Килограмм направил излучатель установки на окошко низкотемпературной камеры, рядом с которой как раз остановился капитан. И под действием концентрированной вероятности мороз вместо обычных своих узоров разрисовал оконное стекло отборной порнографией.

– Ну как, теперь-то уж у вас у обоих, надеюсь, всё? – радостно спросил капитан, пересмотрев все порнограммы.

– Почти, – ответил Дециметр, возжаждавший повторить успех коллеги и тоже добиться научных лавров. – Видите вон тот резервуар?

– Ну вижу. И что у вас там такое? Неужто заспиртованная моча? – расстроенно поинтересовался капитан.

Профессор Дециметр негодующе кашлянул и подвёл капитана к ванне с жидкостью, в которой пробегали мелкие волнообразные неоднородности. По словам Дециметра, это были как бы «существа», передвигавшиеся при помощи репликации: в растворе, насыщенном мононуклеотидами и ферментами, молекулы материнских РНК постоянно строили перед собой дочерние молекулы. После чего распадались, передавая эстафету материнства «потомкам». Таким образом, передвижение живых объектов происходило в установке за счёт рождения и смерти.

– Репликация – это здорово, – тожественно похвалил капитан. – Ну и ну.

– Слушайте, капитан, – не удержался подозрительный Дециметр, – а вы действительно поняли всё, что я рассказал?

– Конечно, всё, профессор, – жизнерадостно кивнул капитан. – Ну, может, за исключением того, что такое «репликация» и «РНК».

Дециметр помолчал, тупо уставившись на свою установку взглядом, полным ненависти к капитану, потом тяжело вздохнул, прошёл в угол, выбрал самую большую мензурку, сосредоточенно налил в неё до краёв какую-топрозрачную жидкость, размашисто выпил и сдавленно закашлялся.

– Это у него водка, разбавленная спиртом, – зашептал Килограмм капитану, показывая глазами на Дециметра.

– Не надо обращать на меня внимания, – угрожающе попросил присутствующих Дециметр. – Я вам тут не объект исследования, – с этими словами Дециметр бесстрастно икнул и осел на пол.

Дождавшийся своей очереди Килограмм снова подхватил капитана и пообещал удивить его. Но человек способен удивляться лишь там, где сведущ. Капитан же мог только симулировать понимание – чтобы не обижать старательного старичка. А потому отнёсся равнодушно и к созданному Килограммом конвейеру, на котором выращивалась широкая лента натурального собольего меха, и к ещё более совершенной установке, где мех рос прямо по форме тела заказчика.

И вместо того чтобы слушать рассказ Килограмма о селекции новых пород съедобных животных, чья пигментация шкуры имела бы вид буквенной записи лучших рецептов их приготовления, капитан, которого в области селекции интересовала разве что проблема скрещивания мужчин с женщинами, начал размышлять: откуда Килограмму известно о вкусах традиционно сексолюбивых звездолётчиков?

Эти размышления тоже недолго занимали капитана. И тогда он, не прекращая восхищённых восклицаний и амплитудных движений головой, при помощи короткофокусной положительной контактной линзы, которую постоянно носил на роговице одного глаза, принялся незаметно перечитывать «Космические инструкции по контактам с гуманоидами и с гуманоидками», напечатанные на микроплёнках, приклеенных изнутри к стеклу его слегка затемнённых очков.

Капитан в совершенстве владел этим старинным студенческим приёмом подглядывания на экзаменах – где в первую очередь проверяется, как известно, умение пользоваться шпаргалками. Капитан был вынужден освоить этот приём после того, как на сдаче прикладной схоластики главный экзаменатор Министерства Незаконченного Образования доктор Чепэев извлёк у него, ещё курсанта, из рукава пять томов «Полного Собрания Шпаргалок» in folio.

Однако в конце концов не выдержав, капитан со свойственной ему деликатностью пожаловался туземцам на их надоедливость и сообщил, что давно уже хочет подетальнее осмотреть здешний город.

