Щелкнув выключателем, он снова поднял трубку. На этот раз в ней появился гудок вызова: телефон заработал! На радостях Максим стал напевать мелодию из репертуара Робертино Лоретти. Ну и хитрец же этот дядюшка! Он даже позабыл о том, что дядюшка лежал за стеной, только что пережив кризис.

Утром Чан постучал в его дверь и, получив разрешение войти, переступил порог с каким-то объемистым свертком подмышкой и машинкой для стрижки волос в той же руке. Максим только что закончил одеваться. Сегодня он встал позже обычного и был несколько разочарован тем, что это не Аша, явившаяся, быть может, узнать, почему он не пришел на пирс. Чан заявил с холодной непреклонностью, с которой он обычно приносил дядюшкины распоряжения:

— Доброе утро, сэр. Надеюсь, что вы уже помылись, потому что мистер Пул велел мне позаботиться о вашей прическе. А когда я закончу, вам придется надеть вот это, — развернув, он бросил на кровать сверток, и то, что в нем оказалось, повергло Максима в ужас. — Ваш костюм для предстоящего спектакля.

Оправившись от шока, Максим подошел поближе и двумя пальцами брезгливо приподнял его за край.

— И я должен буду это на себя надеть?!

— Ваш дядюшка подбирал его сам, — холодно сказал Чан. — И он хочет увидеть вас в нем до завтрака.

Максим разжал пальцы. Костюм снова упал на кровать.

— Ладно, — согласился он убийственно спокойным тоном. — Если дядюшка так хочет, я одену.

— Спасибо, сэр.

— Вы говорите мне «спасибо»?

— Спасибо от имени вашего дядюшки.

— Ах, так.

— Да, сэр. А теперь вы мне позволите вас постричь?

— А это еще зачем? — Максима снова передернуло. — О Господи! Неужели дядюшке недостаточно того, что я согласился надеть его костюм?

Если бы не сердечный приступ, не Мак-Раст и не злополучное письмо, из-за чего ему пришлось вернуться, в настоящий момент он был бы в другой точке земного шара, за тысячи километров отсюда!

С героизмом приговоренного он уселся на стул и разрешил Чану туго обвязать себя полотенцем.

— Не беспокойтесь, сэр. У меня достаточный опыт.

— Не беспокоиться?! Да что вы? Повидимому, это шутка?

Ненавистная машинка завизжала у него за ушами. Что он там выбирает так долго, нервничал Максим, с возрастающим беспокойством поглядывая, как пол усеивают срезанные пряди волос. В затылок ударило подозрительным холодком. Может, хватит?

— Я этому научился на сапфировых приисках. Там не было парикмахеров, посыпающих тебя пудрой и освежающих одеколоном. Приходилось столько всего делать самому! Я был и парикмахером, и поваром, и даже научился разбираться в лечебных травах. Однажды вашего дядюшку искусали малярийные комары, но мне удалось выходить его всего лишь за несколько дней. Впрочем, он был не из тех, кто пускает слюни по всякому поводу. Это была сильная натура. Его энергия, его ум… Для этого человека не существовало непреодолимых препятствий.

Как ему надоели все эти воспоминания! Старательно подравняв виски, Чан наконец не без удовольствия сказал:

— Ну вот, теперь совсем другое дело, — и окутал его облаком щиплющего одеколона.

С полотенца на пол посыпались новые локоны. Почему их так много? Максим судорожно глотнул воздух.

Укладывая инструмент, Чан мельком посмотрел на часы.

— Через пятнадцать минут подадут завтрак. Прошу вас, сэр, поторопитесь.

В последний раз критически оценив взглядом свою работу, он ушел.

Максим нехотя расправил кое-как брошенный костюм. Утешения было мало. Он вздохнул и начал самоотверженно переодеваться, затаптывая ногами срезы собственных волос.

В его комнате зеркала не было, если не считать карманного, которым он пользовался во время бритья. Зато огромное зеркало в полный рост украшало холл. Он подошел к нему с замирающим сердцем. Предчувствие его не обмануло: он узнал бы в его отражении кого угодно, только не себя. Перед ним стоял юноша пятидесятых годов, похожий скорее на того, который был на дядюшкиной видеокассете. На нем была блеклая льняная рубашка, длинные рукава приходилось то и дело закатывать, а они все равно упрямо не хотели держаться выше локтя. Невиданного покроя брюки на пристегнутых бретельках и пуговицах вместо молнии. Свободно висящие, широченные штанины. Еще кого-то в них можно было впихнуть.

