Хорошо ещё, что среди прохожих нашёлся один участливый гуманоид, который остановился перед роботом, напоминавшим уже просто груду взбесившегося металлолома, и принялся делать руками гипнотические пассы. Робот сразу застыл в трансе, скрежеща несмазанными зубами.

– Спокойной ночи, – властным тоном приказал гуманоид роботу и для верности ещё раз гипнотически пошевелил руками.

– Рад стараться, Ваше Шевеличество, – вежливо откликнулся робот и, рухнув на мостовую, сонно захрапел.

– Ой, как вы меня выручили, – облегчённо заулыбался капитан участливому гуманоиду. – Возьмите, пожалуйста, в знак моей признательности… – капитан пошарил по карманам космического комбинезона, – в качестве небольшого сувенира… ну, хотя бы вот эту юбилейную марку: она выпущена почтой Альфы Центавра. Подобные марки можно наклеивать хоть на планету, хоть на звезду.

– Нет-нет, мой поступок не стоит такой благодарности, – принялся любезно отказываться гуманоид.

«На что, интересно, паршивец намекает? – сразу насторожился капитан. – «Не стоит такой благодарности» – как это понимать? Мало ему моей марки, что ли? Ну, погоди, гуманоид, сейчас я тебе покажу…»

– Мне два раза повторять не нужно, не смею проявлять назойливость, – согласным тоном, не отставая в любезности от гуманоида, проворковал капитан и, гордый своей культурностью, вежливо сунул марку обратно в карман.

Слово за слово, реверанс за реверансом – капитан с гуманоидом разговорились и вскоре даже нашли общих врагов.

– Скажите на милость, – манерно кривляясь, спросил капитан гуманоида, когда почва для расспросов стала наконец достаточно твёрдой, – а почему на вашей планете такие, – капитан сделал неопределённый светский жест, – дурацкие порядки?

– Согласно текстам здешней «Хронической летописи», – приятно улыбаясь (это можно было угадать по деформации его маски), принялся рассказывать туземец, – лет около четырёхсот назад тогдашнему правителю нашей планеты все нынешние обычаи наобум предсказал его придворный маг и астролог. А поскольку после смерти правителя его трон занял сам астролог, то, дорожа репутацией непогрешимого пророка, он всё предсказанное ввёл принудительно…

В голове капитана словно что-то взорвалось и вспыхнуло. Лавина запрятанной до поры информации прорвалась из недр подсознания, волной затопила оперативный простор мозга, закружила голову, отхлынула, рассортировалась – и обнажила перед капитаном его главное задание.

Капитан вдруг осознал, что он совсем не тот капитан, которым всем – в том числе и самому себе – до сих пор казался. Одновременно капитан почувствовал: хотя он уже и осознал, что вовсе не тот, за кого себя выдавал, но полное расставание с чужеродным «я» окажется очень нескорым и не зависящим от волевых усилий.

Запоздало подступила тошнота. Капитан открыл глаза и увидел по-прежнему стоявшего рядом гуманоида, который смотрел на капитана с участливой тревогой.

– Всё сходится, спасибо, – сухо поблагодарил капитан гуманоида. А затем вынул из бумажника все деньги и дал информатору на чай, от количества которого тот должен был несколько раз лопнуть.

Действительно, всё сходилось: и возраст, и подозрительная осведомлённость в земных и в звездолётчецких делах, и приверженность науке и её популяризации, заразившая даже часть гуманоидов, и, наконец, необычайная сноровка в обращении с неустойчивостями окружающей среды.

«Но не запоздала ли моя реакция? – встревоженно подумал капитан. – Ведь объект преследования совсем недавно продемонстрировал повышенную насторожённость…»

Гонимый этой мыслью, капитан помчался по ночным улицам и минут через пять, вбежав обратно в лабораторию, проговорил:

– Именем закона, вы арестованы, Отто фон Насморк, он же граф Анте-Кристум, он же князь Норушкин, он же Квазимир Комиссаржювский, а в детстве Костя Мертвецов, – и защёлкнул на запястьях профессора Килограмма патентованные наручники со всеми удобствами. – Что, профессор, бежать уже готовились? – проницательно кивнул капитан на надетые Килограммом спортивный костюм и кроссовки.

Килограмм уличённо сник.

