— Нет… Я… — И начинаю плакать навзрыд, задыхаясь и захлебываясь. Марго тут же сгребает меня в охапку и обнимает. Запах Шанель сильно ударяет в нос, но мне все равно. Я цепляюсь в свою Главную, как за последнюю опору в жизни. Я снова одна. Снова наедине со своим горем, и только Марго служит утешителем. Только стало всё хуже. Я потеряла сестру, потеряла любимого…
— Знаешь, ты хотела отпуск, в Америку? Я тебе устрою. Тебе надо развеяться и не думать…
Я поднимаю взгляд и смотрю на Темную.
— Марго, я сегодня вызову демона…
Она напрягается под моими руками и смотрит пронзительным взглядом:
— Зачем?
— Узнаю, что произошло с Кевином. Я хочу узнать имена убийц.
— Мести жаждешь?
— Да. — Я выдыхаю это всем своим существом, но продолжаю говорить и слежу за лицом Марго: — Только я подозреваю, что Кевин не уходил от меня. Его заставили. А потом убили.
Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Молчит и о чем-то сосредоточенно думает. Я же жду признаний. Уверена, Химеры его прикончили, и Марго знает кто.
— Я достану тебе убийц Кевина, если ты так хочешь. Только умоляю, не играйся с демонами и чёрной магией в твоем положении — можешь потерять ребенка. Лучше поезжай в Америку и отдыхай, как хотела. А поимку убийц я возьму на себя.
Я киваю в ответ. Только есть одно «но»: я ей не доверяю в этом деле.
— Пойдем обратно. Пройдешь через портал… А то холодно тут.
Она разворачивает меня и ведет снова в офисное здание Химер. И только тут я вспоминаю через призму боли и горечи, что обещала Ксении разобраться с приходом неизвестных девушек. Я кошусь на Марго, которая похожа сейчас на злобную фурию — понятно, что сейчас полетят молнии в Киру. Могла ли Темная послать кого-то за кровью к Ксении? Могла… Спросить её? Вряд ли скажет правду.
Правда. Странное слово. Странная реальность моего мира. Я уже не знаю, чего ждать и кому доверять. А как бы хотелось слышать правду! Хотя, я знаю девушку, которая заставляет говорить ее. Субботина! Мне нужна Субботина.
— Ты обещала вчера, что придешь.
— Планы изменились. Впустишь? — Ксения открывает дверь и впускает меня. Она как-то придирчиво осматривает меня с головы до ног. — Проходить не будем. Поэтому расскажи, что случилось.
Из-за вести о смерти Кевина, я не рискнула к ней идти, как обещала. Вместо этого я проплакала весь вечер в подушку, позвонила Субботиной, а потом, после настойки пустырника, провалилась в сон. Только утром я вспомнила, что надо идти к Ксении.
— Что с Аней? Ты сказала, она умерла. — Мать не хочет слушать. Конечно же, из всей информации она услышала, что ее любимица из двух паршивых дочерей мертва. Я киваю, не в силах даже ответить. — Как?
— Заболела… — И отвожу взгляд.
— Она никогда не болела.
Хм! А Ксения, оказывается, внимательна была. Я смотрю на нее ненавидящим взглядом, еле сдерживаясь, чтобы не быть грубой:
— Никто не вечен. Все болеют, мама.
— И что у нее было?
— Какая разница: сифилис, СПИД, глаукома?
— Глаукома — это же слепота, кажется…
— Порой и слепота убивает. Ну, ты будешь рассказывать нам или нет?
Ксения вздыхает и, косясь на Субботину, которая понуро стоит возле двери, начинает рассказывать:
— Вчера утром был звонок. Пришли две девушки… Говорили странно… С акцентом. — Я смотрю на мать и понимаю, что рассказ ей дается трудно. Она начинает тереть лоб, пытаясь вспомнить, постоянно запинается, с трудом подыскивает слова. Странно! А ведь все это происходило вчера. Стерли память? Морган посодействовал? Вполне! — Эти девушки сказали, что они медсестры из больницы… Помню, показали документ… какой-то… А дальше сказали, что Анна при смерти, что срочно нужна кровь для переливания, времени для вызова меня в больницу нет, поэтому все делают тут, на дому…
— И тебя не насторожило, что условия были не стерильные?
— Нет… — Мама смотрит на меня круглыми большими глазами, в которых читается недоумение. Всё понятно, здесь еще и гипноз был. Внезапно Ксения охает и говорит испуганным голосом:
— Ты говоришь Аня болела… И они кровь забрали… Это что-то генетическое, да? Что-то опасное?
