— Дерзкая и такая сильная девочка… Моя девочка…
«— Поверь, твоя компания и вся эта происходящая хуйня мне не менее неприятны.»
— Я лгал тебе, Элен. Я нагло лгал тебе…
Стиснув зубы от бессилия, я закрыл лицо ладонями. Обрывки воспоминаний душили меня, заставляя жилки на шее и лбу вздыматься из-за охвативших меня эмоций. Я кое-как повернулся на бок, тихо рыча от боли в голове и от тех ощущений, что сдавливали грудную клетку. Уснуть и забыться никак не удавалось…
«— И чего боится Лидер…? — еле слышно спросила она.
— Скажем… Это слишком интимно. Так же интимно, как и мое имя, которого ты не знаешь.»
Я столько всего не успел ей сказать.
Мы так много не успели сделать.
Сейчас я бы ответил на вопрос Элен так — Лидер боится опоздать и не сказать своему близкому человеку, как он ему дорог…
Осталась ли она жива? Победила ли чертовых карконов, по чьей милости я снова оказался в своем мире, до сих пор не понимая до конца механику перемещения? Схватила ли моя милая беглеца Элиаса, спасла ли свою семью?
И ищет ли она меня, давясь колющими нутро чувствами так же, как я сейчас?..
Я не мог позволить сомнению в том, что всё пережитое — бред, поселиться и разрастись во мне, как ядовитому сорняку, и поэтому полагаясь на свою телесную память и эмоции продолжал стойко убеждать себя в том, что я был в Империи, был с Элен…
Если в самом начале, попав в ее палатку, я мечтал скорее вернуться в Чикаго и выкинуть это недоразумение из памяти, как ненужный хлам, то сейчас я остро желал вернуться обратно.
Чтобы вновь прижать ее к себе, впиться в сладкие губы и прошептать в них всё, что не успел…
***
Два месяца спустя…
Я сбился со счету, сколько раз за последние недели приходил в это полностью разрушенное здание. Именно здесь я получил ту травму и, теперь, именно здесь я, как заведенный, каждый день пытался найти хоть какой-то, блять, намек на «кротовую» нору, иное измерение, да на что угодно, лишь бы попробовать переместиться обратно в крепость рядом с Нуром.
Весь мой разум занимала только одна единственная цель — вернуться туда. Найти Элен. Я не мог так просто смириться с тем, что из-за ебучей случайности так резко оказался снова в Чикаго, оставив ее там одну. Я ведь обещал ей…
Если в бой, то только — вместе.
Пнув носком берца кусок цемента, я опустил голову и упер руки в бока. Тусклый осенний луч закатного солнца проник сквозь обвалившуюся крышу ко мне, коснувшись лица. Я знал, что мои действия понемногу становились настоящей манией, но мне было абсолютно похуй на то, как это выглядело со стороны.
Изгоев мы победили даже раньше, чем предсказывал Макс, оттеснив их за пределы уставшего от войны города. Кругом остались лишь обломки покорёженных зданий, многочисленные разрушения и застывшее в воздухе ожидание лучших времён.
Рана на моем затылке действительно еще долго давала о себе знать, но сейчас единственным напоминанием о ней служили шрам под волосами и легкое постоянное покалывание, которое, как сказал врач, уже никогда не пройдет. Во мне не было никакого ощущения радости и облегчения от осознания того, что я избежал верной смерти — такие травмы обычно не были совместимы с жизнью, но я воспринимал это слишком беззаботно.
Я лишь страстно мечтал попасть в Империю. Стал одержим этой идеей. Все мои ресурсы — физические и моральные — были направлены только на это, и порой в голову заползали неуместные мысли о том, как бы еще раз где-нибудь удариться так, чтобы найти туда вход.
В очередной раз не добившись, блять, ничего толкового, я с разочарованным вздохом побрел прочь от развалин некогда жилого дома, ставшего в недалёком прошлом на мгновение пунктом моей отправки в чужие края…
Но я, как самый конченный глупец, всё так же не терял надежды.
Она, эта чертова надежда, это свербевшее внутри светлое, покрытое рябью, чувство являлась для меня в последние месяцы самым настоящим наркотиком.