У того парня было такое лицо, словно сам-то он считал себя нормальным, а увидев Максима, решил, что перед ним привидение. Наверное, особенно этот тип гордился своей прической. Переднюю прядь он ежеминутно поправлял, чтобы она не лезла в глаза, правда, Максиму этот жест был тоже знаком, но вот сзади… Он любил, чтобы сзади волосы оставались длинными, еще длиннее, чем спереди, а тут его рука нащупывала выстриженный затылок, и, холодея от ужаса, он пытался пальцами что-то ершить, но у него это плохо получалось.

Дядюшка поправился настолько, что с помощью Чана спускался на террасу и даже прогуливался парком, хотя много времени попрежнему проводил в библиотеке и, кажется, работал еще усерднее, потому что, например, вчерашний ужин велел принести ему прямо туда.

Впрочем, сегодня он снова завтракал на террасе и внимательно смерил взглядом Максима. Скорее всего, он остался доволен, хотя и промолчал, невозмутимо продолжая попивать сок.

Аша где-то задерживалась. Максим с тревогой косился на дверь, из которой она могла вот-вот выпорхнуть. Что-то она скажет по поводу его наряда? В нем он чувствовал себя с ног до головы настоящим огородным пугалом.

Вдруг он ее увидел. Как только она вошла, Максим едва сумел подавить улыбку. Для этого ему пришлось себя ущипнуть, причем по-настоящему.

У нее был по крайней мере такой же нелепый вид, как и у него. Старомодное платьице в горошек с воротничком, застегивающимся под шею. Волосы, разделенные симметричным пробором, старательно приглажены назад и уложены полумесяцем. Как же надо было постараться, чтобы придать ей такой глупый вид? Впрочем, в этот момент его собственная оригинальная внешность точно так же, повидимому, приподнимала ее настроение, хватило бы один только раз взглянуть на его бретельки, чтобы зайтись смехом. Кажется, они действительно стоили друг друга.

Как ни в чем ни бывало, дядюшка с помощью ножа и вилки отправлял в рот крохотные ломтики запеченого с овощами рыбного филе. Максим старался смотреть только в свою тарелку. Под конец дядюшка неожиданно заговорил.

— У тебя сегодня какое-то бледное лицо. Хотя отчасти в этом есть и моя вина. Здесь ты лишен развлечений, к которым, наверное, привык… Скажи, Петр, — вдруг спросил он, — скажи, только честно, тебе не скучно со мной?

Прямой вопрос заставил Максима на миг обо всем позабыть.

— Тебя не слишком тяготит образ жизни, который я веду?

— Ну что вы, дядюшка. При том, что вы окружили меня такой заботой…

Дядюшка пригрозил пальцем.

— Вижу, вижу. Меня не обманешь. Просто тебе нужна небольшая смена обстановки. Наверное, завтра я позволю вам с Ашей съездить в Киринду, как ты того хотел. Погуляете немного вдвоем, развеетесь. Одним словом, отдохнете от старика.

— О, дядюшка! — Максим просиял, не зная, как утаить свою радость.

— Ну вот, ты уже и повеселел… А заодно заедете к тетушке Патриции и передадите ей от меня приглашение на наш скромный праздник, я имею ввиду день, когда мы устраиваем спектакль.

У Максима появился еще один повод для улыбки, а также повод ее сдержать: хорош дядюшка, ведь для того, чтобы пригласить тетушку, достаточно было нажать на выключатель за шкафом, и дела-то всего на минуту.

— Не волнуйтесь, дядюшка. Можете на меня положиться.

Максим свернул салфетку и встал из-за стола.

— Спасибо, дядюшка, за подарок. Надеюсь, это не из-за того, что я вам стал слишком надоедать?

— Ты? Ради Бога!

— Я очень признателен вам за вашу заботу… (Тот отмахнулся). Хочу немного пройтись, — подумав, он добавил специально для дядюшки. — А затем, пожалуй, возьмусь учить роль.

Дядюшка одобрительно закивал головой.