Да, мама, человеческая тупость генетически опасна. А я дура. И может, тоже генетически заражена.
— Нет. Кровь — это кровь. Она не связана с Аней никак. Ты можешь описать девушек?
— Да, могу. Одна высокая, угловатая, четкие скулы, крупные острые черты лица. Глаза голубые, серьезные, волосы темно-русые. Именно она говорила. Другая молчала и поддакивала.
— А вторая?
— Вторая помельче и моложе. Мне показалась сначала школьницей. Она твоего роста, волосы светлые с золотисто-рыжим отливом. Глаза… тоже голубые, но большие, раскосые, живые… Оленёнка напоминает.
Отлично! И как мне искать их? Вы не знаете Химер похожих на оленят? Со стороны Нины проходит шевеление, и я вижу, как она достает квадратный мелкий ящик — инквизиторский сличитель. Ни фига себе, что Нина носит в кармане!
— Я выйду в коридор. — Буркнув, Субботина не дожидаясь ответа, разворачивается и выходит.
— Они имена свои назвали?
— Да… Но не помню.
— Ты детали какие-нибудь заметила?
— Нет…
— Ничего не исчезло из дома?
Я задаю вопрос чисто для приличия — в принципе, для смертного это важнее, чем незаконный забор крови.
— Нет… Варя, ты тоже болеешь? Или ты действительно беременна?
— Что? Так плохо выгляжу?
Я не удивляюсь: не накрашенная, без каблуков, бледная, из-за токсикоза сильно похудела.
— Нет. Не плохо. Просто ты стала… мягче. Как Аня.
Я удивленно смотрю на Ксению.
— Кстати, где ее похоронили?
— Не скажу.
— Почему?
— Поздно быть хорошей матерью. Если при жизни Ани была никудышная, так после смерти думаешь наверстать? Или совесть гложет?
— Варя! — Она осаживает меня, как Анька. Даже нотки те же. И я замолкаю.
— Ладно. Я пойду.
Я почти выхожу из квартиры, как вслед доносится:
— Ты будешь замечательной мамой. Лучше, чем я.
И хлопаю дверью. Стою и пытаюсь прийти в себя, справиться со слезами. Будь прокляты эти гормоны! Постоянно реву на людях. Чуть что — сразу в слезы. Скажет тоже! Стала мягче, как Аня. Будто она знала, какая она была! Да Аня самая лучшая, самая хорошая, мне до нее, как до Луны пешком!
У выхода возле подъезда меня ждет Субботина и вертит сличитель в руках. Нинка согласилась помочь в память об Ане. Я думала, она попросит что-то, этим и славилась Субботина. Но тут всё сделала бескорыстно.
— Вот. Эти двое оставили на замке следы магии. — Я беру сличитель у нее и трогаю чужую энергию. Незнакомая. Неагрессивная. Сдержанная. Женская.
— Эх. Фигня всё это! Я не умею искать, как инквизиторы. Навыков не хватает. А заряд через пару часов потухнет. Так что это ничего не дает. Но, всё равно, спасибо.
— Ты скажешь своей Темной, что кто-то требовал кровь твоей Смертной?
— Нет. Не скажу.
— Почему? — Я вижу, как легкое удивление проскальзывает на бесстрастном лице Субботиной.
— Потому что мне кажется, это сделал Морган. Это он всё кружит возле меня и Ани. — Я не слышу вопроса от Нины, но чувствую, что она хочет продолжения объяснений. — Вчера мне сказали… — Я собираюсь духом и чуть осипшим голосом продолжаю: — Вчера мне сказали, что Кевина Ганна убили. Тебе твой Саббатовец ничего не говорил об этом?
Нина мотает головой.
— Короче, я подозреваю, что Морган со своими псами подстроил его побег и убил… Он же был им всем, как кость в горле. Хотя… я не понимаю одного: он же был им полезен! Зачем убивать Кевина, когда он…
Я рычу от беспомощности, закрывая лицо руками. У меня голова уже болит от слез, потерь и этих мыслей. Утираю слезы и вижу каменное лицо Нины — кажется, я вогнала ее в ступор своей реакцией.
— Ты, это, не знаешь Дэррила из клана Патриций?
— Нет.
— А говорит что-нибудь «США-Орегон-Доброе сердце»?
Нина качает головой.
— Ладно, Нин, спасибо, что сопроводила меня.
