– Вы сказали «у невежества», профессор? Вот это уже совсем другое дело. Невежество, – это моя родная стихия, – с трудом пересилив мгновенно возникшее желание сделать из зубов оскорбителя аккуратную кучку, принялся преувеличенно восторгаться капитан. – Я как раз крупнейший специалист в данной сфере. И даже один из авторов учебника по невежеству. Интересно, профессор: как вы догадались, что эта область знаний мне очень близка?

– Область знаний? Тогда, быть может, вы знаете, – переждав восторги собеседника, веско произнёс Дециметр, и его зубы опять призывно сверкнули, – что сегодня, когда кругом свирепствует повальное благополучие, усиление зон удовольствия протезированием всем нам просто жизненно необходимо?

– Конечно, не знаю, – жизнерадостно помотал головой капитан. – И признаюсь в этом – заметьте, профессор – с превеликим удовольствием. А вот не могли бы вы как специалист по протезам предугадать: понадобятся вам через минуту протезы зубов или нет?

– Капитан, давайте не будем отвлекаться от темы, – снисходительно улыбнулся Дециметр. – Надеюсь, вам известно хотя бы то, что чувство удовольствия возникает как результат электрохимических раздражений в особых частях мозга, в так называемых «зонах удовольствия»?

– Да с какой стати я должен знать подобную муру? – вытаращил глаза капитан. – Ведь это, наверное, что-нибудь жутко высоколобое, не правда ли, профессор? А не находите, что с начисто вышибленными зубами вы стали бы выглядеть ещё высоколобее?

– Проблема в том, – нетерпеливо перебил Дециметр капитана с его вопросами, – что сегодня в мире сложилось тревожное, близкое к кризисному положение дел. А именно: из-за всеобщего трусливого консерватизма в вопросах получения удовольствий огромные и всё возрастающие мощности цивилизации, тераватты её энергии тратятся в конечном счёте на создание жалких, совершенно микроскопических токов в наших мозгах. Да и то лишь на самой периферии зон удовольствия…

– До чего же назойливые звуки издают некоторые гуманоиды перед тем, как получить по зубам… – озабоченно забормотал капитан, сжимая кулаки и многообещающе их оглядывая.

– …И получается, – продолжил издавать звуки Дециметр, – что КПД нашей цивилизации – который можно выразить как отношение всеобщего почти невозрастающего удовольствия к стремительно растущим затратам ресурсов – он непрерывно уменьшается, приближаясь к нулю. И мы, значит, всё относительно слабее стимулируемся положительными подкреплениями. Но ведь этак можно превратиться вообще в бесчувственную биомассу…

– Ах, профессор, сие у вас, наверное, просто гениальный вывод. А, кстати, зубы не мешают вам быть гениальным? – проявил капитан внимание к собеседнику.

– Однако если вы, капитан, – вкрадчиво понизил голос Дециметр, – воспользуетесь моим изобретением, то при каждом положительном подкреплении электрические заряды и нейромедиаторы потекут в вашем усовершенствованном мозге непосредственно в центры зон удовольствия. Причём мощность этих токов достигнет поистине астрономических величин…

– Профессор, – капитан угрожающе захватил левой рукой Дециметра за отворот халата, а кулак правой начал неторопливо отводить назад, – ну почему до вас так долго доходит, что человеку совсем не нужна ваша скорбная помощь?

– Да я же русским языком, – возмутился инопланетянин, – объяснил вам, что без всеобщего протезирования зон удовольствия рано или поздно должно наступить…

Дверь операционного бокса осторожно открылась, и в него заглянули привлечённые шумом Килограмм с 5–6 Разрядовым.

Капитан сразу отпустил Дециметра и сделал встревоженное лицо:

– Гуманоиды, у вас какие-то проблемы?

– Нет-нет, – переминаясь в дверях, смущённо промямлил Килограмм.

– Просто мы тут Разрядова до ума доводили. Потом видим: дверь. Дай, думаем, зайдём… Правда, Разрядов?

– А вот у нас с профессором Дециметром маленькая дискуссия вышла, – стал рассказывать капитан. – Он хотел засунуть мне в голову какой-то протез. Но я, похоже, переубедил профессора. И он, кажется, понял, что прежде чем донимать меня, ему нужно срочно потренироваться в изготовлении протезов для ломовых телег. Правильно, профессор?

