— Я не говорила, что они точно собираются тебе помочь, я лишь обещала обратиться к ним и попробовать. Многие первые лица Империи — генералы, Кровавый Сорокопут, даже Император — ежегодно совершают паломничество к горной берлоге Пророков, ища совета по государственным вопросам, так почему бы и нам не попытаться? Это в любом случае лучше, чем ждать чего-то свыше годами, понятия не имея, как вернуться обратно, — проигнорировав мое недовольство, хладнокровно проговорила Элен.
— И как мы доберемся до их берлоги? — ее аргументы меня не очень убедили, но мне ничего другого не оставалось, кроме как постараться принять их и ждать.
— Сначала покончим с основной миссией, а затем найдем Пророков, — Сорокопут старательно избегала лишнего упоминания об Элиасе. Теперь мы шагали рядом, и я заметил, как ее брови под маской строго нахмурились, — Если они не найдут нас раньше.
— Даже так… — только и смог сказать я.
В силу своего не задавленного Бесстрашием любопытства и стремления во всем разбираться досконально, я почувствовал, как меня начинают напрягать определенные недомолвки, и, не заботясь о чувствах Кровавого Сорокопута, я с легкой прохладой в голосе спросил ее:
— Кто такой этот, блять, Элиас, и почему он стал так неугоден тебе и Императору?
Мы прошли еще пару шагов, прежде чем Элен резко развернулась ко мне.
— Я буду тебе крайне благодарна, Лидер, если ты оставишь свои расспросы при себе, — отчеканила она, глядя мне в глаза, на что я остановился и медленно скрестил руки на груди. Мои губы тут же тронула самодовольная улыбка.
Кажется, я понял.
— Хм, дай-ка угадаю… Бессердечного Кровавого Сорокопута влюбил в себя беглец по имени Элиас? — я даже не успел договорить, как Элен вскинула свой меч, направив его прямо в мое горло.
Острие впилось мне в кадык, причиняя дискомфорт, но единственное, что выдало мое замешательство, это исчезнувшая ухмылка. Я поспешил вскинуть руки в примирительном жесте, будто сдавался, и цепким взглядом оценил обстановку.
Сорокопут тяжело дышала, словно пробежала несколько километров, и ее глаза метали молнии в мою сторону:
— Не смей. Слышишь? Не смей говорить такое. Ты ничего не знаешь… — на последних словах металл в ее голосе исчез, оставив только отголоски боли, и я невольно нахмурился от ощущения собственной неправоты, которую почти никогда не признавал.
Элен очень медленно отвела клинок в сторону, спрятав его обратно в ножны одним профессиональным движением. Напустив на лицо самое отстраненное и бесстрастное выражение на которое была способна, она отвернулась и пошла дальше.
Я же всё еще стоял, осмысливая произошедшее, и почему-то чувствовал нарастающие внутри странное гложущее чувство и ярую злость — во-первых, на самого себя, во-вторых на нее и на скрытую боль в голубых глазах, а в-третьих… на этого придурка Элиаса.
Попутно в память настойчиво лезли воспоминания о ее пальцах в моей руке ночью, об обнимающих меня сзади во время скачки на коне ладонях…
Мне резко захотелось как-то задеть Элен снова, потому что именно во времена этих провокаций она словно оживала, переставая быть такой холодной и неприступной, а во взгляде загорался огонь вызова.
Сделав шаг, чтобы догнать ее, я, не долго обдумывая свою реплику, громко и насмешливо воскликнул:
— Сдается мне, все твои проблемы из-за отсутствия нормального мужика. Я бы на месте Элиаса не отказался бы от такой женщины.
О да.
Сработало.
Сорокопут вновь обернулась ко мне — крылья ее носа вздувались от охватившей ее ярости, а та часть скул, что не была скрыта маской, порозовела.
Смутилась, девчонка, да еще как смутилась…
— Ты закроешь свой рот или… — она не успела договорить, потому что я приблизился к ней на максимально близкое расстояние и перебил это возмущение, склонившись к точеному лицу, продолжив шепотом:
— Лично я бы на его месте сутками не выпускал бы тебя из своей спальни…
Я окинул ее фигуру вызывающим взглядом, добавляя масло в разгоревшееся между нами пламя эмоций. В ее глазах вспыхнуло что-то неведомое, что тут же ускользнуло от меня, не успев принять форму, а через мгновение Элен со всей силы ударила меня ладонями в плечи, впечатывая в каменную стену ущелья сзади.
