Каждый отсек делился на две части, заднюю — просторную, и переднюю — напротив, очень тесную. Перегородка между ними имела внизу полукруглое отверстие со шторкой, которая приводилась в движение с помощью тросика, тросик же был выведен наружу и прикреплен к рычажку. Достаточно было привести в движение рычажок, и шторка или открывалась, или, наоборот, закрывалась.

— Для чего здесь эта перегородка? — поинтересовался Максим, кое-как преодолевая отвращение и страх при виде шевелящихся черных колец.

— Человек тоже ест и спит в разных комнатах, и, кажется, это его устраивает.

— О Господи, но ведь это же квартира, — простонал Максим, постоянное сравнение змеи с человеком выводило его из себя.

— Вот именно, квартира, — подтвердил Чан вполне серьезным тоном, совершенно не разделяя его возмущения. — Дальняя комната — жилая, змее нужен простор. Но, поскольку приходится брать у нее яд, а оттуда ее никак не достанешь, то нам с вашим дядюшкой и пришла в голову мысль отделить кормушку от вольера. Здесь она как в западне. И бегать за ней не приходится, потому что только здесь она и может получить пищу. А заодно, конечно, отдать яд. Когда она голодна, то сама заползает сюда, давая тем самым понять, что пора ее кормить. Впрочем, сперва я покажу вам до конца павильон, а уж затем вы увидите, как это делается.

Он подвел его к ближайшему отсеку. Навстречу медленно ползла змея серой окраски с темными пятнами вдоль хребта.

— Это гюрза, — с важностью сказал Чан. — В прошлом году мы их завезли целую дюжину из Афганистана. Дядюшка, наверное, успел рассказать вам о том, как мы с ним вылавливали гюрз в предгорье Гималаев?

Максим молча кивнул головой. Они прошли еще несколько метров. Чан указал на отсек, в котором по голому песку зигзагообразно передвигалась ярко разрисованная змея.

— Надеюсь, эфу представлять нет необходимости? — на секунду он задержался, любуясь. — Она великолепна, не правда ли? Грозная царица пустынь.

На этот раз Максим не ответил вообще. Его уже начинало тошнить. Он только и мечтал, чтобы вырваться на свежий воздух, но Чан тащил его все дальше вглубь, вдоль бесконечных сеток с гибкими, скользкими пресмыкающимися.

— Ну вот, — сказал он, — мы и добрались до наших индийских красавиц. Кобра! Точнее, та, что перед нами — очковая кобра, наиболее опасная из них.

Раздвинув «капюшон» и настороженно покачивая третью своего туловища, змея немигающими глазами изучала пришельцев. Чан показал на светлый рисунок перевернутых очков на ее «капюшоне».

— Она умышленно поворачивает его рисунком, предупреждая всякого, кто насмелится слишком близко подойти. Это сущая правда, что у нее гипнотизирующий взгляд. Когда-нибудь я вам покажу, как лягушка сама ползет к ней в пасть.

Чан тронул его за рукав.

— А вот и наша гордость, — кивнул он в сторону двух больших кобр, поселенных одна возле другой. — Немезида и Фараон. Они не могут похвастать рисунком очков, но зато это самая ядовитая из всех змей. «Королевская кобра»! «Королевской» ее называют потому, что она каждый раз предупреждает перед тем, как напасть, — он с минуту влюбленными глазами рассматривал ее отливающую матовым блеском кожу, а потом нажал на рычажок, приподнимающий заслонку. — Вот с нее-то мы и начнем.

В отличие от других отсеков, разделенных глухими перегородками, эти два сообщались между собой через некий общий вольер, довольно широкий и не ограниченный в высоту, так как его стены просто-напросто упирались в потолок. Правда, при этом вольере не было кормушки. Вместо нее в мелкосетчатом заграждении была дверь в полный человеческий рост. Заграждение выглядело как достаточно крепкое. И еще дверь имела снаружи замок. Странно, входная не имела замка, а здесь был. Какова роль этого необычного вольера, оставалось неизвестным. Максим рискнул спросить. Оглянувшись, Чан смерил его взглядом кобры.

— А это для крупного зверя.

И растянул губы в улыбке, от которой кровь стыла в жилах. Ее Максим забудет еще не скоро, так же как и вольер.