– Не совсем, капитан, – захихикал Дециметр. – Но частично вы правы: да, в плане умственных способностей у вас действительно много общего с ломовыми экипажами…

– Профессор, вы явно мните себя крупным изобретателем и выдающимся учёным. Но, к сожалению, всё, что я от вас услышал, без сомнений, является результатом обыкновенного обострения глупости: вашей глупости, – поделился сделанными наблюдениями капитан и на всякий случай стал оглядываться в поисках чего-нибудь поувесистее: тяжёлые предметы всегда служили ему хорошим подспорьем в дискуссиях на мировоззренческие темы.

– Не злитесь на нас, пожалуйста, – постарался успокоить капитана Килограмм. – Вы же всё-таки человек – не то что мы, злосчастные гуманоиды…

– Слушайте, инопланетяне, – капитан устало посмотрел на циферблат голографических часов, вытатуированных под кожей запястья люминесцентными жидкими кристаллами и полупроводниковыми плёнками, – скоро будет уже полсуток, как я сюда прилетел. А толком мною у вас так ничего ещё не осмотрено…

Дверь перед капитаном со скрипом испарилась, и оба профессора, потирая от радости руки, втолкнули его в свою главную лабораторию.

– Да я ведь совсем другое имел в виду… – попытался протестовать капитан, но было уже поздно: глуховатый Килограмм подтащил его к устройству, больше всего походившему на гоночный унитаз.

– Это сверхточные весы для измерения массы гравитационного поля, – похвастался профессор. – Они настолько чувствительны, настолько тонко реагируют на любую гравитационную неоднородность, что погрешность их измерений в сто раз превышает любой получаемый результат. А теперь, капитан, идите сюда. Гравитационная постоянная вещества зависит, как известно, от концентрации в нём антигравитационной составляющей. Поэтому вон те деревья, имеющие сформированную мною генетическую способность накапливать эту антигравитационную составляющую, могут достигать высоты, сравнимой с расстояниями между звёздами. Что, несомненно, поможет кардинально решить проблему озеленения космоса. А вот эта установка позволила провести ряд тонких экспериментов, которые показали, что, начиная с так называемого «тёмного» микроуровня, исследования сами строят материю. То есть с некоторого порога проникновения вглубь материи все результаты – артефакты.

– Капитан, – осторожно потянул недавнего оппонента за рукав Дециметр, тоже, видимо, испытывавший дефицит в слушателях, – вы слышали о моём предложении утеплять солнце? Поскольку местное солнце является аннигиляционной звездой, мне пришлось научиться синтезировать катализатор реакции аннигиляции. А вы понимаете, что это было очень непросто?

– Да-да, конечно, ещё бы, – с размаху кивнул и явно непонимающе поддакнул капитан.

– А вот здесь, на предметном стекле, – подозрительно посмотрев на капитана, позвал его Дециметр, – видны микропорции ингибитора данной реакции. Вот, можете взглянуть…

Капитан уже готов был по-нашему, по-простому, по-звездолётчецки поинтересоваться: а нет ли, мол, в лаборатории устройства для вышибания кое-кому зубов? Но вспомнив, что он не какой-нибудь недоделанный гуманоид, а самый что ни на есть подлинный человек, сдержался, посмотрел через голограмму микроскопа на препарат, ничего не понял и с учёным видом глубокомысленно изрёк:

– Ну и дрянь… Я-то думал, профессор, вы мне хоть что-нибудь путное покажете…

– Правильно, – поддержал капитана Килограмм. – Я тоже говорю, что это похоже просто на рафинированную грязь. Идите лучше сюда, капитан: уж я-то знаю вкусы героев звездоплавания… Вон та установка – видите? – это мой направленный концентратор вероятности. С его помощью я доказал, что вероятность может перемещаться со скоростью, равной бесконечности и даже ещё быстрее. Понятно, что данные опыты слишком академичны и скучны для вас, но мой направленный концентратор может продемонстрировать кое-что поувлекательнее. Оставайтесь на месте, капитан, и смотрите вон на то окно.