– Сейчас, как видите, никто из нас не готов быть вашим гидом, – разочарованно протянул профессор Килограмм, оглядываясь на безучастно стоявшего в стороне 5–6 Разрядова и на пьяно икавшего в углу Дециметра. – Поэтому в качестве провожатого могу предложить только робота одноразового использования с электронным мозгом мощностью всего в одну лошадиную силу. А эти роботы, увы, не очень надёжны…

Из ящика в лабораторном стеллаже вылез склёпанный из металлических уголков и похожий на самого капитана голый бородатый робот в очках и с бритой головой. Робот засунул себе в багажник дополнительный аккумулятор, оделся в маску и, когда на него нацепили ошейник с поводком, повёл капитана по ночному городу.

Безлунное небо над планетой усыпали такие яркие звёзды, что, хотя мешало зарево городских огней, можно было различить тени от звёзд и даже звёздную зарю на лёгких облачках у горизонта.

Не обращая внимания на возмущённые крики прохожих, капитан в исследовательских целях пинками опрокинул с десяток уличных урн и, покопавшись в мусоре, совершенно бесплатно нашёл свежий номер местной газеты «Вечерний рассвет».

Развернув газету так, чтобы витрины фирмы «Импорт шпионов» осветили страницы, капитан прочитал сперва написанный неким Гипнопотамом фельетон, в котором высмеивался ряд физических законов, а потом статью академика Боголомова, предлагавшего ввести за нарушение этих законов уголовную ответственность.

Культурная хроника газеты сообщала о гастролях Большого какофонического оркестра и о скандале на премьере балета «Раздетта», где артисты закидали публику тухлыми яйцами за то, что та отключила музыкальный инструмент, издающий аплодисменты.

Заканчивалась культурная хроника репортажем о торжественном открытии местными археологами автостоянки первобытного человека. Где помимо наскальных кинокартин, золотого зуба мамонта и ископаемого протеза ноги, по которому научными методами восстановили полный облик его обладателя, было найдено множество предметов пещерного обихода из окаменелого металла. А также ряд полустёртых надписей, примерный перевод коих с первобытного выглядел так: «Ударим чистотой стоянки по истории древнего мира» и «Отстоим права архантропа на тайну личной жизни».

Ещё в газете имелось объявление о сеансе реанимационного фильма «Сверхновая планета». Капитан хотел было пойти на кинокартину, но сопровождавший робот принялся отговаривать капитана: мол, даже старожилы – и те помнят, что такого нудного фильма не появлялось уже лет сто: фильм настолько набит штампами, что его можно смотреть с закрытыми глазами.

– Слушай, железяка, – вежливо перебил капитан провожатого, – а как называется ваша планета – ну вот эта, на которой мы с тобой находимся?

– О добрый господин, – неожиданно взмолился провожатый, с громыханием падая на колени, – пожалуйста, не задавайте такие вопросы бедному роботу. Мне велено скрывать от вас название нашей планеты – но ведь вы тоже скрываете от нас своё имя…

– Разве? – поднял брови капитан. – Тебе, может, ещё всю мою анкету пересказать? Тогда пожалуйста: меня зовут… э-э… Яименименя, по национальности я… э-э… чистокровная помесь арийца со снежным человеком, живу в городе… э-э… Нефтеигазск, а работаю в журнале… э-э… «Нэйшнл Джиометри»… э-э… псих-олухом. Ну, как там с названием планеты, мятежный робот?

– Алло, капитан, – заговорил вдруг человечьим голосом селектор, висевший на груди робота, – это вы, капитан? – голос, несомненно, принадлежал Килограмму. – Сейчас же прекра…

– Вы ошиблись номером, это прачечная, – сварливо отрезал капитан, выключая селектор и на всякий случай оттаскивая робота подальше от витрин, на которой красовались декоративные скрытые камеры.

– О добрый господин, – простонал робот, – я всё равно не могу сообщить вам название нашей планеты. Потому что оно, увы, нецензурное…

И с этого момента робот испортился. Его тупой компьютер отвечал теперь на любые вопросы, но отвечал лишь одно: «Не знаю». А потом в роботе что-тохрустнуло, и он вообще стал бросаться на прохожих, разваливаясь при этом прямо на глазах.