Опешив от ее действий, я хотел было что-то сказать, но она моментально накрыла мои губы ладонью, случайно царапнув по щеке ногтем. Прижавшись ко мне сама, Элен сильнее надавила рукой на мой рот и тихо протянула:
— Ш-ш-ш… — она настороженно повернула голову, вглядываясь в конец ущелья, где виднелись барханы золотистого песка начинающейся после горной цепи пустыни, — Вслушайся.
Надо отдать ей должное — Сорокопут с идеальной скоростью поменялась в лице и в настроении, приняв боевую готовность, чего мне лично пока не удавалось сделать. И виной тому — ее стройное тело, которое я чувствовал сквозь тонкую черную ткань, прижимающееся к моим оголенным мышцами, и горячие пальцы на моих губах.
Кое-как настроившись на потенциальную опасность рядом, я постарался уловить то, что расслышала она. Вдалеке, в пустыне очень и очень тихо раздавались голоса и какое-то бренчание.
Все-таки, я вновь недооценил Сорокопута — слух у нее был что надо. Я бы никогда в жизни не почувствовал и не услышал бы звуки угрозы на таком расстоянии.
Либо я слишком отвлекся сейчас, в чем не хотел, блять, себе признаваться…
Элен осторожно убрала ладонь с моего рта, убедившись в том, что и я теперь пристально вслушиваюсь в тишину и не собираюсь выдавать нас, но при этом не отошла от меня ни на йоту. Она все так же всматривалась вдаль, навострив уши, а мне оставалось только молча разглядывать ее профиль в паре сантиметров от своего лица.
— Это работорговцы, — я понял ее слова лишь по движению губ, настолько тихо она это произнесла, и все думал — она не отходит от меня потому, что так нас не будет видно, или потому, что ей нравится прижиматься ко мне?
Облизав пересохшие губы, что не ускользнуло от ее внимания, ведь она наблюдала за мной краем глаза, я шепотом спросил:
— И что нам это дает?
— Лошадь и пищу, если сможем их обокрасть, — Элен отвернулась от созерцания дороги впереди и слегка коснулась кончиком носа моего, — Или же смерть, потому что себя и свой товар они будут защищать до последнего.
Я не удержался от дерзкой улыбки, глядя ей в глаза, и с иронией подметил:
— Ты, блять, чертов Кровавый Сорокопут. И боишься смерти от каких-то работорговцев?
— Врага не стоит недооценивать, — проницательно ответила она, не отводя своего взгляда от моего.
Что-то в ее фразе дало мне понять, что она имеет ввиду не только этих нежданных гостей пустыни. Я видел и почти физически чувствовал, как ее тянет к моим губам, как она хочет забрать этот поцелуй, который так был нужен нам обоим и так неуместен в данной ситуации. Но, собравшись с мыслями и силами, я первый прервал наш зрительный контакт, в котором снова возник водоворот эмоций, и с наглым видом кивнул в сторону прохода:
— Сколько там в среднем бывает человек в караване и перевозят ли они шлюх?
Элен, кажется, тоже избавилась от наваждения и еле заметно скривила губы, услышав последнее, но сначала ответила на первую часть вопроса:
— По-разному. Может быть и пять человек, а может, и двадцать пять.
Далее на ее лице, всё так же скрытом этой уже раздражающей меня маской, отразилось недоумение:
— Конечно, они перевозят девиц на продажу, но зачем тебе это?
Удовлетворившись ее ответами, я медленно выпрямил плечи, теперь смотря на нее исподлобья торжествующим взглядом человека, у которого созрел окончательный план.
Да, он был крайне рискованным и сыроватым, но я был уверен в своих силах — в конце концов, я, блять, Бесстрашный, я — Лидер, и привык идти ва-банк.
— Есть одна идея, но, думаю, она тебе не понравится, — пока я говорил ей это, плохо скрывая веселье в голосе и предвкушение от предстоящей бойни за ресурсы, попутно осторожно поднимал свои ладони по ее телу, будто обнимая: от талии — наверх, к шее и затылку. Она застыла, не двигаясь и не понимая моих маневров, и, как ни странно, это польстило моему самолюбию.