Чан снял крышку с того, что он назвал кормушкой, приоткрыл окно в контейнере, перевернул его и осторожно вытряхнул ящерицу, следя при этом, чтобы за ней не выскользнула еще одна. Ящерица, кажется, не слишком ушиблась, упав на мягкий мох; она сразу начала осматриваться, надеясь отыскать выход для бегства, но еще не видела змеи, притаившейся за сеткой и с хладнокровной сосредоточенностью следившей за каждым ее движением.

В это время Чан уже перешел к следующему отсеку.

— Не хотите ли покормить ее сами? — он держал наготове контейнер.

Максим еще мог, чтобы успокоить дядюшку, войти в террариум, но это… это уже слишком! Заметив на его лице брезгливую гримасу, Чан только плечами пожал.

Пока он прошел весь ряд до конца, первая кобра уже заползла в кормушку и, раскрыв «капюшон», выбрасывала язычок в сторону ящерицы, от испуга забившейся в угол.

— Ну, что же ты медлишь? — подгонял ее Чан. — Чем она тебе не нравится? Возьми ее! Ну же, Немезида! Да что с тобой такое сегодня?

Словно поддавшись на уговоры, молниеносным броском кобра коснулась жертвы.

— Молодчина! — похвалил Чан. — Я же знаю, ты это любишь. Вообще-то для нее немного рановато, — заметил он как бы в оправдание. — Она у нас привыкла обедать ближе к вечеру… Ну, а сейчас, пока она не проглотила свое лакомство, возьмем у нее немного яда и отпустим на свободу.

— Яда? Она же только что выпустила свой яд, напав на эту несчастную ящерицу!

— Э нет, сэр, только самую малость. Вы, как я погляжу, совсем не знаете змей.

— Что верно, то верно, — пробурчал Максим, он бы еще прибавил: «и не хочу знать», но Чан продолжал объяснять, и все так же с большой охотой.

— Не беспокойтесь, она умеет дозировать яд. В то же время подавать ей корм в готовом виде значило бы лишить ее необходимой тренировки.

Он открыл книгу в твердом переплете, которую вынул из специального кармана, прикрепленного к сетке. Это был разграфленный журнал. На обложке значились только номер отсека и кличка, данная змее. На первой странице — запись о родоводе, возрасте и тому подобное. Остальные страницы занимал учет отбора яда. График и его исполнение. Каждая страница — новый месяц. Чан старательно заполнял все графы ровным, аккуратным почерком, сопровождая условные обозначения собственными пометками.

На одной из страниц Максим заметил жирный прочерк в графе исполнения. Минуту назад Чан с гордостью заявил, что у него никогда не бывает сбоев.

Один взгляд, и тот уже знал, о чем речь — Максим почувствовал это нутром, — но Чан пожал плечами, сделав вид, будто плохо помнит тот день, вероятнее всего, речь идет о каком-то пустяковом случае, не стоящем внимания.

— Прочерк означает только то, что я не стал у нее брать яд. Должно быть, в этом отпала необходимость.

Но от Максима не так-то легко было отвязаться.

— То есть, как это? Что же могло произойти?

— Очевидно, в тот день она его израсходовала, — расплывчато пояснил Чан.

— Как это понимать, израсходовала? Вы же сами только что сказали, что она расходует его очень мало.

— На ящерицу — да, — он начинал терять терпение.

— А что, разве кроме ящериц, бывает что-то еще? — не унимался Максим.

— Сэр, извините, — недовольно сказал Чан, вместо ответа отстраняя его и хватая палку с крючком на конце. — Я должен это сделать немедленно.

А минутой назад его словоохотливость не имела границ. У Максима складывалось впечатление, что в этом террариуме иногда происходило нечто такое, чего ему не следовало знать.

Змея, извиваясь, уже висела над кормушкой.

— Ну-ка, иди ко мне, моя милая, — ловким движением Чан схватил ее за шею голой рукой, положив указательный палец на плоскую чешуйчатую голову.

Раскрыв пасть, кобра сердито обнажила два длинных, торчащих сверху ядовитых зуба. Но она уже ничего не могла поделать. Ее хвост, которым ей бы следовало во что-нибудь упереться, этот обязательный участник смертоносного броска, беспомощно болтался в воздухе. Чан поднес ее к фарфоровой чаше таким образом, чтобы верхние зубы коснулись внутренней поверхности, надавил указательным пальцем, и по стенке зачастили капли драгоценного змеиного яда.