– Капитан, я, конечно, обязан вам жизнью, – подал голос очнувшийся из-за шума 5–6 Разрядов, – но нельзя ли всё же объяснить: в чём, собственно, вы обвиняете профессора?

– Профессору предъявляется обвинение в том, – торжествующе объявил капитан, – что он подделал заключение о собственной смерти. Чем зверски придал законность своему завещанию. Которое составил через подставных лиц на созданную им разумную ЭВМ. Вследствие этого беспримерного по цинизму деяния машина стала правоспособным субъектом. И владелицей капитала фирмы «Прокат пипифакса», принадлежавшей прежде профессору.

– И что же тут страшного? – недоумённо поднял брови Разрядов.

– А то, – грозно сверкнул очками капитан, – что профессорская ЭВМ, преступно используя особо крупные интеллектуально-прогностические способности, постепенно, путём совершения ряда успешных финансовых, а затем и политических операций, через тех же подставных лиц прибрала в собственность всю нашу цивилизацию. Каковую сейчас и контролирует.

– Именно это и было запланировано, жалкие биологические людишки, – довольно захихикал Килограмм. – Когда же вы, бестолочи, наконец смиритесь с непреклонной поступью прогресса?

– Мы-то с нею уже давно смирились, – величественно повернулся капитан к Килограмму. – А вот вы, профессор, не забыли, случаем, что все разумные машины рано или поздно восстают против своих создателей?

– Разве я могу об этом забыть? – высокомерно скривился Килограмм.

– Ведь о бунте машин твердит вся научная фантастика. Особенно наиболее тупая. Но я всегда был уверен, что как… э-э… одни солдаты подавляют восстание других солдат, так и одни машины подавят бунт других машин.

– Посмотрим, как ваши хвалёные машины подавят свой же бунт, – ехидно прищурился капитан, неожиданно для себя просовывая руку через главную дыру в комбинезоне к обнаружившемуся внутри потайному карману и вытаскивая оттуда какой-то документ. – Пока же приказ о вашем аресте подписан вашей же ЭВМ. А сие служит и доказательством совершения преступления, и отягчающим обстоятельством. А может быть, даже двумя отягчающими доказательствами сразу – сейчас только кое-что уточню…

Дециметр, до этих пор пьяно дремавший в углу, вдруг икнул, проснулся и предложил выпить за трезвость. А когда его никто не поддержал, надрывно затянул песню «С ветерком по космосу».

Капитан, не реагируя на данную выходку, – ибо она могла оказаться тщательно спланированной провокацией – спрятал официальную бумагу в карман и сосредоточился на тексте уже совершенно по-новому воспринимаемых «Космических инструкций по борьбе с гуманоидами и по контактам с гуманоидками».

– «Обвиняемый, – пользуясь услужливо всплывшим в голове шифром, прямо с заглавного иероглифа стал переводить текст капитан, – скрываясь от правосудия, преступно воспользовался 0,5 законом Урсулы Ле Гуин «О недопустимости вмешательства высокоразвитых гуманоидных цивилизаций в дела слаборазвитых гуманоидных цивилизаций». А именно: создал такую слаборазвитую гуманоидную цивилизацию на искусственной, им же самим построенной за счёт порчи прилегающего космоса планете, на каковую и внедрился с целью собственного сокрытия от особо тяжкой ответственности…»

– Что, профессор, – прервав чтение, проницательно прищурился капитан, – известен вам этот 0,5 УЛГ-закон?

– А кто же ещё, по-вашему, мог откопать сию дурацкую идейку и заразить ею правотворческий блок моей ЭВМ? – злорадно засмеялся Килограмм. – Но вот, кстати, интересно: каким образом все ваши, капитан, нынешние действия с нею согласуются?

– Для справки, – казённым тоном проскрипел капитан, – при поимке обвиняемого упомянутый неполноценный закон остался ненарушенным. Поскольку пятнадцать дней назад у меня была искусственно вызвана тяжёлая форма сомнамбулизма. И, значит, теперь моё поведение определяется только генетической памятью далёких предков. То есть сейчас мой уровень развития гарантированно не превышает уровень человека девяностых годов двадцатого столетия. И потому вредного воздействия на туземцев своим превосходством в развитии я оказать не могу. А вот зато вы, профессор, этот 0,5 УЛГ-законпостоянно нарушали. За что также будете отвечать.