И кто мог знать, что «слезть с ее иглы» мне удастся уже сегодня…
***
Оказаться вновь в баре Бесстрашия для меня стало нормой — каждую новую неудачу по поиску входа в параллельный мир я топил в щедрых порциях довольно дерьмового виски. Алкоголь притуплял на несколько драгоценных часов въевшийся в сетчатку глаза образ Элен — я до сих пор помнил, какова ее кожа на ощупь и вкус, ее разгоряченные стоны, срывающиеся с чуть надменного изгиба губ, ее извивающееся тело на моем… Я хранил в башке мгновения наших действий, слов, ситуаций, шагов друг другу, и пиздец как сильно боялся потерять эти воспоминания навсегда. Пара стаканов облегчала гудящую, обжигающую боль где-то в грудине, которая была далеко не физиологического характера, хотя я понимал, что это было лишь временным избавлением.
С окончанием войны не вся фракция окончательно оклемалась — лишь немногие теперь посещали опустевший и потускневший бар в Яме. И мне это было только на руку: чем меньше надоедливых соратников в качестве собутыльников и собеседников, тем лучше.
В плохо освещённом помещении играла какая-то медленная мелодия с притягательным женским голосом — что-что, а музыку тех времён, которая существовала до глобальной катастрофы, повлекшей выживание одного единственного Чикаго, нынешнее поколение хранило бережнее всего.
Я прислонился спиной к столешнице барной стойки, за которой Бесстрашный бармен лениво протирал различную утварь, и оперся локтями назад. В стакане плескалась светло-янтарная жидкость, ударяясь о неровные кубики льда; она была крайне противна на вкус — с потерей человеческой цивилизации, люди разучились делать нормальный алкоголь.
Я, коротко вздохнув, поднес стекло ко рту, отпивая горечь, и уже нетрезвым взглядом озирал редкие парочки и одиночек на танцполе. Это день должен был завершиться так же, как и все предыдущие — бар, опьянение, сигарета перед отбоем и надоевшая бессонница.
Если бы не одно «но», не заставившее себя долго ждать…
Я крутанулся на стуле к бармену, требуя добавки, как взгляд зацепился за светловолосую девушку, сидевшую через одно сидение от меня. Тонкие, показавшиеся буквально на секунду знакомыми, пальцы водили по краю такого же стакана с виски. Я не заметил ее появления.
Профиль незнакомки был скрыт за прямыми прядями каре, и я поймал себя на мысли — даже не вглядываясь в лицо — что вижу ее впервые, хотя знаю почти каждого человека во фракции. Военное положение и статус лидера, как-никак, обязывали.
Мазнув по ней взглядом, я вдруг ощутил сквозь волну алкогольного тепла, что вся ее фигура почему-то всё равно кажется мне знакомой. На ней были обтягивающие черные брюки и короткая, того же цвета, футболка, обнажающая идеальный живот и поясницу с едва заметными ямочками на крестце. И там в центре на коже у края брюк виднелась татуировка какой-то птицы.
Как следует рассмотреть рисунок я не успел, потому что Бесстрашная, не поворачивая ко мне головы, тихо, но слышно через музыку, проговорила:
— Буду признательна, если вы не будете прожигать меня взглядом, — во фразе чувствовалась холодная гордость, — Думаю, мы оба пришли сюда для того, чтобы провести время в одиночестве, так что не стоит привлекать к себе внимание, пристально рассматривая меня.
Я опешил не только от ее слегка нахального тона и того, что она возомнила, блять, о себе невесть что. Этот голос я узнал бы где угодно, когда угодно и в каких угодно обстоятельствах…
Облизав пересохшие губы, я, естественно наплевал не только на просьбу незнакомки, но и на явный намек оставить ее одну, и резко пересел на стул рядом с ней.
Не совладая с лёгкой дрожью в голосе, я проговорил ей первые пришедшие в голову слова, в надежде на ответ, который позволит услышать женский голос ещё раз. Вышло чуть грубее, чем я хотел, но плевать — мне нужно было убедиться в том, что я не схожу сейчас с ума, и это не пьяный угар.
— Я никогда не видел тебя здесь.
— Возможно, это из-за того, что я недавно окончила инициацию и заступила на службу. Ещё вопросы будут? — как ни странно, дерзость в тоне испарилась, но уступила место еле заметному раздражению.
