова неизбежно породит у вас вопросы. И ради утоления вашего любопытства я выведал координаты святой обители, у служителя которой ее приобрел. Слава этой обители гремит далеко за ее пределами.

— Чем же она столь знаменита?

— А это вторая причина, по которой я выспрашивал дорогу. Проживающие там монахи успешно врачуют недуги, берущие начало из души человеческой. Впервые я услыхал о ней от своего хорошего знакомого в связи с довольно печальными обстоятельствами. Его сын, росший веселым и общительным мальчиком, в один день внезапно перестал разговаривать. Желая быть понятым, он мычал и жестикулировал, однако ни слова не слетало из его уст. Несчастные родители прибегали к помощи деревенских знахарей и дипломированных медиков, чьи старания одинаково не увенчались успехом. Случайно мой знакомый узнал об этой обители и решился отвести мальчика туда. И что же? Неделя пребывания в монастыре полностью исцелила ребенка. Так что смею надеяться, с вашим недугом монахи управятся столь же легко, и вы сможете жить, не оглядываясь на прошлое.

— Хотя мой недуг не стоит беспокойства, я безмерно признателен за вам заботу. И уж коль скоро вы взяли на себя труд выпытать адрес места, где могут мне помочь, я считаю своим долгом отправиться туда так скоро, как только будет возможным, чтобы ваши усилия не оказались напрасны. Да и, признаться, история Михаила Светлова так зацепила меня, что я жажду узнать ее продолжение. Может статься, монахи смогут посодействовать мне и в этом! — воскликнул Николай Ильич с большим воодушевлением, каковое испытывал обычно в момент начала военных действий.

— Да-да, я запомнил, у вас образовалось столько свободного времени, что вы не знаете, чем занять его. Вот вы и нашли занятье по душе. Со своей стороны, я искренне желаю вам удачи и надеюсь на ваше возвращение. Да, и не забывайте писать, за последние годы я так привык к вашим письмам, что без моя жизнь будет неполной.